Глава 16
Наступила напряженная тишина.
— Это что же получается? — ожила Анна. — Я с тобой, а она с Петькой?
— Выходит, так, — согласился Федор.
— Значит, скандала не случится, — обрадовалась женщина, — просто поменяемся мужьями. Пусть и детей забирают, мы с чистого листа начнем. Услыхав последнее заявление хозяйки, Феня чуть не задохнулась от негодования, но Кулькин не смутился.
— Мы должны тщательно обдумать ситуацию.
— Ага, — согласилась Анна. — И еще одно: не хочу жить нищей. Если добудем денег, то сумеем приобрести себе квартиру и избавимся от многих проблем.
— Где ж деньги взять? — вздохнул Кулькин.
— И это ты спрашиваешь? — змеей зашипела любовница. — Миллионы перевозите…
— С ума сошла!
— Вовсе нет.
— Мы доставляем чужие деньги.
— Сам говорил: они бандитские!
В кухне опять повисло молчание, затем Федор очень тихо сказал:
— Ну.., да.
— И Петя того же мнения. Я знаю, — азартно заявила Анна, — раньше люди честными были, деньги государственными считались. А теперь… Вон наш сосед снизу, Ванька Лесков, всем известно, он браток, с пистолетом ходит. И что? Иван за последний год джип купил, жену в шубы закутал, дочь, малолетнюю проститутку, золотом обвесил, строительство затеял: скупил все квартиры на этаже, теперь евроремонт делает. Откуда средства, спрашивается?
— Не знаю! — ответил Федор.
— Спер он их или убил тех, кто нужным количеством тугриков владел. Это его деньги вы с Петькой перевозите, ясно? — возбужденно шептала Анна.
— Прекрати, — попросил Кулькин, — и так тошно.
— Мне еще тошнее, — не успокаивалась Анна — Гроблю здоровье за копейки, целыми днями кручусь. О новом пальто только мечтаю! А Петр с Феденькой мешками баксы бандитские носят, охраняют наворованное…
— Хоть понимаешь, что предлагаешь? — нервно воскликнул Кулькин.
— Да, — подтвердила Анна. — Хочешь жить со мной? В собственной квартире?
— Конечно, — не раздумывая, отозвался Федор. — Только, боюсь, нам не жить, в смысле, вообще. Убьют.
— Кто?
— Бандюки. Или менты, что теперь одно и то же. Куда мы спрячемся? Разом вычислят!
— Дурак ты, Феденька, — ласково пропела Анна. — А если на вас нападут, ранят? Не смертельно, конечно, но неприятно. Тогда как?
— Работа у нас стремная, — завел Кулькин, — ясное дело, и по прежним годам риск имелся, до перестройки тоже инкассаторов грабили. Только сейчас беспредел наступил, восьмой налет за три месяца, двенадцать убитых. Банда в Москве объявилась, а может, даже не одна, больно часто на наши мешки охота идет. Раньше порядок соблюдался, бригада укомплектована была, выходной по графику, а сейчас… Да у нас половина мужиков уволилась! Никому неохота за чужие капиталы помирать.
— Очень хорошо про ваши проблемы знаю, — перебила Федора Анна, — на них и рассчитываю. Слушай предварительный план. Вам с Петькой следует сообщить, когда повезете большую сумму…
Дальше Феня не расслышала — Анна стала говорить еще тише.
— Погоди, — остановил любовницу через некоторое время Кулькин, — в туалет сбегаю.
— Так испугался? — захихикала Анна. — Не Дрейфь, я приношу удачу.
— Никого и ничего не боюсь, — сердито ответил Федор. — Просто живот прихватило, оливье переел…
Из кухни послышался шорох, Феня опрометью кинулась в комнату к детям, нянька очень не хотела быть застигнутой в момент подслушивания чужих разговоров, да еще таких, как планирование ограбления. Никем не замеченная, Феня донеслась до детской, услышала мерное сопение ребятишек, рухнула в постель и неожиданно провалилась в крепкий сон.
Утром Анна как ни в чем не бывало сказала Фене, когда та появилась на кухне:
— Пожарь побольше оладий, Аля и Федор у нас ночевали.
Нянька повернулась к плите. Ее терзали сомнения: может, ночного разговора не было? Вдруг Феня просто спала и ей приснился необычный сон? Ну не могла Анна, спокойная, простая женщина, мать троих детей, придумать такое!
Целый месяц потом Феня нервно вздрагивала, увидав хозяйку. Затем успокоилась. Жизнь в доме текла без изменений: Анна, мало интересуясь дочерьми и сыном, просиживала на службе, Петр работал, няня копошилась по хозяйству.
К апрелю Феня постаралась забыть подслушанное. Очевидно, Федор и Анна сильно поддали за новогодним столом, вот и несли всякую чушь. Мало ли какой бред болтают люди с пьяных глаз! Не стоит придавать значения подобным разговорам.
* * *
Четырнадцатого мая, поздно вечером, Анна сказала Фене:
— Надо дачу на лето присмотреть.
Нянька удивилась:
— А разве не в Вороново поедем, как всегда?
— Позвонила хозяйка, — пояснила Анна, — у нее дом сгорел.
— Вот беда! — всплеснула руками Феня.
— Точно, — кивнула Анна, — сплошной напряг. Боюсь, приличные места уже разобраны, как бы не остаться с детьми в городе…
— Что‑нибудь найдется! — оптимистично воскликнула Феня.
— Нельзя терять ни одного дня, — возбужденно говорила Анна, — собирайся!
— Куда?
— Завтра с утра поедешь в деревню Селькино, там вроде у одной бабы, Катерины Михайловны Сиротиной, дом на лето свободный есть, мне коллега по работе адресок дала. Вот, держи.
— Не успею до трех обернуться, — озабоченно помотала головой Феня. — Ну‑ка, посчитаю: до вокзала добраться, на электричке минут пятьдесят ехать, затем автобус, да он сразу не придет… В общем, как минимум два с лишним часа туда, столько же назад, с хозяйкой поболтать, избу посмотреть… Этак к вечеру только вернусь.
— И что? — недоуменно прищурилась Анна.
— Риточку надо из школы забрать, — напомнила Феня. — Кстати, и отвести на занятия тоже, Алешу на секцию проводить, у Ксюши музыкалка.
— Я сама займусь детьми, — улыбнулась Анна. — Езжай в Селькино, нам сейчас важно дачу найти.
Пятнадцатого мая Феня в легком недоумении отправилась на вокзал. День у няньки прошел плохо: электричка тащилась со всеми остановками почти полтора часа, до нужной деревни пришлось несколько километров идти пешком, потому что автобус сломался. В довершение всего в селе не оказалось женщины по имени Катерина Михайловна Сиротина. Феня попыталась договориться с другими хозяевами, но никто не хотел пускать на лето москвичей с тремя детьми и няней. Пришлось Фене ни с чем ехать назад. Обратная дорога оказалась такой же муторной, нянька устала, словно лошадь, тянувшая воз с железом.
Домой Феня приехала поздно, открыла дверь и вздрогнула. В квартире стояла тишина, нигде не горел свет, не работал телевизор.
— Петр Михайлович! — позвала Феня. — Анна Сергеевна! Вы где? Риточка, Ксюша, Алешенька!
Никто не ответил. Испугавшись еще больше, нянька побежала в глубь квартиры. Тревога росла и ширилась — хозяева и дети исчезли. Кастрюля с супом и котлеты на сковородке не тронуты, в маленьком чайнике мутно поблескивала вчерашняя заварка.
В полной растерянности Феня села на табуретку. Получалось, что хозяева не обедали, не пили чай, не ужинали… Не успела нянька собраться с мыслями, как раздался звонок в дверь. Женщина бросилась в прихожую, за порогом оказалась соседка, Нина Ивановна.
— Фенечка, — запричитала она, — горе‑то какое страшное!
— Что случилось? — помертвела няня, приваливаясь к стене. — Алешенька.., под машину попал? Он вечно торопится…
— Нет‑нет, — быстро возразила Нина Ивановна, — слава богу, дети живы и здоровы, Ксюша и Алеша у нас, Риточка вместе с Анной в больнице. Петр Михайлович попросил младшенькую привезти… Видно, больше всех ее любит. Напали на него, ранили сильно…
Феня вцепилась в вешалку. Естественно, нянька моментально вспомнила Новый год и подслушанный разговор. Нина Ивановна, абсолютно не подозревавшая о мыслях Фени, как ни в чем не бывало рассказывала невесть где узнанные подробности.
— Автобус подъехал, а в нем сорок штук бандитов с автоматами. Народу они положили — страсть! Сто прохожих! Вот ужас! По телику «Новости» показывали, я как раз кофе пить села, гляжу — Петр Михайлович лежит, весь в крови. А тут Аня прибегает, кричит: «Ниночка, родная, сбегай за Ксюшей и Алешей, пригляди за ними! Я только Риточку из школы взять успела! О, вон как теперь телевидение работает, чуть ли не сам момент свершения преступления сняли…» А журналист тут как раз объяснил, что съемочная группа в соседнем дворе была, хотели в «Новостях» про какую‑то актрису рассказать, у той квартиру ограбили утром. Ну приехали, поставили возле подъезда камеру, и вдруг стреляют! Ясное дело, понеслись на звук выстрелов и такое Чикаго застали… Анна же…
— Когда случилось несчастье? — дрожащим голосом осведомилась Феня.
— Около полудня, — деловито ответила Нина Ивановна и продолжила рассказ о телевизионщиках.
Нянька остолбенело глядела на соседку, в голове у Фени неожиданно возникла странная мысль. Хозяйка внезапно отправила прислугу в деревню к несуществующей тетке, ехать пришлось за тридевять земель. Отчего возникла столь острая необходимость именно сегодня катить за город? Анна не любит заниматься детьми, а завтра у Петра выходной, по логике вещей, хозяйка должна была велеть ехать Фене в день, когда хлопоты о школьниках возьмет на себя муж. К чему поспешность? Одни сутки роли не играют.
И еще. Телевидение, столь удачно оказавшееся на месте преступления, показало налет на инкассаторов вскоре после полудня. Анна примчалась к Нине Ивановне в кратчайший срок после нападения банды. Каким образом жена узнала о несчастье с мужем? Она глядела телевизор на службе? Пусть так, но имеется один нюансик: фирма, в которой работает Анна, расположена на другом конце Москвы, женщина тратит на дорогу в один конец почти два часа, она бы не успела так быстро примчаться домой. К тому же Анна умудрилась еще и Риту забрать из школы. Ладно, пусть ей на работу моментально позвонили из милиции… Нет, все равно не складывается!
Привалившись к стене, Феня зашевелила пальцами правой руки. Значит, так. В инкассаторов стреляют около полудня, а спустя час в квартире Нины Ивановны появляется взбудораженная Анна с перепуганной Риточкой. Следовательно, хозяйка уехала со службы в.., десять? А может, она и вовсе не ходила на работу? Позвонила начальнику, растолковала тому ситуацию с дачей, попросила отгул? Анна обычно не манкирует своими обязанностями, ей охотно пошли бы навстречу… Но к чему такие сложности? Назавтра Петр Михайлович был бы дома и проблема с детьми решилась бы очень легко…
— Они сегодня везли огромные деньги, — вылетело из Фени, — вот почему речь зашла о деревне! Она меня убрала из дома, чтобы не мешала!
Нина Ивановна округлила глаза.
— Сумму точно не назвали, обтекаемо сообщили: «Пара миллионов долларов». Петру Михайловичу повезло…
Феня потрясла головой. В мозгу помимо воли крутились очень нехорошие мысли: банда стреляла в инкассаторов в полдень, в полпервого на место происшествия явились менты, приехала «Скорая», пока уложили раненого, пока доставили в клинику… Да Анне раньше пяти вечера не позвонили бы, о жене пострадавшего вспомнили бы в последнюю очередь, не до нее ни ментам, ни врачам. Откуда хозяйка услышала про налет?..
— Только ногу Петру Михайловичу прострелила, — довершила рассказ Нина Ивановна, — жив остался, на радость Анечке и деткам. А вот второго, напарника его, застрелили.
— Совсем? — прошептала Феня.
— Намертво, — подтвердила Нина Ивановна. — Крови там! Ну, я побегу. Ты когда за детьми зайдешь?
— Через десять минут, можно?
— Да хоть на ночь оставляй, — радушно предложила соседка и была такова.
Феня на дрожащих ногах отправилась на кухню и попыталась привести себя в чувство при помощи кружки крепкого чая. Постепенно в мыслях просветлело. Значит, Анна сумела убедить Федора совершить преступление. Но что‑то не сработало, и Кулькин погиб. Как же поступить теперь Фене? Опрометью нестись в милицию? Сообщить о подслушанном зимой разговоре? Выдать Анну?
Несчастная нянька снова ощутила головокружение, и тут опять раздался звонок. Феня ринулась в прихожую и, не посмотрев в «глазок», отперла замок. Нянька ожидала увидеть Анну и Риту, но в прихожую ворвалась растрепанная Алевтина.
Не успела Феня охнуть, как всегда апатичная Аля закричала:
— Где сука?
— Тише, — испугалась нянька и, втащив красную от гнева Кулькину в прихожую, захлопнула дверь.
Аля, тяжело дыша, смотрела на Феню.
— Разве можно так орать? — укорила нянька Кулькину. — Соседи уши развесили, небось уж все к «глазкам» прилипли.
— Где сука? — повторила Аля.
— Кто? — отступила в коридор Феня.
— Анька!
— Она в больнице, у Петра Михайловича, — пояснила Феня.
Аля повернулась и молча пошла в комнаты.
— Вы куда? — возмутилась нянька. — В ботинках! Грязи нанесете!
— Грязи тут и без меня достаточно, — неожиданно ласково вступила в разговор Аля. — Так где эта сука? Отвечай! Куда спряталась?
— Я понимаю, что у вас горе, — попыталась обуздать Алевтину Феня, — но мы‑то в чем виноваты?
— Горе? — протянула Аля. — Ах, горе! Да она моего Федора… Сволочь! Сука! ..!
Феня испуганно заморгала, Аля живо обежала квартиру и вновь спросила:
— Так где, говоришь, она?
— Анна Сергеевна в больнице, — побоялась ругаться с явно ополоумевшей Кулькиной нянька.
— Деньги давай! — потребовала Аля.
— Какие?
— Те самые.
— Ничего не знаю.
— Врешь, сволота! — весело воскликнула Аля и начала громить квартиру.
Сначала Кулькина вывалила на пол содержимое шкафов в спальне, потом стала открывать комоды в детской.
— Перестаньте! — тщетно пыталась усовестить хулиганку Феня. — Прекратите!
Но Кулькина не обращала никакого внимания на просьбы и причитания няньки. Когда же Феня попыталась схватить Алевтину за руку, Кулькина глянула ей в лицо и спокойно сказала:
— Убью.
Феня мигом вспомнила рассказ Федора об уголовном прошлом Алевтины и замерла столбом.
— Так‑то лучше, — усмехнулась Аля. — Катись отсюда, а я денежки поищу. Тут они, больше деться им некуда. А затем суку дождусь. Вали с глаз долой, пока не огребла!
Феня вышла из квартиры, села на подоконник на лестничной клетке и ощутила себя детской игрушкой — пирамидкой, из которой вытащили стержень. Сколько времени нянька провела у окна, она не помнила. Из квартиры Волковых не раздавалось ни звука, Аля затаилась. В конце концов лифт, заскрипев, замер на пятом этаже, из кабины вышли заплаканная Анна и еле передвигающая ноги Рита.
Глава 17
— Анна Сергеевна, — кинулась к хозяйке Феня, — убегайте скорей, там Алевтина сидит.
— Где? — шарахнулась в сторону женщина.
— К нам принеслась, — торопливо зашептала Феня, — невменяемая, все ваши вещи на пол из шкафов вывалила.
— Зачем? — испуганно поинтересовалась Анна.
— Деньги ищет, — обморочно ответила Феня, — те самые, что вы украли.
Анна зажала рот руками и прислонилась к грязной стене лестничной площадки. Рита растерянно глядела то на маму, то на няню, но женщины забыли о детских ушах и глазах.
— Ты знаешь? — ахнула Анна. — Откуда? Кто сказал? О, Петр! Вы с ним.., того…
— Дура! — забыв про разделяющую ее с хозяйкой дистанцию, воскликнула нянька. — О чем думаешь? Не все такие, как ты! Не поняла? В квартире ждет Алевтина, а она ведь убийца.
Анна осела на пол. Феня схватила Риту, крикнула:
— Бежим скорей!
— Мамочка, — зарыдала девочка, — вставай…
— Ритуля, поторопись, — дернула воспитанницу за руку нянька.
— Не пойду! — завизжала Рита. — Не хочу!
Феня зажала школьнице рот рукой, но тут дверь квартиры Волковых распахнулась, из‑за нее показалась Алевтина.
— Явилась, сука, — неожиданно весело сказала она.
Феня хотела впихнуть Риту в лифт, но девочка внезапно вывернулась из рук няни и ящерицей шмыгнула в дом.
Аля схватила Анну за шиворот.
— Вставай.
— Только не тут! — заквохтала Феня. — Лучше в квартире поговорите! Умоляю вас, девочки, милые, у вас дети, хоть о них подумайте…
Неожиданно женщины переглянулись, Анна вскочила на ноги и поманила Алю.
— Пойдем, поговорить действительно надо.
Абсолютно спокойно только что хотевшие порвать друг друга на куски тетки, словно добрые подруги, вошли в квартиру Волковых. Феня, перекрестившись, быстро заперла дверь изнутри и задвинула щеколду. Слава богу, стены в здании капитальные, теперь никто ничего не услышит.
Усадив Риту ужинать и строго‑настрого запретив ребенку покидать кухню, Феня подкралась к спальне хозяев и прижалась к щели между косяком и створкой. Но до ее любопытного уха ничего не долетело, в комнате стояла тишина.
— Дай пирожок! — закричала Рита. Феня вернулась на кухню и сказала:
— Я его не испекла.
— Почему? — закапризничала подопечная.
— Не успела, к врачу ходила, — придумала причину нянька.
Рита на секунду примолкла, потом начала вновь проявлять недовольство:
— Где Ксюша?
— В музыкальной школе, — соврала Феня.
— А Алеша?
— На секции.
Рита бросила взгляд на часы.
— Уже поздно. Когда ты за ними пойдешь?
— Отправляйся в детскую, — приказала Феня.
— Не хочу, — топнула ногой девочка.
— Я тебя в угол поставлю, — пригрозила няня.
— Не‑а, — замотала головой капризница, — сначала поймай.
Не успела няня возмутиться, как первоклассница скорчила гримасу, выскочила в коридор и запрыгала на одной ноге, приговаривая:
— Эне бене раба, квинтер финтер жаба!
В этот момент дверь спальни Анны открылась, оттуда вышла Аля и схватила Риту за плечо.
— Ой, больно, — скривилась школьница, — отпусти!
Но Кулькина, не отпуская девочку, громко скомандовала:
— Клянись ее здоровьем!
— Чтобы Рите век счастья не видать, если вру! — закричала, выбегая в коридор, Анна. — Вот же пачка, ну погляди внимательно.
Увидав, что хозяйка протягивает Кулькиной толстую стопку зеленых ассигнаций, перетянутую розовой резинкой, Феня вытаращила глаза. А Аля вдруг поступила неожиданно: она выхватила деньги, швырнула их на пол с такой силой, что «кирпичик» отлетел к вешалке, и мрачно констатировала:
— Ты, сука, детским здоровьем поклянешься и не чихнешь.
Анна прижала руки к груди:
— Алечка, я не виновата.
— Убийца.
— Случайно вышло, — зарыдала Аня.
— Петька‑то жив! — с ненавистью воскликнула Кулькина.
— Он на краю смерти, — всхлипнула Анна, — ногу ампутировать хотят.
— Два миллиона утешат.
— Поверь мне, посмотри пачку!
— Врешь!
— Ей‑богу!
— Не божись, — топнула ногой Алевтина, — а то молнией тебя, суку, прибьет! Верни баксы, или в ментовку пойду.
Анна вытерла слезы рукавом.
— Иди, — резко заявила она. — Прямо сию секунду и отправляйся туда, шнурки только погладить не забудь, чеши по компасу. И чего заявишь? У меня алиби!
Кулькина хмыкнула.
— Какое?
Анна повернулась к няньке.
— Феня, мы с тобой сегодня на рынок ходили? Подумай, и говори правду. Имей в виду, если соврешь, Аля меня в тюрьму упрячет, дети в детдоме окажутся, Петр Михайлович может не выжить!
Нянька заколебалась.
— Твоя любимая Рита в приюте погибнет, — жестко продолжила Анна, — Ксюша с Лешей выживут, а ее там точно забьют.
— По оптушке таскались, — выдавила из себя Феня, — на неделю закупались. Только никак не пойму, к чему это?
Ложь, сказанная нянькой, повисла в коридоре, словно мрачное, грозовое облако. Звенящее, напряженное молчание нарушила Анна.
— Чего тормозишь? — усмехнулась она, глядя на Алевтину, и, приблизившись к двери, отперла замок. — Вперед и с песней, менты ждут. Только я макароны с тушонкой покупала в компании с Феней. У меня безупречная репутация, ни единого черного пятна, Петя имеет замечательный послужной список, одни благодарности. А кто вы с Федькой? Ты убийца, а он бывший мент, выкравшии из архива дело той, которая укокошила первого мужа со свекровью. В анкете Кулькин про судимость супруги не указал. Зря ты надеешься остаться ни при чем. Отпечатки пальцев возьмут, восстановят биографию. Ну, иди! Ладно, даже, может, меня и посадят, а тебе чего, пряников дадут?
Женщины замерли, словно две кошки, приготовившиеся к бою. Сообразив, что сейчас в коридоре начнется смертоубийство, Феня коршуном кинулась на Риту, втолкнула совершенно уже не сопротивляющегося, растерянного ребенка в детскую, заперла дверь снаружи и перевела дух. Слава богу, девочка не увидит драку.
Волкова и Кулькина, не шевелясь, стояли друг против друга.
— Может, чайку попьете? — внесла идиотское предложение Феня. — Сядете, побалакаете спокойненько…
И тут Алевтина подняла правую руку, а левую прижала к груди и четко, торжественно произнесла:
— Проклинаю тебя и твоих детей. Навсегда. Пусть они счастья не увидят. А ты сдохнешь. Вернее, сдохнете вы все. Пятнадцатое мая, запомни! Именно оно — день смерти! Жди и бойся! Господь не фраер, все видит и каждому по заслугам воздаст. Пятнадцатое! Проклятый день!
Невидимая рука схватила Феню за желудок и стала медленно сдавливать его ледяными пальцами. Анна уцепилась за консоль, на которой валялись всякие мелочи: ключи, расческа, кошелек. Аля, выпрямившись, словно солдат, сдающий экзамен по строевой подготовке, пошагала к выходу, распахнула дверь, плюнула на порог и, повторив: «Пятнадцатое мая. Все умрете, суки. Никого не останется», — побежала по лестнице вниз.
— Пожалуйста, закрой дверь, — еле слышно прошептала Анна.
— Сейчас, — с трудом ворочая языком, ответила Феня, но двинуться не сумела.
С площадки донеслось звяканье, потом раздался голос Нины Ивановны:
— Ну хороши, дверь нараспашку! Подобная беспечность в наше время может дорого стоить! Феня, детям уже спать пора. Могу их у себя положить…
Продолжая говорить, Нина Ивановна вошла в квартиру Волковых.
— Аня, Феня, — удивилась она, — отчего молчите?
— Нет у нас охоты болтать, — нашлась нянька, — и веселиться причин не найти.
— Петр Михайлович.., он… — прозапиналась соседка.
— Жив пока хозяин, — перебила Нину Ивановну Феня. — Ксюшу с Алешей скоро заберу, вот только Анну Сергеевну уложу, она еле жива. Завтра выходной, если ребята чуть позже лягут, не страшно.
— Ой, конечно! — засуетилась Нина Ивановна. — Я так.., просто.., думала… Господи, у вас тут деньги валяются!
У Фени уже не в первый раз за сегодняшний день начали подламываться ноги. А слишком любопытная соседка ловко наклонилась и схватила пачку долларов, валявшуюся у вешалки.
— Матерь божья! — чуть не задохнулась она. — Сколько тут? Целое состояние.
— Сто тысяч, — весело сообщила Анна.
— Баксов? — бледнея, уточнила Нина Ивановна.
— А то не видишь! — еще больше развеселилась Волкова. — Именно их, зеленых рубликов.
— Не может быть, — плачущим голоском протянула Нина Ивановна. — Откуда столько? Неужели сто тысяч?
— А ты пересчитай, — залихватски предложила Анна.
Видно, изумление Нины Ивановны было слишком велико. Забыв об элементарных приличиях, она сорвала резинку и зашуршала ассигнациями, слюнявя пальцы.
— Раз, два, три.., восемь.., двенадцать… Погодите!
— Что‑то не так? — откровенно засмеялась Анна.
— Но…
— Что?
— Это не деньги.
— Да ну?
— Просто бумажки, — растерянно подтвердила соседка. Потом взяла одну купюру и изучила ее на просвет. — Нет, правда, они фальшивые.
— На ксероксе отпечатаны, — охотно пояснила Анна.
— Зачем вам эта ерунда? — растерялась соседка. Волкова ухмыльнулась:
— У детей игра настольная есть, «Монополия», там на деньги сражаются. Леше захотелось «настоящие» доллары, вот мы их ему и сделали.
— А я уж подумала… — протянула Нина Ивановна и осеклась.
— Что? — издала смешок Анна. — Что мы банк ограбили? Ха‑ха‑ха! Сегодня такое предположение звучит как нельзя кстати.
Смех Волковой перешел в плач, затем в крик, опять в хохот и в вой.
Тут Феня очнулась и выпихнула соседку на лестницу.
— Ну ты, Нина, даешь! — забыв о вежливом «вы» и об отчестве, воскликнула нянька. — Совсем Анну Сергеевну доконала. Нашла, когда дурацкие беседы вести, Петр‑то Михайлович при смерти. Довела мне хозяйку до истерики!
— Глупо вышло, — растерянно ответила Нина Ивановна. — Пачка так натурально смотрелась!
— У Леши еще парочка пистолетов имеется, — гаркнула Феня, — вылитые «наган» с «маузером»! Ты сходи в милицию, заяви на парня!
— Уж прости меня, Феня, — занервничала Нина Ивановна, — я ведь не со зла.
— И ты извини, — спохватилась нянька. — Ну и денек выдался! Нервы сплошные.
— Пусть Ксюша с Алешей у меня лягут, — засуетилась желавшая искупить свою вину соседка. — В комнате Миши устрою, там как раз кровать с диваном стоят. И Риту приводи.
— Спасибо, — кивнула Феня, — младшая уже дома спит, а старших и правда приюти, не до детей Анне Сергеевне сейчас.
Договорившись с Ниной Ивановной, Феня ринулась домой и нашла хозяйку в коридоре. Анна тупо перебирала разбросанные зеленые бумажки.
— Пойдемте в спальню, — велела Феня.
— Ты откуда знаешь? — вскинула голову хозяйка.
— О чем? — прикинулась дурой нянька.
Анна сгорбилась:
— Не идиотничай.
— Разговор ваш с Федором слышала, — призналась Феня. — После Нового года вы ночью секретничали.
— Понятненько. И никому не разболтала?
Нянька пожала плечами:
— Нет.
— Почему?
— Не мое дело, — спокойно ответила Феня. — Я к детям приставлена, об них и думать должна.
Анна схватила няньку за руку.
— Я не виновата.
— Угу, — кивнула Феня.
— Никогда не изменяла мужу.
— Кхм, — только и выдавила из себя нянька.
— Нечего тут кашлять! — рявкнула Анна. — Мы теперь в одной упряжке, пошли в спальню, объясню все как есть.
Пришлось Фене отправляться вместе с хозяйкой и узнавать новые, совершенно шокирующие сведения.
По словам Анны, сымитировать налет на машину инкассаторов решил Петр. Муж давно мечтал о даче, рыбалке, походах в лес и зелени со своего огорода. Семья Волковых жила экономно — имея троих детей, не пожируешь, но все равно кубышка, куда складывали рубли на дачу, постепенно пополнялась. Но потом страну затрясло в лихорадке экономических перемен, и сделанные с огромным трудом накопления превратились в пыль.
Вот тогда Петр впервые подумал об ограблении. Честного инкассатора просто сломало, когда он понял, что теперь перевозит бабки братков, нечестных коммерсантов, спекулянтов, фарцовщиков.
— Вот кто нынче хозяева жизни, — горько говорил Волков жене, — а мы, честные трудящиеся, идиоты, нам в нищете помирать.
Анна поддакивала мужу. Но план захвата денег родился у пары не сразу. Сначала супруги просто злились на окружающую действительность, затем жаловались друг другу на нищету, и лишь потом кто‑то из них произнес фразу:
— Надо действовать.
Обстоятельства складывались в пользу грабителей. В бригаде инкассаторов не хватало сотрудников, опытные специалисты начали увольняться, никому не хотелось улечься в пластиковый мешок, а разбойные нападения теперь участились. Раньше машину с деньгами сопровождало несколько человек, включая водителя, которому запрещалось вылезать из‑за руля даже во время стоянки с пустым сейфом, но после массового увольнения работников часто баранку крутил сам инкассатор, и имел он лишь одного напарника. Поломав голову, Петр решил привлечь к делу Федора.
— Ты прикинься, что мечтаешь уйти от меня к нему, — велел Волков жене.
— Не хочу, — испугалась она.
— Спать с Федькой не придется, — заверил супруг. — Кулькин разочаровался в Алевтине — она тухлая селедка, огня в ней нет. К ребенку у Федьки тоже особой любви не загорелось, ради семьи мужик рисковать не захочет. Так что деньги ему сейчас вроде как и не нужны. А вот если любовь появится… Сообразила?
— Да, — кивнула Анна, — чего ж тут непонятного.
— Федор нам поможет, — потер руки Волков, — мы с ним по‑честному поделимся, капитал спрячем на некоторое время, потом я уволюсь, и заживем счастливо.
Петр Михайлович был так убедителен, что Анна согласилась и стала строить глазки Федору. К Новому году дело встало на хорошо смазанные рельсы. План был таков. Инкассаторам сообщат о большой сумме, а они дадут отмашку Анне. Та, переодетая старушкой, будет гулять вблизи от того места, куда понесут мешки с баксами. Для пущей убедительности в детской коляске, которую повезет «старушка», будет лежать магнитофон с записью крика младенца.
Когда инкассаторы поравняются с коляской, Анна выхватит из одеяла оружие и ранит Кулькина и мужа, мешки впихнет в коляску, быстро укатит ее в один из дворов и там переложит деньги в неприметную машину, плохонькие «Жигули», обвешанные внутри игрушками и украшенные наклейками с изображением туфельки, восклицательного знака и буквы У. Милиция объявит план «Перехват», начнут останавливать автомобили на трассах, но ничего не найдут. Мысль о том, что доллары находятся в паре метров от точки совершения налета, не придет в головы оперативников, ведь преступники всегда торопятся поскорей спрятать награбленное и часто попадаются именно в момент перевозки.
Глава 18
Феня замолчала и, не снимая перчаток, стала вертеть пустую кофейную чашку.
— Опасная затея, — вступила я в разговор. — Значит, Анна хорошо стреляла?
Пожилая дама кивнула:
— Да. Ее отец был полковником, имел дома оружие. Анна до семнадцати лет занималась стрельбой, имела даже разряд.
— Очень кстати пришлись ее таланты, — язвительно отметила я.
Феня усмехнулась и продолжила рассказывать:
— Только господь предупреждал ее, давал понять: не следует начинать дело, плохо закончится. А было так…
За неделю до налета к Петру Михайловичу прибежала Алевтина и заявила:
— Петруша, беда.
— Какая? — вздрогнул Волков. — Федя заболел?
— Хуже, — зарыдала Кулькина, — он с Анной спутался.
— Тебе показалось, — попытался успокоить Алю Волков, но та уперлась.
— Нет, — уверенно заявила женщина, — они задумали сбежать, только перед этим хотят деньги спереть. Я подслушала их разговор.
Петр, растерявшись, слушал обозленную Алю, а та с жаром потребовала:
— Их надо ограбить.
— Ты о чем? — поразился Волков.
— Возьмет Анна мешки, а я выскочу и потребую свою долю, — азартно заявила Алевтина.
— Погоди, — только и сумел выдохнуть Петр, — я разберусь, главное, не гони волну.
Вечером, обсудив ситуацию, Волковы приняли решение и вдвоем отправились к Кулькиным. У четверки состоялся крайне неприятный разговор, но подельники сумели договориться. Петр остается с Анной, Федор по‑прежнему живет с Алей, и навряд ли семейные пары сохранят нежную дружбу, но им очень, просто очень, ну очень‑очень‑очень нужны деньги. Ради получения заветных купюр следует сбиться в сплоченный коллектив, где у каждого будет своя, четко расписанная, роль, а потом, обретя богатство, прежние друзья разбегутся. Еще было решено, что они не станут пару лет тратить доллары.
Наконец настал день X. Няня Феня под благовидным предлогом была отправлена из дома, детей отвели в школу. Около полудня Петр и Федор, вдвоем сопровождавшие мешки с миллионами, вышли из бронированного автомобиля. Неподалеку бабка качала орущего младенца.
Зная, что они находятся в зоне видимости камеры слежения банка, инкассаторы начали разыгрывать спектакль.
— Вот раскричался, — поморщился Петр.
— Оставят детей со старухами… — подхватил Кулькин, — и хвостом вертеть.
— Чего она его не успокоит?
— Наверное, есть хочет или мокрый.
— Неужели бабка не догадается соску дать?
— Во, доперло, — засмеялся Федор, — притих.
— Эй, эй, бабка…
— Беги! — заорал Кулькин.
По договоренности, Анна должна была палить по ногам, но случилось непредвиденное.
Ствол достали в последний момент, причем за ним, в целях безопасности, отправили загримированную Алю, которая совершенно не разбиралась в оружии. С барыгой договаривался Федор, Кулькина должна была лишь приехать в условленное место, взять пакет, а потом отправиться в заранее снятый гараж и положить его в детскую коляску.
Торговец не подвел. Он забрал деньги, достал сверток и буркнул Але:
— Это «РСА» .
— Что? — не поняла Аля.
— «РСА», — повторил продавец. — Че, совсем дура?
— Ладно, ладно, все в порядке, — решила не спорить Кулькина, которой было страшно.
— Договаривались о «Титане» .
— Хорошо, — снова не сообразила Кулькина.
— Но его нет.
— Как нет? Совсем нет? — испугалась Аля.
— Ты долбанутая? — обозлился парень. — Говорю же, «РСА» даю. Он вообще‑то дороже, но раз моя вина, то цена прежняя.
— Значит, оружие на месте, — успокоилась Аля.
— Гляди, — велел торговец и развернул тряпки. — Проверять будешь? У меня все без обмана, иначе в нашем деле и «сливу» схлопотать можно.
Конечно, Аля являлась не самой лучшей кандидатурой для покупки оружия. «РСА», «Титан»… Ей было все равно, главное, что страшно выглядящая железка стреляет. А уж при чем тут сливы, она и вовсе не поняла. Конечно, следовало отправить к торговцу Анну, но члены банды решили не рисковать. Да и сама Волкова заявила:
— Нехорошо получается. Я стреляю, уношу мешки, Петр с Федей вроде как ни при чем, а Алька и вовсе вся в белом, не замаранная. Выходит, Анечка самая виноватая? Нет уж, пусть Алевтина за ба‑бахалом едет.
И это явилось роковой ошибкой. Ни один профессионал не доверит выбор оружия постороннему человеку, но Анна была «любителем», нагло уверенным в собственных талантах. Правда, готовясь к ограблению, Волкова несколько раз зашла в тир, постреляла по мишеням и радостно убедилась: ни рука, ни глаз ее не подводят.
То, что в тряпках лежит «РСА», Анна узнала, заглянув в коляску за час до назначенного ограбления. Сначала Волкова растерялась — опробовать незнакомое оружие негде и некогда, но потом решила, что никакой разницы между револьверами нет.
Это‑то ее и подвело, в нужный момент Анна фатально промахнулась: Федора убила на месте, а Петра тяжело ранила. Впрочем, в момент совершения нападения она не поняла, что натворила. Мужчины упали, потекла кровь, но ведь так и было задумано. Анна схватила мешки, сунула их в коляску и исчезла с места преступления. Все заняло секунды. Съемочная группа телевидения, случайно услыхавшая выстрелы, примчалась со своими камерами буквально через минуту после того, как Анна свернула за угол.
Волкова перегрузила мешки в «Жигули», сдернула с себя парик, старушечье пальто, платок, превратилась в симпатичную женщину и быстрым шагом двинулась в глубь квартала. Ее путь лежал мимо помойки, Анна ловко вкатила коляску между мусорных бачков. Прошла метров сто, обернулась и увидела плохо одетую девушку, бойко толкавшую перед собой ее коляску — «экипаж» сразу обрел новую хозяйку.
Анна была страшно довольна собой. Оставалось добраться домой и ждать звонка с работы мужа. Аля, как ни в чем не бывало, находилась на своем рабочем месте, ей предстояло вечером перегнать «Жигули» в гараж.
Волкова ощущала невероятный эмоциональный подъем. У них получилось! Кто заподозрит раненых инкассаторов с безупречным прошлым? Радости прибавлял еще один момент: вопреки всем договоренностям, Анна вытащила из одного мешка тугую пачку долларов. Она не собиралась тратить деньги, ей просто очень хотелось пересчитать их, помусолить в пальцах, понюхать…
Конечно, Анна совершила глупость. Если бы милиция заподозрила инкассаторов и провела обыск, доллары бы обнаружили, четверка сразу оказалась бы за решеткой. Но Аня была крайне жадной женщиной, вот и не удержалась.
Желание потрогать деньги стало нестерпимым.
Анна зашла в маленькое кафе, крохотный подвальчик, где не имелось ни одного посетителя. Сонная официантка подала клиентке кофе и, зевая, удалилась в служебное помещение.
Оглядевшись по сторонам, Анна открыла сумку и стала гладить пачку. Потом размотала резинку, пощупала купюры, помяла их и внезапно сообразила: что‑то не так. Бросив на пластиковый столик рубли за кофе, Волкова выбежала на улицу, зашла в обменник и спросила у кассира:
— Вот, приобрела на улице валюту, курс лучше, чем у вас. А доллорешники странные. Что с ними?
Девушка взяла из железного ящичка брошенную туда Анной купюру, сунула ее под специальную лампу, а затем воскликнула:
— Сколько раз объявляли! И предупреждение на двери висит: «Не меняйте валюту у незнакомых лиц». Это фальшивка.
— Вы ошибаетесь, — помертвела Анна, — быть того не может.
— Элементарно, — равнодушно кивнула сотрудница обменника. — Ерунда, а не баксы. Причем фальшивка очень грубо сделанная, просто на ксероксе нашлепанная. Мне такие подделки попадались, что от настоящих денег и не отличить. Вашу же красоту мигом видно.
* * *
Феня отодвинула от себя чашку, глянула на меня и добавила:
— Федор умер, Петр Михайлович выжил, его даже вернули на работу, правда, больше инкассатором он не служил. Ни его, ни Анну никто не заподозрил, в конечном итоге ошибка с оружием оказалась во благо — слишком тяжело был ранен Волков, и это полностью обелило его, он ведь чудом остался жив.
— А доллары? — воскликнула я.
— Все оказались просто бумажками.
— Кто же подменил деньги?
Нянька пожала плечами:
— Вопрос не ко мне. Ясно, не Петр Михайлович, не Федор, не Анна Сергеевна и уж точно не Алевтина. Наверное, люди, сдававшие деньги инкассаторам, нахимичили. Вот уж небось они плясали от радости, узнав о налете, в газетах прошла информация о похищении миллионов.
— Надо было разоблачить мерзавцев, — подскочила я, — показать фальшивки!
Феня сняла свои жуткие бифокальные очки и, выставив в улыбке желтые, кое‑где обломанные зубы, осведомилась:
— Кому?
— Следователю, — с жаром ответила я.
— Вы всерьез? — усмехнулась нянька и закашлялась.
До меня дошла глупость собственного предложения.
— Нет, конечно, — спохватилась я.
— Ворованное счастья не приносит, — пробормотала Феня. — Вот у них все плохо и получилось. Я молчала из любви к детям. Ну хорошо ли было бы, если б они в приюте оказались? Петр Михайлович с Анной Сергеевной почти не разговаривали, во всяком случае, при мне. Рухнула у них любовь…
Как‑то вечером няня уложила детей спать. Ксюша и Алеша мирно закрыли глаза и засопели, а Рита вцепилась в руку Фени и прошептала:
— Не уходи.
— Уже поздно, — напомнила нянька, — завтра в школу.
— Мне страшно, — не отпускала ее девочка, — оставь ночник.
— Глупости, — начала сердиться Феня. — Ты ведь уже большая. Или до сих пор боишься дюдюки, которая непослушных детей забирает?
— Нет, — прошептала Риточка, — я боюсь пятнадцатого числа! Я умру пятнадцатого? Почему тетя Аля про него кричала?
— Спи, — приказала Феня, — я выпью чаю и приду.
Рита всхлипнула и натянула одеяло на голову.
Через неделю Рита заболела. Девочка нервничала, потеряла аппетит, плохо спала, наполучала двоек и категорически отказывалась находиться в квартире одна. Еще через десять дней, приведя Риту с занятий, нянька нашла около входной двери дохлую кошку, а сама створка оказалась вымазана дерьмом.
Живо сообразив, чьих это рук дело, Феня впихнула воспитанницу в квартиру и принялась, матерясь сквозь зубы, ликвидировать неприятность. После отскребывания двери пришлось идти принимать душ. В общем, Рита почти два часа была предоставлена сама себе.
Когда Феня, приведя себя в порядок, решила посмотреть, чем занимается воспитанница, она обнаружила ребенка под кроватью. Рита лежала на полу, сжимая хлебный нож.
— Деточка, — всплеснула руками няня, — что за глупые игры? Немедленно вылезай и садись за уроки!
— Нет, — заплакала Рита, — она сейчас придет.
— Кто? — растерялась Феня.
— Тетя Аля, — еще пуще зарыдала первоклассница. — Она обещала нас убить! За деньги! Мамочка принесла фальшивые доллары, а дядю Федю убила! Я видела деньги, пачку! Сегодня пятнадцатое мая! Она убила кошку, я следующая!
Няня похолодела.
Многие родители, имея дома ребенка лет семи‑восьми, ошибочно считают его малышом. Они думают, что их сын или дочка еще совсем глупенькие и не способны понять взрослые проблемы. Мой вам совет: если хотите сохранить семейные тайны, перестаньте обсуждать их в присутствии отпрысков, едва им исполнится шесть месяцев. Ребенок, словно губка, впитывает информацию, кое‑что он запомнит на всю жизнь, причем в искаженном виде.
Павлик, сын моей подруги Лены, при виде любого человека в белом халате, не обязательно врача или медсестры, а, допустим, продавщицы в аптеке, начинал орать с такой силой, что несчастная Ленка уволакивала малыша на улицу и там пыталась образумить. Долгие годы Лена не могла понять, отчего сын испытывает ужас при виде медиков. Паша отказывался ходить к стоматологу, ему было невозможно сделать прививки. В кабинеты врачей мальчик стал входить без истерик лишь после того, как доктора начали носить цветные халаты и «пижамы»: голубые, оранжевые. Но, даже окончив институт, Павел цепенел при виде белой одежды последователей Гиппократа. А когда его жена Маринка отправилась в роддом, с парнем и вовсе случился истерический припадок. Он привез супругу в клинику, и к паре вышла медсестра в белом халате.
Паша затрясся, схватил Маринку за руку и велел:
— Бежим!
— С ума сошел? — удивилась жена. — Куда бежать? У меня же схватки…
— Скорей! — потащил супругу к двери Павел.
Медсестра схватила роженицу и попыталась отвести женщину в отделение. Несколько секунд супруг и медработница тянули бедную Маринку в разные стороны, потом примчались охранники и отобрали у Паши жену. Дежурный врач, хорошо зная, что будущие папаши часто ведут себя хуже рожениц, моментально вызвал соответствующего специалиста, и Пашка впервые оказался в кабинете психолога. Тот, как мог в данный момент, купировал истерический припадок и посоветовал Павлу обратиться к психотерапевту. И в конце концов удалось выяснить, отчего взрослый уже мужчина по‑прежнему, как в детстве, делается неуправляемым при виде белого халата.
Когда Павлику исполнилось два года, умерла его бабушка. Женщине стало плохо внезапно, дочь вызвала «Скорую», приехали врачи, одетые самым традиционным образом: белый халат, шапочка, стетоскоп на шее.
Увидав, что пациентке совсем нехорошо, бригада начала реанимационные мероприятия, предварительно выставив родственников за дверь. Но медики не заметили маленького Пашку, забившегося под стол. Мальчик сидел тихо‑тихо, наблюдая за тем, как пытаются оживить бабушку.
Спасти старушку не удалось. Когда все аппараты были выключены, в комнату позвали Лену и объявили ей:
— Мы не боги, ваша мама скончалась.
От подобного известия с Леной случился сердечный приступ, теперь помощь понадобилась ей. Увидав, что доктор подходит к маме со шприцем в руках, Паша вылетел из своего укрытия с воплем:
— Не убивайте маму!
Мальчика успокоили, дней через пять взрослые забыли про истерику Паши, только ребенок ничего не выбросил из головы, закопал поглубже, в подсознание. А потом к нему пришел страх перед белым халатом, который сопровождал беднягу все детство, юность и часть зрелости…
Рита плакала, а испуганная Феня, напоив девочку снотворным, побежала к Анне и растолковала той ситуацию.
— Что делать? — забеспокоилась мать. — Неужели она что‑то поняла?
— В голове Риты все перемешалось, — вздохнула Феня, — одно услышала, другое додумала, третье не так оценила. А ну как в школе учительнице расскажет? Или подружкам наболтает?
Глава 19
Феня и Анна сначала растерялись, но потом в голову матери пришло решение.
— Надо дать ей нашу версию событий, — воскликнула она, — придумать нечто!
— Не понимаю, — заволновалась Феня.
— Мы должны задурить ей голову, — попыталась объяснить свою идею Анна, — как‑то необычно объяснить, почему Алевтина бушевала.
Нянька притихла.
— Знаю! — внезапно воскликнула она. — Я книжку читала, там интересная история описывалась. Один барин…
Анна выслушала Феню и одобрительно кивнула.
— Молодец, только надо скорректировать сюжет. Сказать, что актриса погибла пятнадцатого мая.
— Почему? — не врубилась Феня.
Анна постучала костяшками пальцев по столешнице.
— Ау, войдите… Сама же час назад говорила, Рита про пятнадцатое спрашивает!
— Ой, верно, — спохватилась Феня. — Только при чем тут Аля?
Анна побарабанила пальцами по тарелке, на которой лежали остатки бутерброда.
— Аля.., действительно.., чего она психует.., повода нет…
— Есть! — подпрыгнула Феня. — Надо Риточке объяснить: Алевтина — дальняя родственница той актрисы. Раньше вы никогда на тему предков не беседовали, а после нападения на мужей случайно разговорились и выяснили, что между Кулькиными и Волковыми существовали в прошлых веках особые отношения. У Али после смерти Федора снесло крышу, она почти сумасшедшая, вот потому и скандал закатила, а гадости пятнадцатого числа устраивает.
— Прокатит ли? — с сомнением покачала головой Анна. — Уж больно история какая‑то сказочная получается.
— Рита маленькая, как раз для нее сказочка, — отмахнулась Феня. — Не волнуйтесь, сумею преподнести ей информацию.
На том и порешили…
— И девочка приняла вашу историю всерьез? — изумилась я.
— Да. В ее возрасте легко веришь сказкам, — кивнула Феня. — А потом много всего разного случилось. В результате Рита меня выперла назад, в деревню. Я, правда, сумела свою жизнь наладить, но это уже вам неинтересно. Очень я на Риту обижена, но все‑таки шевелятся в душе некие добрые чувства. Понимаете, когда младенца в родильном доме из рук врача берешь и затем о нем заботишься, невольно родным ребенка считаешь. Поэтому сейчас сообщила вам правду: легенда о самоубийце — чушь на постном масле, а вот Алевтина…
— Кулькина жива?
Феня пожала плечами.
— Давно не виделись, но почему нет? Она моложе меня. Думаю, ее рук дело. Хотела Риту убить, а перепутала, ни в чем не повинную девушку отравила.
— Отравила? — удивленно повторила я. Няня вздрогнула:
— Не знаю, как она несчастную жизни лишила.
— Вы упомянули про яд, — напомнила я.
Феня слегка растерялась:
— Сама не пойму, отчего в голову идея про него пришла. А кстати, как ту девушку убили?
Я вздохнула:
— Не способна дать однозначный ответ на вопрос, но следов крови в шкафу не нашлось.
— Ой, дела, дела… — поджала губы Феня. — В общем, хотите помочь Ритке, ступайте к Кулькиной. Она Арину прихлопнула.
— Алису, — машинально поправила я. — У вас нет случайно координат Алевтины?
Феня кивнула:
— Есть. Но живет ли она на прежнем месте, не знаю.
— Все равно, дайте телефончик.
— У меня лишь адрес, — нахмурилась собеседница.
— Можете продиктовать?
Нянька снова принялась вытаскивать из своей бездонной торбы вещи, в конце концов на свет появился пухлый, растрепанный блокнот.
Феня стащила с носа очки, слегка прищурила карие глаза и сказала:
— Когда мы поддерживали отношения, Алевтина обитала на улице 1905 года…
Я аккуратно записала адрес и спросила:
— Вас подвезти?
— Спасибо, я пойду на работу. Тут недалеко, приятно пешком прогуляться, — отказалась нянька.
Запихнув назад в сумку кучу барахла, Феня встала.
— Кофе за ваш счет, — улыбнулась она и водрузила на нос очки.
— Нет проблем, — заверила я.
Старуха снова села на стул.
— Странное дело… — прошептала она.
— Что такое? — насторожилась я.
Феня вытащила ингалятор, сделала несколько пшиков и неожиданно воскликнула:
— Рита выгнала меня вон, не захотела общаться, вычеркнула из жизни! Это красиво?
— Нет, — помотала я головой.
— А я ведь действительно считала Маргариту своей дочерью, — покашливая, продолжала Феня, — поэтому решила простить ее. Понимаете?
Я кивнула.
— Но не получается, — протянула няня. — Никак! И вот странность: чем больше времени проходит, тем крепче обида. Должно быть наоборот, люди с годами забывают многое, а со мной по‑иному произошло. Сейчас просто ненавижу Риту! Да, ненавижу. Знаете, что мне иногда кажется?
Большие яркие карие глаза в упор уставились на меня.
— Что? — осторожно поинтересовалась я.
— Порой кажется.., готова убить Риту.., за оскорбление… Да, вот так! Обидно до боли. Пережить не могу. И, честно говоря, сейчас радуюсь ее неприятностям. Нехорошо, наверное, но так случилось. Ненавижу! Прощайте!
Нянька встала из‑за стола и сделала пару шагов.
— Осторожнее! — воскликнула я.
Но поздно — пожилая дама, налетев на соседний столик, чуть не упала.
— Да, стекла пора менять, — закашлялась она, потирая бедро, — глаза никуда не годным стали.
Чуть прихрамывая, нянька вышла из зала. Я позвала официантку и заказала себе еще кофе. Прикончив чашку, я попросила счет, расплатилась, подхватила свою сумку и собралась уходить.
— Вы газету оставили, — подала голос официантка.
— Она мне не нужна, выбросьте, пожалуйста.
— Ой, кошелек! — закричала официантка. — Под газеткой лежит. Хорошо, что не ушли!
Я уставилась на столик. Действительно, там лежало портмоне, сильно потертое, далеко не новое. Память услужливо развернула картину: вот Феня в самом начале нашей беседы принимается выкладывать из сумки барахло — ищет газету, показывает мне «Инопланетные новости», кладет газету на столик и случайно накрывает кошелек. Отчего пожилая дама, уходя, не вспомнила о деньгах? Так ведь она не собиралась расплачиваться, предоставила эту обязанность мне.
— Вы знаете мою собеседницу? — повернулась я к официантке.
— Первый раз вижу, — ответила та.
— Странно, мне показалось, что она тут постоянная посетительница.
— Я работаю всего три дня, — призналась девушка.
Я взяла портмоне, вышла на улицу, уселась в машину и заглянула внутрь. Содержимое удивило. Честно говоря, ожидала обнаружить пару потертых десятирублевых бумажек, проездной и какое‑нибудь пенсионное удостоверение, но в отделениях лежало десять тысяч рублей и сто долларов. И еще листок, на котором были написаны номер телефона и имя «Евгений». Следовало найти Феню и вернуть ей как можно скорей потерянное богатство. Но как отыскать старуху? Феня пошла на работу, место ее службы я не знаю. Бабуся, правда, упомянула, что офис фирмы, где она «следит за порядком», в паре минут ходьбы от кафе. Но на улице теснятся дома, первые этажи которых занимает множество всяких фирм. Начать, что ли, заглядывать в конторы и спрашивать: «Простите, не здесь ли работает завхозом бабушка по имени Феня? Особые приметы: бифокальные очки и плохие зубы…»
Тут только до меня дошло, что я не знаю полного имени той, которая вырастила Риту. Феня! Это как же написано в паспорте? Феодора? Феофания? А может, Ефросинья? Вполне вероятно, что «Феню» придумала в детстве Рита. Знала я одну Тату, которую на самом деле звали Мариной. Ладно, имя можно уточнить у Риты, но места службы своей бывшей няни она точно не знает.
Я вздохнула и села в машину. Придется вечером звонить по домашнему телефону или рулить в совхоз «Светлый луч», иного способа вернуть пропажу бабушке нет. Представляю, как она расстроится, обнаружив отсутствие кошелька. В нем, наверное, лежит все ее состояние!
Так, составим план дальнейших действий. Сначала еду на улицу 1905 года, где пытаюсь осторожно узнать: жива ли Алевтина Кулькина и в каком она состоянии. По словам Фени, вдове должно быть за шестьдесят, большинство людей в этом возрасте вполне разумны и деятельны, а месть — такое чувство, которое с годами, как коньяк, делается крепче. Так что с головой у нее должно быть все в порядке. Не считая помешательства на дате «15 мая».
Поболтаю с соседями, расспрошу их, многое станет понятным. Потом, если собранная информация удовлетворит, можно будет переговорить с самой Алевтиной. Хочу получить ответы на многие вопросы. Например, где Алиса? Каким образом ей или нанятому Кулькиной человеку удалось увести (унести?) девушку из квартиры незаметно для меня, сидевшей у входной двери? Где шуба, в которой Алиса пришла домой с вечеринки? Только сейчас до меня дошла простая истина: похититель или убийца радиоведущей, очевидно, неплохо разбирается в мехах, он хорошо понял, какую сумму можно выручить за розовую шиншиллу, и прихватил манто. Мне необходимо отыскать шубу, иначе Танюшка навсегда останется в Ложкине, болезненно ревнивый Сергей не простит жене обмана.
А еще мне очень не нравится идея Кулькиной уничтожить членов семьи Волковых. Эта Алевтина, серийная убийца, хитрая, злая и расчетливая, решила отомстить даже Рите! Девушка‑то здесь при чем? Ей в год, когда случилось похищение фальшивых денег, исполнилось семь лет. Впрочем, Ксюше и Алексею было ненамного больше, но этот факт не остановил убийцу. Следует быть крайне аккуратной, общаясь с Кулькиной. Как же мне расспросить ее, чтобы не вызвать подозрений и не спугнуть? Очень сложная задача!
Может, представиться детективщицей? Вот здорово придумала! Я назовусь Татьяной Устиновой, прикинусь звездой, которая ваяет роман о.., скажем, об инкассаторах…
Впереди вспыхнул красный глаз светофора. Нога автоматически нажала на тормоз. Не пойдет! Вдруг Кулькина увлекается криминальными романами и видела фото Устиновой на обложках? Если честно, я похожа на любимую народом писательницу, как грелка на табуретку. Ну ничего общего между нами нет!
Назваться ученой, собирающей материал для диссертации? Социальным работником, который ходит по домам, волнуясь о пенсионерах, проверяет, не нужна ли кому из стариков помощь? Нет, в подобное не поверит ни одна душа.
Так и не придумав ничего достойного, я добралась до нужного дома и безо всяких препятствий вошла в подъезд. Домофона тут не имелось, в лифте омерзительно воняло, а на лестничной клетке, около квартиры Кулькиной, громоздились полуразломанные ящики.
Не успела я поднести руку к звонку, как створка распахнулась и на площадку выскочила девочка‑подросток, по возрасту чуть младше Маши, вся размалеванная дешевой косметикой и обвешанная цепочками из эрзац‑золота.
Тут только до меня дошло: у Кулькиной имеется ребенок, Алевтина живет не одна.
— Вам кого? — удивилась девчонка и мерно задвигала челюстями.
— Скажи, солнышко, — нежно спросила я, — бабушка дома?
— Чья? — еще больше изумилась школьница.
— Твоя.
— Моя?
— Да‑да.
— Она померла, — достаточно равнодушно сообщил подросток. — Уж полгода прошло.
— Вот беда! — совершенно искренно воскликнула я.
— Кому как, — засмеялась «добрая» внучка. — Слава богу, избавились! Такая противная, ваще! Прикиньте, она палкой дралась, посуду об пол била, горшок разливала. Ко мне подруги зайти боялись — бабка из комнаты выходила и ну орать, да все матом. Еле дождались, пока сдохла!
Я растерянно смотрела на девочку.
— А зачем она вам? — проявила та любопытство.
— Долго объяснять, — вздохнула я. — Хотела поговорить с Алевтиной.
— С кем? — выплюнула на пол жвачку девочка.
— С твоей бабушкой, Алевтиной Кулькиной.
Школьница захихикала.
— Ну и дурацкая фамилия. Не, мою бабку звали Татьяна Гавриловна.
— Значит, Алевтина Кулькина жива! — воспряла я духом.
Подросток ухмыльнулся:
— Фиг ее знает, я про такую не слышала.
— Ты живешь в сорок пятой квартире?
— И че?
— Дом семь?
— Ну!
— Корпус два?
— Верно.
— Но по этому адресу должна находиться Алевтина Кулькина!
Девочка вытащила из кармана леденец, запихнула его за щеку и, перекатывая языком конфетку, прошепелявила:
— Ошиблись! Тут мы с мамой живем. А бабка померла, но она не Алевтина, и никаких Шмулькиных у нас нет.
— Кулькиных, — машинально поправила я. — Прости, вы давно тут живете?
Ребенок шмыгнул носом.
— Не помню.
— А сколько тебе лет?
— Десять.
Я удивилась. Крупная, высокая, физически развитая девочка смотрелась минимум на четырнадцать.
— Мама здесь давно прописана? — продолжила я беседу.
— Фиг знает.
— Она квартиру не меняла?
Подросток возмутился:
— Ваще офигеть! Оно мне надо, знать, че в древности случилось?
— Позови, пожалуйста, маму. Кстати, как ее зовут?
— Валерия Петровна, — неожиданно вежливо ответил ребенок. — Только она на работе.
— Можешь сказать адрес фирмы?
— Какой?
— Где работает мама.
Школьница засмеялась:
— Не‑а.
— Ты не знаешь, где и кем работает твоя мама, Валерия Петровна?
— Че я, дура?
— Деточка, — совсем уж ласково произнесла я, — сделай одолжение, подскажи, как найти твою маму. Наверное, у нее есть мобильный…
— Ага.
— Дай номер.
— За фигом?
— Позвоню ей, — терпеливо объяснила я.
— Не получится, — весело откликнулась школьница, — на ее телефоне бабки кончились.
— Тогда назови место ее работы.
— Мамуська собак стрижет, — объяснила девочка, — по людям ходит. У нее сегодня двое клиентов.
— А когда Валерия Петровна домой вернется? — наседала я на ребенка.
Школьница вытащила новую конфетку и уверенно ответила:
— В пять точно будет. Ей Верку из яслей забирать. Понарожала невесть от кого, теперь мучается. Умные бабы таблетки принимают, а если прокололись, на аборт бегут. Моя же безголовая, вот и результат.
Глава 20
Я вышла во двор и посмотрела на часы. Надо же, как неудобно: съездить домой не получится, просто так ждать собачью цирюльницу скучно. А, знаю: можно покататься по окрестностям, авось попадется большой торговый центр, в котором с пользой проведу время — куплю Зайке пару фарфоровых собачек, Манюне футболку с изображением кошки… Впрочем, если ничего достойного не обнаружится, просто пошляюсь по этажам, посижу в кафе. Я очень люблю неполезные гамбургеры — булки с котлетами, кетчупом и салатом.
Тихо урча, моя верная коняшка покатила в правом ряду, а я принялась изучать вывески на домах: «Ресторанчик», «Зоотовары», «Обувь из Америки», «Мебель из Италии», «Испанская пластмасса», "Банк «Бинбон», «Евроокна», «Адвокаты и нотариусы», «Здоровые товары для всей семьи»…
Прочитав последнюю, я невольно притормозила. Какими вещами торгуют в магазине под таким названием? Что его хозяин имел в виду под «здоровыми товарами»? На прилавках лежат футболки без признаков инфекционных заболеваний или речь идет об экологически чистых продуктах? Если так, то мне просто необходимо посетить торговую точку, ведь в нашем доме объявили бой всяким копченостям, свиным отбивным и сладкой газированной воде. Вдруг сейчас я обнаружу здесь очень вкусную и крайне полезную еду?
Полная энтузиазма, я припарковала машину на странно свободной стоянке и зашла в дверь магазина. Это оказался неожиданно просторный супермаркет, заставленный стеллажами с банками и коробками.
Посетителей здесь было немного, по залу бродило с корзинками человек пять, не больше, и все они выглядели, мягко говоря, необычно. Один парень, облаченный в расшитую золотыми позументами пижаму, прошел в непосредственной близости от меня, и я чуть не задохнулась от аромата сладко‑вонючих духов, которыми облился юноша.
Стараясь не кашлять, я занырнула в отдел молочных товаров и уставилась на незнакомые упаковки. Ого, йогурт из иголок молодой сосны!
Легкое недоумение заползло в душу. Насколько понимаю, йогурт — это некая разновидность простокваши. В России жил когда‑то замечательный ученый Мечников, который считал, что ключ к долголетию человека хранится в его желудочно‑кишечном тракте, а чтобы содержать последний в порядке, следует каждый день употреблять созданную исследователем простоквашу. Уж не знаю, действительно ли этот кисломолочный продукт способствует продлению жизни, но во времена моего детства на прилавках теснились баночки под названием «Мечниковская простокваша». Очень хорошо помню, как бабушка Афанасия ставила одну такую передо мной и, сдернув темно‑фиолетовую крышечку из фольги, говорила:
— Ешь, полезней ничего не придумали. Потом «Мечниковская простокваша» исчезла из продажи, мало‑помалу люди о ней забыли, а спустя много лет к нам из‑за моря пришел йогурт. Так вот, дорогие мои, заморское лакомство на самом деле является той самой придумкой нашего великого ученого, ее просто слегка видоизменили, добавив фрукты, орехи или шоколадную стружку, чем, на мой взгляд, лишили отличный продукт его ценности.
Впрочем, речь сейчас идет не о любви производителей совать везде изюм, клубнику и тертые кокосы. Йогурт делают из молока, а, насколько знаю, из сосны его не выдоить.
— Могу вам чем‑нибудь помочь? — прогудел за спиной приятный баритон.
Я обернулась и увидела солидного мужчину в белом халате, из‑под которого выглядывала модная голубая рубашка и не слишком сочетающийся с ней темно‑коричневый галстук. Нос солидного дядечки украшала тяжелая оправа со слегка затемненными стеклами.
— Вы врач? — удивилась я.
Очкарик кашлянул, показал пальцем на бейджик, прикрепленный к белому одеянию, и очень вежливо ответил:
— Но не терапевт.
— «Доктор академии космобиологических наук здорового питания, диетолог высшей категории Романов Владимир», — прочитала я вслух напечатанные на прямоугольнике несколько строчек.
— К вашим услугам, — мягко улыбнулся Владимир. — Вижу, вы не из наших постоянных покупателей и сейчас пребываете в сомнениях.
— Выгляжу идиоткой?
— Господь с вами! — замахал руками Романов. — Я вижу естественное удивление человека, который наконец‑то после пластмассовых батонов узрел настоящий хлеб.
— Меня поразил йогурт, — призналась я.
— Какой? — завертел головой диетолог.
— Из иголок молодой сосны.
— Великолепная вещь, — ажиотировался Романов, — праздник для желудка.
— «С живыми бактериями»? — машинально вылетел из меня набивший оскомину рекламный слоган.
Владимир поправил очки.
— Скажите, по какой причине вы заглянули в наш супермаркет? Из любопытства? Шли мимо и решили прихватить абы чего на ужин? Должен разочаровать, тут вы не найдете продукты из трупов.
Я вздрогнула:
— Очень резкое заявление.
Владимир поправил рукава халата.
— Я врач, а медики, за малым исключением, люди откровенные. Если сюсюкать с пациентом, гладить его по животу, лить слезы, то легко можно дождаться его смерти, допустим, от аппендицита. Если отросток воспален, его следует вырезать, доставив больному не слишком комфортные ощущения. Так и с едой. Необходимо знать правду, выбросить из себя, образно выражаясь, моральный аппендикс. Из чего делают колбасу?
— Говядина, свинина, курятина…
— Мясо?
— Да.
— А оно как появляется?
— Кто?
— Перечисленные вами говядина со свининой.
Я слегка растерялась.
— От сельскохозяйственных животных.
— Отлично, — кивнул Романов. — Описываю процесс: коровку убивают, а ее труп перерабатывают на комбинате.
Меня затошнило.
— Никогда не думала о колбасе в подобном аспекте.
— Еще не поздно начать мыслить правильно, — объявил диетолог. — Признайтесь, у вас есть недуги?
— Да, — кивнула я, — голова часто болит.
— Могу объяснить, откуда растет мигрень. В момент убийства любое животное испытывает страх, в его кровь моментально поступают токсины, которые потом, вместе с куском ветчины, оказываются в вашем организме и начинают вредить ему.
— Больше никогда не приближусь к «Любительской» или «Телячьей» ближе чем на метр, — прошептала я. — Но молоко! Оно ведь отдается добровольно!
— Кто сказал? — изогнул брови домиком Романов. — Покажите мне козу или корову, которая бы самостоятельно заявила: «Подоите меня немедленно». Встречали такую?
— Нет, — замотала я головой.
— Молоко — нехорошая пища для человека.
— Почему?
— Оно предназначено для вскармливания младенцев, содержит кучу веществ, от которых у взрослого организма начинается аллергия…
— Ой!
— ..рак, понос, паралич, облысение и импотенция.
— Последняя беда меня не смущает, — пролепетала я.
— Но, наверное, имеете мужа, — не сдался Романов. — Одним словом, молоко — яд. Вот скажите, кого кормит корова?
— Своего ребенка, — окончательно растерялась я.
— Отлично! — топнул ногой в идеально вычищенном ботинке диетолог. — Именно так! Природа мудра и велика: жидкость из коровьего вымени напичкана гормонами, кои стимулируют рост и активность теленка, но никак не человека.
Я заморгала, но все же решила поспорить:
— Человечество много веков разводит домашний скот, делает сыр, творог, сметану…
— И основная масса тихо умирает, не дожив до восьмидесяти лет, — перебил меня Владимир. — Ясно? Диабет, атеросклероз, ожирение…
— Как Дегтяреву обещали, — выпало из меня. — Что же делать?
Романов широким жестом обвел торговый зал.
— Вы пришли в нужное место. Начнем. Йогурт из сосновых иголок. Дерево сосна произрастает на земном шаре с незапамятных времен. Нами разработана уникальная технология: собирается молодая хвоя, очищается, прессуется, ферментируется, отжимается. Процесс долгий, но результат того стоит: мы получаем живительную массу, набитую полезными веществами.
— Навряд ли ее можно назвать йогуртом, — закапризничала я.
— Верно, — согласился Романов, — но так людям понятней. Кстати, смотрите…
С ловкостью профессионального фокусника Владимир сунул руку за жалюзи, прикрывавшие окно, и вытащил пластиковый стаканчик.
— Вот он, правильный, на ваш взгляд, йогурт с, так сказать, живыми бактериями. Читайте состав.
Я машинально взяла упаковку и с некоторым трудом начала озвучивать текст, сделанный слишком мелкими для нормального зрения буковками: «Молоко нормализованное, восстановленное, сгуститель, краситель, идентичный натуральному, ванилин, улучшитель вкуса, сахар, Е‑415; Е‑420; Е‑215; Е‑232; Е‑410; Е‑210; Е‑105; Е‑329, лецитин, бифидобактерии, лактоказеин, моносахариды, срок хранения два года со дня изготовления, дату производства см. на крышке. Предназначено для диетического питания, жирность 8%, сделано на фабрике молочных продуктов, под контролем СМПГДБОК».
— Что такое СМПЕДБОК? — с невероятным изумлением спросила я.
— Это единственное, что вам не понятно? — снова сложил брови домиком Романов. — Лично у меня возникла масса иных вопросов. Все эти "Е", что они творят в нашем организме? И потом, как обработали продукт, предназначенный для диетического питания, если он спокойно хранится два года? Молоко — быстропортящийся продукт, это известно даже младенцам. Желаете подобный йогурт?
— Нет, — подскочила я, — никогда!
— Рассмотрим нашу упаковку, — тоном змея‑искусителя продолжил Романов. — Обратите внимание, текст легко читается, перед предприятием не стоит задача скрыть информацию, наоборот, хотим, чтобы ее усвоили все.
— «Молодая хвоя сосны, срок хранения десять дней», — прочитала я. — И это все?
— Именно, больше ничего.
Я положила несколько стаканчиков в проволочную корзинку. Надо попробовать.
— Идемте к колбасе, — приказал Романов и широко зашагал к стеклянным прилавкам.
— Погодите! — бросилась я следом. — Но ведь вы пару минут назад говорили, что ее делают из трупов!
Владимир наклонился над холодильником.
— Вот, на батоне написано: «Докторская». Она из сои, а это чисто растительный продукт.
— Выглядит мило, — одобрила я.
— И на вкус замечательно.
— Что еще можно купить? Подскажите!
Романов потер ладони.
— Отлично, я с вами!
Около часа мы бродили между стеллажами, и в конце концов я еле‑еле дотолкала до кассы тележку, доверху набитую пакетами, банками и коробками. Молоко, сыр, творог, майонез, колбаса, сосиски — все из сои, пресловутый сосновый йогурт, хлеб из муки пшеницы, выросшей на склонах Алтайских гор, под лучами солнца, падающими на поле в самые правильные часы. Владимир уверил меня, что пшеницу жали абсолютно здоровые крестьянские девушки, никаких комбайнов, работающих на бензине, и молотильных установок, использующих солярку, даже рядом не находилось. Лишь молодые бабы с песнями и серпами да парни с цепами. Кстати, пекут буханки старухи, читающие постоянно молитвы, поэтому хлебушек получается высоким и очень мягким.
Еще я прихватила кашу из неободранного риса, морскую соль, свекловичный темно‑коричневый сахар, хлебцы из прессованной гречки, подсолнечное масло, приготовленное из семян, взращенных на плато горы Эльбрус, в лучшем энергетическом месте Земли, кофе из подмосковной теплицы, морковный кекс, конфеты из тыквы… В общем, не стану перечислять всего.
— Полгода на наших продуктах, и вы себя не узнаете, — пообещал Романов. — Нормализуется вес, у вашего мужа уйдут диабет, гипертония и ожирение, члены семьи станут хорошо спать… Кстати, пошли на второй этаж!
— Лучше приеду через две недели, когда все съедим.
— Наверху товары для дома, — пояснил Владимир. — Оставьте тележку, я сопровожу вас и дам нужные объяснения. Надеюсь, кровати у вас стоят изголовьем на восток?
— Не знаю.
— А дверь в туалет не расположена в коридоре?
— На первом этаже — да, — призналась я, — именно в коридоре.
— У вас как с деньгами? — озабоченно спросил вдруг Романов.
— Не волнуйтесь, на покупки хватит.
— Не о том речь, — отмахнулся диетолог. — Мы иногда даже дарим людям еду, потому что понимаем: этому человеку позарез необходимо правильное питание, а средств у него не хватает. Ну и отдаем так, без оплаты.
Мне стало неудобно. Милейший доктор, очевидно, ничего не понимает в одежде, он посмотрел на покупательницу, увидел на ней рваные джинсы, потертую курточку и сделал вывод: у бедняжки проблемы с деньгами. Наивный Владимир и предположить не способен, сколько рубликов выложила мотовка Дашутка за супермодный прикид. Но несмотря на то, что он счел меня нищей, Романов занимался со мной, как с дорогим гостем.
— Бога ради, не обижайтесь, — попятился спутник, — вовсе не заподозрил вас в неплатежеспособности! Просто удивлен. Очень удивлен, крайне удивлен!
— Чем же?
— Если дверь туалета выходит в коридор, то денег в семье не будет, это аксиома.
— Но в большинстве квартир вход в санузел именно из коридора, — напомнила я.
— И много вы знаете по‑настоящему богатых людей из тех, кто живет в подобных жилищах?
— Не очень.
— Вот! Надо переделывать апартаменты, — строго заметил Романов. — К унитазу следует идти из комнаты. А еще лучше вынести его во двор.
— Унитаз?
— Да, это принесет достаток.
— Боюсь, соседи могут начать протестовать, — хихикнула я. — Представляете картину: люди торопятся на работу или бегут со службы домой, заруливают к родному подъезду, а около него восседает на унитазе некая личность.
— Не стоит доводить ситуацию до абсурда, — серьезно возразил Романов. — Вполне возможно возвести санитарный домик, куда с огромной радостью побегут жильцы. Мало того, что в квартирах появятся столь нужные всем кладовки, так еще и благосостояние возрастет. Так, пройдемте сюда, тут специальное постельное белье, из крапивы.
— Ой! — поежилась я. — И его покупают?
— Расхватывают влет, оно спасает от болей в спине и от мигрени.
Я заколебалась. Конечно, очень хочется навсегда забыть про отвратительные недуги, но сумею ли пролежать ночь на жгучей простыне?
— Сильно кусается?
— Кто? — удивился Романов. — У нас ни собак, ни кошек в торговом центре нет.
— Я про простыню из крапивы.
— Пощупайте — она мягкая и нежная, — засмеялся Владимир. — Это наше ноу‑хау, никаких неприятных ощущений и масса пользы. Всего один комплект остался.
— Беру, — решительно кивнула я.
Через час мы спустили на лифте к кассам еще одну тележку, набитую замечательными вещами. Кроме волшебного постельного бельишка, мне понравились чашки из глины Мертвого моря, положительно заряженная картинка, изображавшая тучного мопса в гобеленовом кресле (пес был точной копией Хуча), домашние тапочки, пропитанные эликсиром долголетия, пояс от остеохондроза, тюбетейка, регулирующая поток энергии, текущей из космоса, и халатик, сшитый из голубого плюша, — он должен был приманить ко мне удачу.
Глава 21
Милая женщина на кассе быстро пробила чеки, две очаровательные девушки ловко сложили покупки и вещи в большие мешки. Романов проводил меня аж до стоянки.
— Спасибо, — произнес он с улыбкой.
— Это я должна благодарить вас.
— Приходите еще!
— Непременно, — пообещала я и открыла багажник.
— Извините за бестактность… — вдруг сказал Владимир.
— Вы были ко мне предельно внимательны, ничем не обидели.
— Нет, бестактность совершу сейчас. Можно?
— Давайте, — согласилась я.
Владимир наклонил голову набок.
— К сожалению, обладаю некими телепатическими способностями. Именно к сожалению, ибо такой дар сильно осложняет жизнь. Вы мне понравились, и поэтому хочу помочь. Сейчас кое‑что скажу, но, если ошибся, извините. Ваша жизнь, несмотря на материальное благополучие, не так уж счастлива. Домашние заняты собственными проблемами и отмахиваются от матери. Вы одиноки в толпе, хоть и окружены людьми. Когда вам в последний раз преподносили букет?
— На Восьмое марта. А что?
— Дежурный знак внимания, — скривился Владимир. — А если без повода, в качестве признания в любви?
Я пригорюнилась. Похоже, Романов прав, с Дашуткой дома особо не церемонятся, относятся как.., как к Хучу. Хотя нет, не правда. Мопса гладят, угощают конфетами, и вообще за собаками приглядывают. Вон Черри постоянно получает лекарства, Бандюше купили надувной бассейн, так как питбуль обожает воду, а для Снапа Кеша регулярно привозит специальные игрушки (Аркадию не лень ради ротвейлера зарулить в зоомагазин). Опять же Жюли… Стоило йоркширихе чихнуть, как в Ложкино примчались три бригады ветеринаров во главе с Денисом, и поднялась неимоверная суета. Потом, правда, выяснилось: неуклюжая Ирка рассыпала в кухне перец, вот по какой причине Йорк начал чихать, но ведь хозяева испугались, вызвали медиков.
А я? В марте, несмотря на предусмотрительно сделанную прошлой осенью прививку, подцепила грипп и свалилась в кровать. Как же отреагировали члены семьи?
Дегтярев утром засунул нос в спальню и бодро поинтересовался:
— Жива?
— Пока да, — просипела я.
— Выздоравливай, — велел полковник и уехал на работу.
Стоит ли тут упоминать, что он не звонил больной весь день, а вернулся в Ложкино сильно за полночь?
Аркадий поступил не лучше. Он вообще не заглянул ко мне! А вечером, когда я с трудом не спустилась, а стекла из спальни в кухню за чаем, Кеша оторвался от телика и «заботливо» поинтересовался:
— Мать, ты как?
— Твоими молитвами, — прохрипела я.
— Отчего злишься? — еще шире заулыбался наш адвокат.
— Мог бы и заглянуть к умирающему человеку!
— Думал, ты спишь, не хотел мешать, — пожал плечами Кеша и вновь впился глазами в экран.
Зайка вообще не заметила моей болезни. Лишь спустя десять дней Ольга удивилась:
— Чего ты дома все время сидишь?
— У меня грипп, — сообщила я.
Наша телезвезда заморгала, но тут у нее заорал мобильный, Заюшка схватила трубку, и больше к теме моего недуга мы не возвращались.
Ирка с Иваном тоже особо не испугались. Первая, громко напевая, затеяла по непонятной причине мытье окон, а второй копошился в саду. Кухарка Катерина, словно назло, сварила кислые щи, которые мигом начали щипать мое больное горло, а еще она пожарила котлеты, от запаха которых у меня поднялась температура.
Одна Маруська решила позаботиться о бедняжке, дрожавшей под одеялом.
— Мусик! — закричала она, влетая в спальню. — Купила тебе книжек, диски и журналы. Читай, не скучай!
Чуть не зарыдав от умиления, я стала разбирать подарки и испытала горькое разочарование.
Среди толстых томов не оказалось ни одного детектива, сплошь нудятина с глубоким философским подтекстом, весь смысл которого сводится к одной фразе: «Все будет плохо, мы непременно умрем». Экая новость! Я и не знала о ней, наивно полагала, что живу счастливо и останусь на Земле вечно. На дисках были записи опер, а журналы я даже листать не стала, с меня хватило увидеть их названия: «Болезни собак» и «Вестник хирургии кошек».
И как, скажите, следовало отреагировать на презенты? Оттопырить губу и обидеться? Но ведь Манюня позаботилась обо мне! С другой стороны, она решила обрадовать мать своими радостями, в последнее время Маруська читает лишь «серьезную» да специальную литературу и слушает Вагнера вкупе со Шнитке. Немного странный набор, но девочке он по вкусу…
В глазах от этих воспоминаний защипало. Романов абсолютно прав. Если выстроить иерархическую лестницу нашей семьи, то госпожа Васильева займет место около ее подножия, между Жюли и кошками. Хотя нет, Фифину и Клеопатру придется пропустить вперед, за мной будут лишь лягушки из сада.
— Не расстраивайтесь, — тихо сказал Романов. — Вот, держите.
— Что это? — шмурыгнула я носом.
— Старинное тибетское средство «Омм», — пояснил Романов. — Дайте членам своей семьи, они изменятся.
Я открыла крышку и понюхала содержимое.
— Запаха нет!
— А на вкус — словно конфеты.
— Из чего оно?
— Секрет монахов, они его никому не раскрывают.
— Я не отравлю своих?
Романов улыбнулся:
— Конечно же, нет. Действие препарата длится месяц. Если он поможет, приходите, дам еще. У меня есть целая группа постоянных клиентов.
— Сколько я вам должна?
— Это подарок.
— Спасибо, непременно попробую.
— Главное, сыпьте незаметно.
— Иначе не сработает?
— Замечательно подействует, просто кое‑кто не хочет принимать, — вздохнул Владимир. — Моя мать так возмущалась, когда я ей его предложил! Обозвала меня любимым сыном дяди Гамлета! Пришлось потихоньку добавлять «Омм» ей в чай. Теперь старушку не узнать: я самый любимый и лучший. Приезжайте, жду с нетерпением.
* * *
На этот раз из‑за двери квартиры, где по идее должна была жить Кулькина, раздался усталый голос:
— Кто там?
— Даша Васильева.
— Кто?!
— Откройте, пожалуйста, я обычная женщина, безоружная, драться не умею, ищу Алевтину Кулькину.
Загремел замок, дверь приоткрылась, высунулась бледная женщина с черными кругами под глазами.
— Мы с вами не встречались, — отметила она.
— Валерия Петровна?
— Ну я.
— Скажите, вы давно переехали в эту квартиру?
— Еще когда в бухгалтерии работала, — начала хозяйка и осеклась. — Откуда знаете мое имя?
— Заходила сюда днем и разговаривала с вашей дочерью, — заулыбалась я. — Милая девочка!
— Отвратительная, — резко перебила хозяйка. — Растет черт‑те что, не слушается, по улицам шляется. Маленькая совсем, а дружит с восемнадцатилетними.
— По вашему адресу проживала некогда Алевтина Кулькина, — быстро сменила я тему беседы. — Мы дружили, потом жизнь нас развела. Насколько знаю, у Али умер муж, она осталась одна с ребенком, а я долгое время провела за границей, сейчас вернулась и захотела возобновить отношения. Приехала и налетела на вашу девочку.
— Она вас обматерила? — ощетинилась Валерия Петровна.
— Нет, очень мило посоветовала заглянуть после шести.
— Вот сучонка! Знает, что мать устанет, как электричка, и нарочно человека подослала! — покраснела Валерия.
— Не помните, куда переехала та, у кого купили квартиру? — гнула я свое.
— Нет!
— А нельзя посмотреть?
— Где?
— В документах.
— Нет!!!
— Пожалуйста, поверьте, очень надо.
— Да пошла ты!.. — неожиданно выругалась женщина и с силой захлопнула створку.
Дверь бабахнула о косяк. Но тут же распахнулась соседняя, оттуда выглянула молодая женщина и заорала:
— Опять нажралась? Имей в виду, на этот раз в ментовку не пойду, мы с Серегой сами с тобой разберемся! Схлопочешь по морде и притихнешь!
— Ничего не сделала, — быстро ответила я.
— Знаю, — снизила децибелы соседка. — Не о вас речь, о Лерке‑бухалыцице.
— Валерия Петровна пьет?
— Как верблюд.
— А по внешнему виду не скажешь, — изумилась я. — Вроде приличная дама.
— Дама! — заржала незнакомка. — Ну вы и выразились!
— Простите, а вы не знаете, кто жил в квартире до Валерии?
— Понятия не имею. А вы в домоуправление сходите, там небось в курсе, — посоветовала бабенка и закрыла свою дверь.
Вздохнув, я вызвала лифт. Идея заглянуть в домоуправление вовсе неплоха, странно, что она не пришла мне в голову раньше.
— Эй! — раздалось вдруг сзади.
Я обернулась, на пороге своей квартиры стояла Валерия Петровна.
— Извините, — промямлила она, — устаю очень, да еще сегодня меня собака укусила. Ни с того ни с сего цапнула! А вроде тихое такое животное.
— Многие псы не любят парикмахерских процедур, — мирно подхватила я нить разговора, — надо просить хозяев надевать на питомцев намордник.
— На мопса?
— Разве их стригут?
— Попросили вымыть, — грустно ответила Валерия, — и когти подстричь. Я его, поганца, в ванну поставила, он сначала вроде довольным казался, а потом вдруг цап меня! Больно — жуть.
— Сочувствую.
— От усталости грубой делаюсь.
— Ерунда, не переживайте, сама порой с катушек съезжаю.
— Знаете, а ведь я очень хорошо помню Алевтину.
Я отошла от лифта.
— Правда?
Валерия кивнула.
— У меня в то время имелись деньги. Мама умерла, квартирка мне осталась. Еще и свекровь вскоре на тот свет отъехала, а она богатая была: машина, дача, кое‑какие цапки и тоже жилплощадь, хоть и небольшая. Вот мы с мужем и решили хорошую квартиру приобрести. Это сейчас здесь не район, а психушка, раньше‑то тихо было, метро недалеко, замечательно… Вы правы, я у Алевтины жилье купила, входите.
Я вошла в прихожую, Валерия сложила руки на груди.
— Хотите кофе? Извините, нагавкала на вас…
— Ерунда, сама иногда могу налететь на человека.
— Вот вы не обижаетесь, а моя дочка чуть что — губы дует, — пожаловалась хозяйка.
— Она еще маленькая, ей, наверное, пока незнакомо чувство усталости. У вас симпатичная девочка, — сделала я дежурный комплимент, — вырастет, и все наладится.
Валерия заулыбалась:
— Вы так считаете?
— Конечно, у ребенка просто период щенячьей вздорности, он пройдет, потерпите. Моя дочь тоже не лучшим образом вела себя в тринадцать лет, но сейчас мы давно забыли о скандалах. — слегка покривила я душой.
— Хорошо бы так, — вздохнула хозяйка. — Пошли, угощу вас кофе. У меня хороший, дорогой, только купила.
С самым радостным выражением на лице хозяйка наклонилась и вытащила из стоящей у вешалки сумки большую железную банку с растворимым порошком.
— Мне врач запретил кофе, — быстро сказала я, — а вот если чайку нальете, буду благодарна. Вы хорошо знали Алевтину?
— Пошли на кухню, — поторопила меня Валерия, сделала шаг в сторону и остановилась. — Она что, умерла?
— Кто? — дернулась я.
— Аля. Вы спросили, хорошо ли я знала Алевтину. В прошедшем времени.
— Я не знаю, что с Кулькиной, мне необходимо найти ее.
— Мы работали вместе, — пояснила Валерия, усадив меня на табуретку. — Опасно связываться с незнакомыми при покупке квартиры. Сейчас, говорят, риелторы честные, но у нас деньги появились в стремные времена, газеты постоянно писали: этого убили за жилье, того обманули.
— Не следует верить всему, что читаешь.
— Оно так, но все равно напрягает. Большие деньги в моих руках редкие гости, — усмехнулась Валерия. — Я на работе особо о своих планах не распространялась — вдруг позавидуют? Но один раз задержалась и с мужем стала по телефону трепаться, думала, никого в отделе нет, ну и обсудила с ним один вариант. Не успела трубку повесить, Аля подходит и тихо спрашивает: «Хочешь квартиру менять? Извини, не хотела подслушивать, ты громко говорила…»
Валерия тогда кивнула и по непонятной причине принялась оправдываться:
— Денег у нас как не было, так и нет, родители умерли, вот и решили…
— У меня муж погиб, — перебила коллегу Аля.
— Знаю, — вздохнула Валерия, — мне тебя очень жаль.
— Время идет, — печально продолжила Алевтина, — думала, рана зарастет, но только хуже делается. Я вообще домой зайти не могу, толкусь на службе, пока ночь не настанет.
— Чего же так? — наивно поинтересовалась Валерия.
Аля стала мять в пальцах край кофты.
— Только дверь открою, так у меня невольно вопрос вылетает: «Феденька, ты уже пришел?» Машинально спрашиваю и мгновенно спохватываюсь, прикусываю губу, начинаю себя ругать: «Дура, муж давно в могиле, пора привыкнуть». Но нет! Всякий раз одно и то же. И потом, девчонка моя совсем от рук отбилась: грубит, хамит, денег требует, решила школу бросить. Я попыталась ее разубедить, принялась убеждать: «Надо получить аттестат, иначе в институт не поступить». А она как заорет: «Мы нищие оборванки! Не надо мне высшего образования, пойду работать!»
— Тяжело тебе, — искренно посочувствовала коллеге Валерия, — и без мужа осталась, и проблем полно.
Алевтина села и оперлась локтями о письменный стол.
— Вот услышала сейчас случайно твой разговор, и в голову отличная мысль пришла. Поезжай в мою квартиру, а я в твою отправлюсь. И деньги получу, и от воспоминаний избавлюсь.
— А какая у тебя площадь? — заинтересовалась Валерия Петровна.
— Три просторные комнаты, — начала загибать пальцы Аля, — большая кухня, санузел раздельный, кладовка, балкон. Ремонт, правда, давно был, но вы все равно обои поменять захотите, даже если бы их вчера поклеили. Уж поверь, лучшего варианта тебе не найти. К тому же мы можем сделку сами совершить, без агента, сэкономим на комиссионных.
Валерия Петровна посоветовалась с мужем и согласилась на предложение коллеги…
— Горько я потом об этом пожалела, — вздохнула она, завершая рассказ, — обманула меня Алевтина.
— Не правильно документы оформила? Смошенничала?
— Да нет, — печально отозвалась Валерия. — В этом смысле Аля честный человек, более того, она все хлопоты на себя взяла, бумажки собирала, по всяким БТИ бегала, в очередях парилась.
— В чем же состоял обман?
Валерия посмотрела в окно. Через минуту заговорила…
Новоселы перетаскивали веши, и Лера с соседкой столкнулась. А та вдруг неприятно так усмехнулась и поинтересовалась:
— Что, проклятую квартирку приобрели? Дорого отдали?
У Леры выпал из рук тюк с постельным бельем.
— Почему «проклятую»? — слегка ошалев, спросила она.
— Ой, ниче не знаете! — обрадовалась сплетница. — Здесь сначала Иван Ефимович жил, так он удавился, а потом жена его из окошка сиганула. Не успели тротуар отмыть, Алевтина с Федором въехали. Уж за какие заслуги им такую площадь дали, я без понятия, только снова беда приключилась: убили Кулькина. Он инкассатором работал, его бандюки застрелили. Во как! Проклятое место! Аля давно жилплощадь продать хотела, небось по всем агентствам пронеслась. Только зря — люди правду узнают и ехать не хотят. Ой, чегой‑то вы в лице переменились…
— Отстань! — рявкнула на женщину Валерия. — Привязалась, словно репей!
Соседка поджала губы и с тех пор говорит о Лере лишь гадости. Обзывает алкоголичкой, проституткой и ежедневно звонит в дверь с заявлением:
— Уже пять минут двенадцатого, а у вас телевизор грохочет…
— Не стоит верить в глупости, — сказала я Валерии.
Хозяйка квартиры подняла глаза.
— Я тоже так думала сначала. Но через год после нашего обмена мой муж умер в одночасье — сидел, пил чай и вдруг упал лицом в тарелку. Тромб оторвался. Затем девка моя от рук отбиваться стала, на работе ерунда какая‑то началась, пришлось уволиться. Поневоле поверишь в проклятие. Очень мне отсюда съехать хочется, готова даже на меньшую площадь, но никто не соглашается. Аля, кстати, после обмена сразу исчезла — с работы живо уволилась, наверное, боялась, что я ее упрекать стану. Конечно, можно было бы поехать к ней домой и устроить скандал. Но в чем ее винить? Заявить о проклятии? Смешно же!
— Значит, вы знаете адрес Алевтины, — сделала я вывод из услышанной истории.
— На Волгоградском проспекте она теперь живет, далеко отсюда.
Глава 22
Сев в машину я снова глянула на адрес Алевтины. Волгоградский проспект действительно не ближний свет, если учесть, что нахожусь в районе Красной Пресни. Ехать к Кулькиной придется через весь город, обязательно попаду в пробки, проведу в пути часа два, и что? Позвоню в дверь, ее откроет дочь Алевтины. Ей же, наверное, за двадцать, вполне вероятно, что девушка, на подростковую грубость которой жаловалась Валерии мать, благополучно вышла замуж, родила отпрыска, а то и пару. Внезапному приходу незнакомой тетки никто не обрадуется, да и поговорить с Алевтиной по душам не удастся — дочь, зять, внуки станут сновать туда‑сюда, навострив любопытные уши. В подобной обстановке не до откровенных признаний.
Я завела мотор и поехала в сторону МКАД, продолжая размышлять над имеющейся информацией. Очень хорошо теперь понимаю, кто поставил спектакль: конечно же, Алевтина Кулькина. Она — единственная оставшаяся в живых участница неудачного налета, и она очень давно поклялась отомстить Волковым, задумала извести всю семью. Более того, пятнадцатого мая убивала тех, кто, по ее мнению, виноват в кончине Федора: вначале Петра Михайловича, потом Ксюшу… Хотя в чем провинилась девушка? В день, когда погиб Федор, Ксения еще ходила в школу, она и знать не знала, что задумали родители.
Я включила сигнал поворота и выскочила на Звенигородское шоссе. Спасибо нашему рачительному мэру, он построил замечательную новую дорогу, и благодаря «свежей» магистрали мой путь до Ложкина сейчас сократится вдвое. Правда, боюсь, счастье ненадолго. Новая трасса пока пустая, но скоро о ней узнает основная масса автолюбителей, и — до свидания, беспроблемный проезд.
Руки машинально крутили руль, нога нажимала на педали, но голова была занята совсем не дорогой. Отчего Алевтина убила Ксюшу? Объяснение есть. Что доставит наибольшие страдания матери? Похороны собственного ребенка. Я не понимаю, как некоторые женщины сумели пережить подобную трагедию. Лучше скончаться самой, чем стоять у гроба сына или дочери. Алевтина ударила Анну в самое больное место, а потом, уже после смерти Анны, извела и Алексея. Видно, слишком уж она ненавидела Волковых. Непонятным для меня в данной истории остается лишь один факт. Уничтожив почти всех родных Анны в довольно короткий срок, Аля оставила в покое Риту. Почему Кулькина не убила ее? По какой причине сохранила ей жизнь? И отчего сейчас, спустя довольно большой промежуток времени, решила преследовать несчастную модельку? Право, нестандартное поведение. Хотя отдельные личности способны выжидать годами, планируя месть. Возьмем, к примеру, графа Монте‑Кристо. Сколько он времени провел в заточении? Ей‑богу, не помню, кажется, лет двадцать, но ведь не простил врагов, вышел и показал обидчикам небо в алмазах.
Думаю, к Алевтине надо ехать завтра, причем утром — свалиться словно снег на голову и взять ее тепленькой. Кулькина пребывает в уверенности: следы ловко заметены, ее не поймать, она не ждет неприятностей. И тут появляюсь я. На моей стороне огромный плюс: внезапность. Поэтому сейчас доберусь до дома и спокойно шлепнусь на диван. Кстати! В багажнике лежат восхитительные, экологически чистые продукты, надо успеть приехать к ужину, тогда сумею поставить на стол настоящую еду, а не куски мяса, отравленные токсинами!
Вдохновленная мыслью о правильном питании, я поддала газу и без особых проблем, в рекордно короткое время долетела до Ложкина. А там я прежде всего посмотрела на стоянку для машин. Слава богу, дома пока никого, теперь бегом на кухню.
* * *
— Чтой‑то вы приволокли? — с осторожностью поинтересовалась Ирка, увидав, как я вытаскиваю из кулька сосиски.
— Капустные котлеты, — по непонятной причине обозлилась я.
— Да? — заморгала домработница. — Ну ваше! А я подумала, что за сардельки такие странные.
— Зачем вопрос задавала, если поняла, что к чему?
— Для разговору, — слегка обиделась Ирка. — Не молчать же, коли вы раз в году решили харчи приволочь. Вот я недавно журнальчик читала, там сказано: «Если хотите поддерживать с человеком хорошие отношения, хвалите его постоянно, лучшими друзьями станете».
— Прости, — искренно раскаялась я, — устала, вот и вредничаю. Это сосиски, но не простые.
— А какие? — заинтересовалась Ирка.
— Соевые, — начала я прояснять ситуацию.
— Угу, угу, угу, — кивала домработница, пока я наливала воду и опускала в нее будущий ужин. — Значит, они из растения?
— Верно, — обрадовалась я понятливости Иры.
— И творог тоже?
— Совершенно справедливо.
— И йогурт? — не успокаивалась Ирина. — И сыр?
— Да, и они не животного происхождения.
— Не понимаю.
— Что странного?
— Соя растет?
— Да.
— На поле?
— Вероятнее всего.
— Она типа пшеницы? Стебель и колос?
— Прости, никогда не видела сою, — призналась я, — но до сих пор считала ее членом семьи бобовых.
— Хорошо, — закивала Ирка, — пусть по‑вашему, навроде зеленого горошка. Но как из нее сосиска вышла?
— Да так… — туманно ответила я. — Вырастили, смололи, сдобрили перцем, луком, и получилось лучше некуда.
— Мусик, — завопила Машка, врываясь в кухню, — а чем тут пахнет?
— Сосисками, — радостно ответила я. — Быстро садитесь, уже на стол накрыли.
Маруська развернулась и закричала:
— Зая, а где Дегтярев?
— Пошел руки мыть, — послышался голос Ольги. — Фу, Банди, не дери мне колготки лапами!
— Смотрите, Хуч у кого‑то из сумки стащил жвачку! — завозмущался Кеша.
— Одно не пойму, — гаркнула за моей спиной Ирка.
— Ну что еще? — подпрыгнула я. — Кстати, сделай одолжение, не рассказывай нашим, что сосисочки растительные. Ладно? Это сюрприз. Пусть сначала съедят, а я потом правду сообщу.
— Не понимаю, — монотонно бубнила домработница.
Я вновь начала злиться.
— Все очень просто. Не следует, внося блюдо с сосисками, сразу оповещать присутствующих: ужин вырастили на поле.
— Не, другое не ясно.
— Что?
— Если сардельки…
— Сосиски!
— Один черт, — не уступила Ирка. — Так вот, если сардельки из гороха, то почему они не зеленые?
— Не знаю.
— Их, наверное, подкрасили, — протянула Ирка.
— Нет. Это стопроцентно натуральный продукт, без всякой химии.
— Тогда им следует выглядеть зелеными, — уперлась Ирка.
Я сначала растерялась, но потом нашла достойный ответ:
— Бобы бывают белыми, красными, коричневыми. Усекла?
— Пусть по‑вашему, — тоном вредной учительницы подхватила Ирка. — А сыр с творогом? Они как получились?
— Как сосиски.
— Добавили перец и лук?
— Вероятно, — кивнула я, вылавливая надувшиеся трубочки.
Похоже, консультант из магазина не обманул. Очень часто обычные колбасные изделия, побывав в кипятке, лопаются и теряют привлекательный внешний вид, а соевые сейчас смотрелись замечательно.
Домашние мигом расхватали дымящиеся сосиски и начали сосредоточенно жевать.
— Ну как? — гордо поинтересовалась я.
— Ничего, — вяло ответила Зайка. — Хотя нет, жуткая гадость!
— Замечательные рыбные колбаски, — быстро сказал Тема. — Они из судака?
— Рыбные? — захихикала Машка. — Капустные! Скажи, Кеш?
Аркадий отложил вилку.
— Немного странный вкус, — дипломатично заявил он. — Но к новому всегда настороженное отношение, следует привыкнуть и лишь потом делать выводы. Порой случается так: вроде видишь белое, а спустя пять минут оно уже черным кажется.
Я опустила глаза в тарелку. А еще некоторые люди утверждают, что профессия не накладывает на человека несмываемый отпечаток. Вот оно, доказательство обратного. Став адвокатом, Кеша научился разговаривать самым диковинным образом: вроде сказал «да», но если подумать, то оно смахивает на «нет». И еще загибает витиеватые обороты: белое, через пять минут кажущееся черным. Это что же такое?
— Ясное дело, — как всегда без спроса, вклинилась в мирно текущую беседу Ирка, — белое завсегда пачкается, пять минут еще много. Вон, Ванька только что рубашку переодел, и уже пятно на ней.
— Случайно получилось, — подал голос из кухни наш садовник, — не хотел, а измарался. Можно мне конфетку съесть?
— Ешь, — быстро разрешила я, не задумываясь, о каких сладостях идет речь.
— И все‑таки они рыбные, — робко заговорил Тема. — Ладно, не судак, тогда щука.
— Нет, я ем сейчас брокколи! — твердо заявила Маня.
— Ерунда, это курица, — затараторила Ольга. — Причем старая.
— Баранина! — безапелляционно воскликнул полковник. — И явно немолодая, со специфическим запахом. А на тарелке что?
— Сыр, — сквозь зубы пробормотала я. — Необыкновенно полезный.
Маруська и полковник одновременно потянулись к блюду, где белели нарезанные куски.
— Можно еще конфеток? — загудел Иван.
— Сделай одолжение, — меланхолично ответила Зайка, пытаясь справиться с сосиской, — съешь все шоколадки и не приставай.
— Они не из какао, — решил прояснить ситуацию Иван, — на драже похожи.
— Тем более лопай, — разрешила я.
— Мало уже в баночке осталось, — признался садовник. — Вдруг кто еще захочет?
Зайка возвела глаза к потолку.
— Отвянь! — рявкнула Ирка. — Чего к людям примотался? Сказано, глотай бомбошки.
Иван нервно засопел, ему явно не по душе пришлась грубость супруги. Но в их семейной паре руль держит женская половина, поэтому садовник предпочел сейчас промолчать.
— И сыр из баранины, — констатировал полковник.
— Вот такого не может быть, — засмеялся Кеша, — от барана молока не получить.
— И от козла тоже, — хихикнула Маня.
— А вы попробуйте, — предложил Александр Михайлович.
Брат с сестрой схватили с тарелки ломти.
— На мой вкус, он из ваты, — через мгновение сообщил Кеша.
— Вроде орехами пахнет… — засомневалась Машка.
— Рыба, — ожил Тема, — стопроцентный лосось!
Не успел «сыночек» захлопнуть рот, как от куска, который проходимец держал в толстой руке, отломился большой шматок и шлепнулся на пол.
С радостным воплем собаки бросились к добыче. Как всегда, победила крошечная Жюли — она ухитрилась ловко пробежать под пузом неповоротливого Снапа, обогнуть полуслепую Черри и обойти на повороте Хуча. Конкуренцию йоркширихе мог составить лишь Банди, но питбуль не сразу понял, что кто‑то уронил сыр, и слишком поздно вступил в гонку. Бандюша у нас не слишком сообразительный, иногда он зависает, словно заглючивший компьютер. С умной машиной достаточно легко справиться, следует лишь нажать соответствующую кнопку, но у Бандика ее нет, вот порой и приходится ждать, пока пес самостоятельно выпадет из нирваны, куда по непонятным причинам имеет обыкновение проваливаться несколько раз в день.
Радостно повизгивая, йоркшириха подцепила добычу, но уже через секунду сыр вновь шлепнулся на паркет.
— Наверное, он козий, раз Жюли выплюнула, — предположила Машка.
— Собака разбирается в сырах? — поразился Тема.
— Конечно, — засмеялась Манюня. — Вот Хучу радость, он обожает «Шевр»…
— Кого? — вновь не понял «сыночек».
— «Шевр», — стала просвещать «деточку» Маруська, — это сыр из козьего молока, его иногда делают в пепле. Неужели не слышали?
— Похоже, я хуже ваших псов ориентируюсь в гастрономических изысках, — признался Тема. — У нас в городе особого выбора нет: «Костромской», «Российский», «Чеддер». Ах да, еще «Эдам» имеется. А когда за границей бываю, стесняюсь спрашивать, что ем.
Я молча пыталась прожевать противно скрипящую на зубах сосиску и заодно размышляла над словами незваного гостя. Сейчас с продуктами хорошо повсюду. В городке, откуда родом Тема, явно имеется супермаркет, набитый разносолами, только самозванец туда не ходит, потому что ему неохота зарабатывать деньги. Именно из‑за своей лености Тема и приехал в Ложкино, он рассчитывает обмануть наивного полковника и поселиться у нас на всем готовом. Вот тогда, как полагает аферист, ему не придется более трудиться. Но Тема ошибается, скоро будут готовы результаты анализов, и мы отправим парня назад.
— У меня от этой сосиски печень скрутило, — взвыла молчавшая до сих пор по непонятной причине Танюшка, — натурально поплохело. Ирка, подай чай в мою спальню. Пойду наверх, лягу.
— Ты, наверное, хочешь сказать, в мою спальню? — не утерпела я. — Кстати, раз уж спустилась по лестнице, может, останешься в гостевой?
Таня заморгала:
— Я? В крохотной комнатенке? Не ожидала от тебя подобной черствости! Боже, мне плохо!
— Хучу, похоже, тоже, — вскочила Маня. — Миленький, не дрожи!
Я глянула на мопса, с яростью трясшего лапами, — Хучик явно пытался закопать в паркет ломтик соевого сыра. Рядом стояли с самым грустным видом Банди, Снап и Черри.
— Что нам подали? Даже вечно голодные собаки не хотят есть эту гадость! — взвизгнула Татьяна и прижала руку к левому боку. — Ой, моя печень!
— Животные сыты! — возмутилась Машка и добавила:
— А печень вообще‑то находится справа!
— Да? — не смутилась Таня. — Не знала. Хотя какая разница, где она, главное, ноет ужасно. Немедленно отнесите меня наверх! На руках! Аркадий!
Я жду!
Кеша начал кашлять.
— Давайте помогу, — вскочил Тема.
Не успела Танюшка возразить, как самозванец одним прыжком преодолел расстояние до женщины и без особых усилий подхватил капризницу.
— Знаете, у меня аппетит пропал, — сообщил Дегтярев, — как увидел, что собаки ЭТО есть не хотят.
С лестницы послышался визг Борейко:
— Осторожней, уронишь!
— Нет, крепко держу, — ответил Тема. — Я жутко сильный, в нашем цеху болванки таскал, а они тяжелее вас.
— Нашел, с чем меня сравнить! — возмутилась Танюша.
— Кто купил эту дрянь? — резко спросила Зайка, отодвигая тарелку.
— Не я! — живо ответила Ирка. А затем ткнула пальцем в мою сторону:
— Во, Дарь Иванна приволокла.
— Где взяла сию вкуснотищу? — сдвинула брови Ольга.
— Сосиски не совсем обычные, — завела я издалека, — но мы же решили перейти на здоровое питание.
— Не уверен, что колбасные изделия можно назвать диетической едой, — заявил Дегтярев. — Вот всякие там помидорчики, огурчики — да. А свинину с говядиной…
— Так ведь мяса в них нет, — с самым счастливым видом заявила Ирка.
— Ой, замолчи, — махнула рукой Ольга.
— Правда, правда, — закивала домработница, — они на поле выросли.
Услыхав последнее заявление, Хуч неожиданно завыл басом. Спустя секунду к его руладе присоединился тоненько‑визгливый голос Жюли.
— Ну, ты придумаешь… — прищурилась Зайка. — Отличная шутка: выросшие сосиски. Позволь полюбопытствовать: они что, на дереве висят? Вроде яблок? Или по земле стелются, как кабачки?
Машка захихикала.
— Не надо из меня дуру делать, — надулась Ирка. — Дарь Иванна так сказала! Сначала горошек вытянулся, потом его перцем и луком сдобрили, получилась колбаса.
— Соя! — догадался Кеша. — Теперь понятно.
На лицо Зайки наползло выражение старой девы, увидевшей голого мужчину.
— Соя? Генетически модифицированные бобы? С ума сойти! Никогда…
Я вжала голову в плечи. Ну, сейчас начнется… Хотела как лучше, а получилось как всегда. Ольга покраснела, но договорить не успела — на втором этаже раздался дикий грохот, потом вопль:
— Убили‑и‑и!
Забыв про злополучный ужин, присутствующие, спотыкаясь об нервно лающих собак, бросились к лестнице.
Глава 23
Крик летел из моей спальни. Я ворвалась в комнату последней и увидела Танюшку, сидящую на полу.
— Что случилось? — воскликнул Кеша.
— Этот урод положил меня мимо кровати, — простонала гостья.
— Я нечаянно, — начал судорожно оправдываться Тема, — право, не хотел. Вы ничего не сломали?
— Чтоб тебе самому шею погнуть! — прорычала Таня, забираясь на кровать.
И тут раздалась громкая музыка.
— Мать, выключи радио, — велел Кеша, — и вызови доктора, следует сделать рентген.
— У меня в комнате нет ни приемника, ни сидюшника, — напомнила я.
— Что ж тогда играет? — завертела головой Машка.
— Телефон, — подобострастно подсказал Тема. — Вон он, на коврике валяется.
Желая услужить, мужчина поднял трубку с пола и поднес к своему уху.
— Не трогай! — завизжала Борейко. — Немедленно брось!
Но самозванец уже нажал на клавишу и бодро воскликнул:
— Алло! Здрассти! Кто я? Тема. Вам кого? Таню? Уж не знаю, сумеет ли подойти, она в кровати. Ой, не орите! Сейчас, сейчас…
Быстро, словно избавляясь от попавшего в руки раскаленного камня, Тема сунул замершей в ужасе Танюшке трубку, сообщив:
— Это вас.
— Добрый вечер, Сереженька! — прочирикала Танечка. — Ой, солнышко, ты как? Скоро ли вернешься? Жду не дождусь…
Конец фразы оказался недоговоренным, лицо Борейко приняло сначала розовый, потом красный, бордовый, синий и, наконец, фиолетовый оттенок. Я с тревогой смотрела на подругу.
— Кто подошел? — выдавила из себя Татьяна. — Когда? Сейчас? Где? Мужчина? Не было никого!
Я прикусила губу. Да уж… Глупее поведения и не придумать. Ну нельзя же отрицать очевидное, Боровиков вовсе не идиот, он слышал голос Темы.
— Я тут одна, — пела Танечка, — абсолютно одинокая.
В этот момент за окном залаяла собака, очевидно, кто‑то из соседей выпустил своего пса на прогулку перед сном, и Снап решил ответить собрату. Недолго думая, он разинул пасть и принялся мерно гавкать:
— Ав, ав, ав…
— Я дома, — повысила голос Таня. — Кто лает? Кобель. Ха‑ха‑ха, милый, это уже слишком, надеюсь, ты не ревнуешь к ротвейлеру? У нас нет в квартире животных? Да, действительно. Откуда тогда псина? Э… Э… Э… Ну что ты, какие мужики с собаками, право, смешно. Фу, заткнись! Ишь, разгавкался, придурок! Милый, я не лгу тебе. Клянусь своими брильянтами, я одна! Откуда лай? Э.., э.., э… Из телевизора. Да! Точно! Гляжу кино! В гордом одиночестве. Что? Телику нельзя говорить: «Фу, заткнись»? Милый, ты слишком придирчив. Я одна! Одна! Одна! Ладно, пусть тебе Дашка объяснит.
Трубка ткнулась в мою ладонь.
— Придумай что‑нибудь, — прошипела Танюшка, — Серега совершенно взбесился!
— Привет, — фальшиво весело воскликнула я в телефон.
— Совсем моя завралась! — заорал Боровиков.
— Вовсе нет, — заюлила я.
— Говорит, кукует одна!
— Верно, тут никого.
— А ты?
— Я?
— Ну да, ты! Разве можно сказать: «Нахожусь в одиночестве», если сидишь с подругой? — справедливо заметил ревнивец.
— Ну.., понимаешь.., я для Танечки пустое место, мы настолько близки, что перестали замечать друг друга.
— А пес? Кто там лает?
— Это Снап, мой ротвейлер. Я его с собой взяла, пусть погуляет, заскучал в Ложкине.
— Танька сообщила, что гавкает в телике, а ты говоришь про Снапа. Кто из вас брешет?
На секунду я растерялась, но потом решительно ответила:
— Никто.
— Да? — перешел в диапазон ультразвука Сергей. — Так что, Снапа по телику показывают? Он новости читает?
— Именно так, — обрадовалась я подсказке, — впрочем, диктором Снапуна не брали, наш мальчик снимался в программе «Дог‑шоу», я кассету показываю.
Боровиков притих.
— Видишь, — обрадованно продолжила я, — ни к чему волноваться, полнейшая тишина.
— На плите чегой‑то горит! — завопил Иван, совсем некстати влетая в спальню. — Чадит и чернеет!
Ирка, всплеснув руками, кинулась на первый этаж.
— Что за мужик там? — загремел Сергей. — Он про плиту говорил, я слышал его расчудесно.
Я показала садовнику кулак и сладко пропела:
— Это не мужик, а всего лишь Иван.
— Иван?
— Да, Ваня.
— Что еще за Ваня?!
— Господи, Сережа, ты совсем от ревности очумел, — делано засмеялась я. — Наш садовник, Иван, ты его великолепно знаешь.
— Иван?
— Да, — терпеливо подтвердила я.
— Садовник? — не успокаивался ревнивец.
— Абсолютно точно. Хочешь, дам ему трубку?
— Не надо, — процедил Боровиков. — Ситуация делается все более непонятной.
— Что еще?
— Ты приехала к Таньке?
— Да.
— Привезла Снапа?
— Да, — покорно твердила я.
— Решила развлечь собаку?
— Да.
— И садовника прихватила? Зачем? Он тоже скучает? — взвился Боровиков.
— Прости, но ты идиот, — в сердцах заявила я. — Ясное дело, я не стану ходить в гости с садовником.
— Тогда как там Иван очутился?
— Он дома.
— Ванька живет у меня?! — окончательно потерял остатки ума Сергей.
— Нет, он у себя дома, — решив ни за что не начинать тоже орать, ответила я.
— Где?
— В Ложкине.
— У тебя?
— Да.
— В доме?
— Конечно.
Сергей замолчал, из трубки доносилось лишь его тяжелое дыхание.
— Разобрался? — нежно уточнила я.
— Ага, — неожиданно мирно ответил Боровиков, — просек фишку. Дело простое: Танька дома, смотрит телик с программой «Дог‑шоу», ты с ней.
Так?
— Верно, — обрадовалась я.
— В комнате еще Снап.
— Точно.
— А где Иван?
— Садовник в Ложкине.
— Тогда почему он только что орал про кухню? — вкрадчиво поинтересовался Боровиков. — Концы с концами не сходятся. Либо он не в Ложкине, либо вы не у нас дома.
Я потрясла головой.
— И ничего там не горит, — громко объявила Ирка, входя в спальню, — просто чуток зачадило масло.
— А‑а‑а! — не замедлил отреагировать Сергей. — Там еще и бабы имеются!
Вот тут мое практически безграничное терпение лопнуло.
— Знаешь, Сергей, ты ведешь себя глупо! — взорвалась я. — В принципе, понимаю, отчего ты напрягся, услыхав голоса Ивана и Темы, но лай Снапа и вопли Ирки не должны рождать подозрительность у нормального мужика. Или ты совсем потерял разум и считаешь Таню одновременно зоофилкой и лесбиянкой?
В трубке воцарилась тишина, потом послышалось осторожное покашливание.
— Кто такая Ирка? — почти равнодушно спросил Сергей.
— Наша домработница.
— При чем здесь Иван?
— Он ее муж, семейная пара везде ходит вместе.
— А Тема?
— Ты о ком?
— Только что был упомянут некий Артем.
— Тимофей, — автоматически поправила я.
— Хорошо, он кто?
— Ведро. Тимофей Ведро.
— Не понял, — процедил Сергей, — семейная пара садовник и поломойка принесли ведро?
— Нет! Фамилия Темы Ведро!
В трубке повисло многозначительное молчание.
Меня стало подташнивать.
— Дай сюда, — прошипела Танюшка и выхватила из моих пальцев телефон.
— Милый, чмок, чмок, это я, твоя маленькая зайка. Не обращай внимания на Дашку, она нахрюкалась коньяком и несет бред. Представляешь, я легла спать, не успела глаза закрыть — звонок. Открываю: вот так сюрприз! Дарья со Снапом! Бухая совершенно! Да не одна! С прислугой приперла и любовником. А ты не знал? Ха‑ха! Она давно с Ведром живет. Что значит каким? Нет, не эмалированным. С Артемом.
— Тимофеем, — трагическим шепотом подсказал «сыночек».
— Тимофеем, — машинально поправилась Танюшка и застрекотала с утроенным энтузиазмом:
— Да про них вся тусовка знает. Ха‑ха! Верно, с ума сошла! Не она? Я? Милый! О, хорошо! Конечно! Обожаю тебя! Навечно! Одного! Остальные мужики навозные кучи! Фу, пронесло!
Последнюю фразу госпожа Борейко произнесла, положив трубку на пол.
— Ну просто офигеть! — всплеснула руками Зайка. — Ну как…
Довершить начатое восклицание Ольге не удалось, на диване затренькала трубка домашнего телефона.
— Я возьму, — услужливо предложил Тема.
— Сиди на месте, идиот! — заорала Танюшка и, забыв про якобы сломанную ногу, ринулась к телефону. — От тебя одни неприятности, сама отвечу. Алло? Кто там? Не молчите, говорите! Фу, фу, фу, что за идиотские шутки… Как это, куда вы попали? А чей номер набирали? Коттеджа в Ложкине. Да, дом Дарьи Васильевой, именно так. Уже сказала: Ложкино! Боже, ну и тупой человек. Я кто? Ха‑ха! Танечка! Что значит, как сюда попала? Хам! Ой… Милый! Сергунчик! Это ты? А что у тебя с голосом? Через платок говоришь? Зачем? Я где? Я дома! Одна. При чем тут Ложкино? Меня там нет. Дорогой, ты ошибся, хотел набрать нужный номерок, а тренькнул мне. Шел в комнату, попал в другую?
Ты о чем, солнце ненаглядное? Дарью? На!
Трубка снова оказалась в моих руках.
— Танька в Ложкине, — сурово отметил Сергей.
— Да, — быстро согласилась я, — под моим присмотром.
— Значит, так, — каменным голосом отчеканил наш Отелло, — домой пусть не возвращается. Все! И запрещаю забирать мои подарки! Кольца, серьги, брошки должны остаться дома. Шуба из розовой шиншиллы тоже. Она стоит состояние! Прощай.
— Эй, постой, — забормотала я, — что Танюшке‑то делать?
— Забирай ее себе. Помогала подруженьке мужа обманывать, теперь пожинай плоды! — рявкнул Боровиков.
— Но Таня мне не нужна, — от растерянности выдала я чистую правду.
— И мне тоже! — гавкнула трубка. — Развод и девичья фамилия. Да, передай своей подруге, если к моменту МОЕГО возвращения она не покинет МОЙ дом, а там не окажется МОЕЙ шубы из розовой шиншиллы и МОИХ брильянтов, я сумею посадить ее, как воровку, за решетку. Ясно?
Из трубки полетели гудки.
— Чего там? — неожиданно шепотом поинтересовалась Машка.
— Развод и девичья фамилия, — медленно ответила я, — велено уходить из дома, оставив украшения и манто. А если муж не обнаружит своих подарков, то запихнет супругу в тюрьму.
— Это невозможно, — живо отреагировал Аркадий. — Танечка, не волнуйся. Имущество супругов, состоящих в законном браке, считается общим, а личные вещи неделимы.
Борейко прижала к груди руки с длиннющими акриловыми ногтями.
— Я пойду ночью, одна, по улице, босиком, голая… Лягу спать в картонной коробке, никому не нужная, бомжиха… Не поминайте лихом, похороните по‑человечески, когда умру от тяжелых испытаний…
Из широко распахнутых глаз Танечки начали вытекать прозрачные, нереально огромные слезы. Домашние бросились утешать Борейко.
— Не волнуйся, — квохтал Кеша, — мы легко половину имущества отсудим. Еще и за моральный ущерб возьмем. Скажи, документы дома?
— Какие? — простонала Танюшка.
— Свидетельство о браке, — пояснил Аркадий.
— На стене висит, в моей спальне, — захныкала Борейко.
— Оригинально, — одобрила Зайка. — Первый раз слышу, чтобы так украшали комнату.
— Оно такое прикольное, — зашмыгала носом Танюша, — розовое, с голографическими переливающимися слонами и фотками.
— Ты о чем сейчас речь ведешь? — поразился Кеша.
— Совсем дурак, да? — простонала Борейко. — Про свидетельство о росписи.
— Розовое, со слонами? И снимками жениха с невестой? — засыпал ее вопросами Аркадий.
— Да!
— В каком же ЗАГСе выдали такое? — удивился Дегтярев.
— В Таиланде, — заявила Таняшка.
— Где? — хором воскликнули Кеша, полковник и Тема.
Татьяна откинула подушки и устало ответила:
— Мы с Сергеем полетели отдыхать в Бангкок, и там Боровиков сделал мне предложение. Очень романтично было: осыпал лепестками роз и подарил шикарное кольцо. Естественно, я ответила «да», и мы тут же пошли к хозяину отеля, который нас расписал. Ах, какая чудесная церемония! Ночь, на воде горят плошки со свечами, два слона держат подносы, Сережа в красном костюме…
— Постой, — перебила я ее, — но вы же отмечали бракосочетание в Москве. Отлично помню тебя в белом платье и фате.
— Да, — кивнула Таня, — ясное дело, и дома погуляли.
— А вот мне как раз многое не ясно, — задумчиво протянул Кеша. — Отвечай на вопросы.
— Какие? — плаксиво поинтересовалась Борейко.
— Слушай внимательно! — сверкнул глазами Аркадий. — Вас расписывали в Бангкоке?
— Да, шикарно было, — оживилась подруга, — океан…
— Без идиотских подробностей! — рявкнул наш адвокат. — Повторяю вопрос: брак регистрировали в Таиланде?
— Да, — обиженно кивнула Танюшка.
— И тебе дали розовое свидетельство с наклейками?
— Да.
— А в Москве в ЗАГС ходили?
— Зачем? Кто же два раза расписывается, — захлопала глазищами Танюша.
— В Москве в ЗАГС ходили? — грозно переспросил Кеша.
— Нет.
Аркадий сел в кресло.
— Да уж…
— Что? Что? Что? — засуетилась Машка.
Глава 24
Кеша сложил руки на груди.
— Во многих отелях мира существует такая услуга, как романтическое бракосочетание. За не слишком большие деньги вам устроят свадебную церемонию по местным обычаям, с привлечением слонов, тигров, девушек в ожерельях и туземцев с копьями. Кое‑кто из туристов «женится» по десять раз, только никакой юридической силы выданное свидетельство о браке не имеет. Это просто фишка. Брак российского гражданина за границей должен быть зарегистрирован в посольстве в присутствии ответственного сотрудника. Впрочем, это уже неважно, главное иное: получается, что семья Татьяны и Сергея гражданская. Перед лицом закона они просто сожители.
— И Боровиков может выставить жену вон?
— Ты где прописана? — налетел Аркадий на Татьяну.
— У себя, в коммуналке, — всхлипнула Борейко. — Серега новый дом строит, и он сказал мне:
«Чего геморрой два раза затевать, сразу там и пропишешься, я второй особняк на тебя оформлю».
— Похоже, Серега твой не так прост, как кажется — резюмировал Аркашка. — Все его имущество при нем останется.
— А драгоценности? — прищурилась Зайка.
— Если он сохранил чеки, — отозвался Кеша, — то легко докажет: деньги на их оплату снимал со своего счета. Акт дарения брильянтов официально не оформлен, вот Боровиков и заявит: «Они мои».
— Бабские цацки? — возмутился Тема.
Аркашка кивнул:
— Да, суд учитывает документы. Если есть чек и он подтверждает, что некто Боровиков купил, скажем, кольцо, женское оно или мужское — наплевать, украшение принадлежит Сергею, Татьяна лишь носила брюлики с согласия официального владельца. Точка. Теперь понятно, отчего он не настаивал на смене фамилии супруги!
— Я нищая, — пролепетала Танюшка, — голая… Мне придется вернуться в коммуналку…
— Не плачь! — воскликнула Машка. — Останешься жить у нас.
— Можешь взять мои платья, — великодушно предложила Зайка.
— У меня шуба есть, — подала голос Ирка, — цигейковая. Не новая, правда, но теплая, не замерзнете зимой.
Услыхав пассаж про доху из овцы, Борейко притихла, а потом с громким воплем упала лицом в мою подушку.
— Принеси валокордин, — велела Ольга Ирке, и домработница с топотом понеслась к лестнице.
— Я покончу с собой, — заявила Танюшка. — Самоубьюсь. Лучше на кладбище лежать, чем у «новых русских» в приживалках быть. Каждый бедняжку пнет!
— Уважаемая Татьяна, — вдруг торжественно произнес Тема, — выходите замуж за меня. Не скажу, что слишком богат, но вполне обеспечен, на жизнь нам хватит. Я давно искал такую женщину, как вы, красивую!
Волна негодования затопила меня. Самозванец готов на все, чтобы остаться в Ложкине. Тема очень хитрый! Сейчас он сообразил: Танечку стопроцентно не вытурят на улицу, следовательно, пригреют тут и ее нового муженька. Ай, молодец! Ловко придумал!
— Ой, если она согласится, — подпрыгнула Маня, — то станет дочкой Дегтярева.
Полковник покраснел и отвернулся к окну.
— Уберите идиота! — взвизгнула Танюшка.
— Пошли, — подхватил Кеша Тему, — чайку попьем, с твоими любимыми булочками.
— Нет, пусть ответит, — уперся «сынок».
— Ей надо подумать. Разве так сразу можно решиться? — терпеливо увещевал Тему Аркадий, не забывая подталкивать гостя к выходу.
Адвокату почти удалось выдворить «детку» из комнаты, но самозванец уцепился за косяк.
— Таня, скажите, — потребовал он, — хоть чуть‑чуть я вам нравлюсь?
Внезапно Борейко вскочила с кровати и легко, словно бабочка, подпорхнула к кандидату в супруги.
— Офигел, да? — затопала она ногами. — На себя глянь! Куча недоделанная! Вот уж радость‑то… Уехать с тобой в твой Тьмутараканск и стать королевой завода? Боже, вот она, злая шутка судьбы! Вот! Вот! Ха‑ха‑ха! А‑а‑а…
Из груди Танюшки начали вырываться взрывы хохота вперемешку с рыданиями, Борейко села на пол и принялась колотить кулаками мой любимый паркет из розовой акации. Все снова кинулись к истеричке и попытались напоить ее коньяком, кофе и валокордином одновременно. Один Тема понуро стоял у входа в спальню. Внезапно мне стало жаль глупца. Ну что он видел в жизни? Детдом, а потом завод, цех, где разливают металл или прокатывают трубы. Кстати, Тема так и не назвал свою должность, сообщил обтекаемо: «Мне производство надоело, теперь занимаюсь торговлей».
Вот бедняга! В понимании Темы лоток на местном рынке — это крутой бизнес. Думаю, много дохода он своему владельцу не приносит — одежда на «сыночке» более чем скромная, да и питается парень, похоже, одной овсянкой. Во всяком случае, известие о том, что сыр может быть из козьего молока, поразило Тему до остолбенения. Неудивительно, что наша «райская птичка» понравилась гражданину с милой фамилией Ведро. Борейко симпатичная внешне, шикарно одетая, светски улыбчивая… Но на что рассчитывал Тема? Право, мужчинам свойственна завышенная самооценка. Ладно бы пустой кошелек Темы компенсировался умом, талантом или порядочностью, но у него везде минус. Денег нет, с мыслительной деятельностью беда, петь, плясать, играть на музыкальных инструментах, рисовать картины или писать книги он не в состоянии, да и в его порядочности я сильно сомневаюсь. Человек, надумавший обмануть наивного полковника, заслуживает прилюдной порки. Но почему мне сейчас хочется утешить Тему?
Поражаясь собственным чувствам, я дернула «сыночка» за рукав:
— Пошли.
— Куда? — грустно осведомился Тема.
— В столовую. Съедим по булочке с маком.
— Что‑то мне на душе тяжело, — неожиданно признался гость.
— Вкусная выпечка — лучшее средство от печали, — улыбнулась я.
— Танечка не передумает? — с надеждой спросил Тема.
— Зачем тебе Борейко? — возмутилась я. — Фальшивая блондинка с искусственным бюстом! Таню интересуют лишь богатые женихи.
— Я не беден, — гордо выпрямился дурачок, — у меня торговля.
— Никто не называет тебя нищим, — устало парировала я, — не о том речь. Но Таня обратит внимание лишь на человека с очень большим состоянием. Не обижайся, Тема, этот мир держится не на олигархах, а на простых людях. Богатство еще не означает, что его владелец — человек, с которым можно пойти в разведку. Не в деньгах счастье. Банальная фраза, но она не потеряла своей актуальности. Помнишь фильм «Золушка»? Там один из героев говорит: «Никакие сокровища мира не способны сделать ножку маленькой, а душу большой». Может, процитировала не совсем точно, но смысл высказывания передала верно.
— Я только боевики люблю, — вздохнул Тема, — и еще комедии, с этим.., который рожи корчит. А насчет денег ты не права, капитал — это свобода. Ладно, где булочки с маком? Подумал о них, и вроде как есть захотелось.
* * *
На следующий день около одиннадцати утра я, оставив машину на Волгоградском проспекте, бодро пошагала к двенадцатиэтажной башне из серых блоков. Время для визита к Алевтине Кулькиной было выбрано отнюдь не случайно. Если приехать раньше, то рискуешь нарваться на детей и внуков дамы, собирающихся кто на работу, а кто на учебу. Прикатить после полудня тоже рискованно, Алевтина может отправиться по магазинам.
Стараясь не дышать, я поехала в лифте на десятый этаж. Ну почему некоторые люди используют подъемник в качестве бесплатного сортира? Неужели им самим приятно потом пользоваться изгаженной кабиной? И отчего российские ученые до сих пор не придумали антивандальных лифтов? Могу подарить идею: начал кто‑то в таком писать, а его в ответ бьет током. Думаю, живо бы отпала у подобных «людей» охота безобразничать.
Судорожно вздрогнув, подъемник остановился и со скрипом раздвинул двери, я, искренно изумленная собственной кровожадностью, выпала на лестничную площадку, сделала два судорожных вздоха и увидела дверь, самую простую, не железную, с номером 120 на потертом дерматине. Повесив на лицо улыбку, нажала на звонок, и в ту же секунду загремел замок, створка распахнулась.
— Левушка! — возвестила появившаяся в поле моего зрения старуха. — Вернулся, милый, дождалась тебя! А где скрипочка? Ты забыл ее в аэропорту? Ай‑яй, нехорошо, сейчас папе пожалуюсь. Гриша, Гриша! Левушка приехал! Вот безобразник, инструмент потерял. И что теперь делать с мальчиком? Наказать? Гриша, выйди! Ну беда! Чуть что случается, Гриша в кусты!
На всякий случай я обернулась — вдруг за спиной стоит неведомый Левушка? Но на лестничной клетке перед квартирой находилась лишь я.
— Гриша, Гриша! — продолжала надрываться бабуся.
В коридоре показалась тоненькая девичья фигурка, затянутая в джинсы.
— Бабушка, успокойся! — закричала девушка.
— Левушка приехал!
— Вот и хорошо, — кивнула девушка, приближаясь ко мне. — Привет, Лева!
— Здорово, — ответила я, ощущая себя любимой клиенткой психиатрической клиники.
— Но он скрипочку потерял, — настаивала бабушка, — плохой мальчик!
— Отвратительный, — согласилась девушка и, подмигнув мне, громко спросила:
— Где Страдивари?
— В машине лежит, — поддержала я более чем странную беседу, — под охраной сотрудников страховой компании, где скрипочка на учете.
— Вот видишь, бабушка! — воскликнула собеседница. — Полный порядок. Лева тут, пиликалка с ним, можешь пойти послушать телик.
Бабуся развернулась и посеменила в глубь квартиры.
— Меня Инной зовут, — представилась девушка.
— Даша, — старательно улыбнулась я.
— Спасибо, что подыграли, — поблагодарила Инна. — А то некоторые не понимают и начинают спорить: «Я не Лева! Что за скрипка?» Бабуся тут же принимается рыдать, в общем, беда.
— Похоже, у старушки склероз, — вежливо заметила я.
Инна безнадежно махнула рукой.
— Маразм. Глубокий. Вылечить ее нельзя, оставить одну дома невозможно, пришлось установить дежурство. Бабуля не агрессивная, она милая, просто с фикс‑идеей. Мой дядя очень давно эмигрировал в Америку, связь с ним потеряна, мама не знает, жив ее брат или нет, а бабушка ждет Леву.
— Понятно, — кивнула я.
— Ой, а вы кто? — опомнилась Инна.
— Хотела поговорить с вашей бабушкой, она у нас на учете как одинокая состоит.
— Где? — изумилась Инна.
— В Обществе Красного Креста, — соврала я. — Наверное, ошибка. Вижу, что у Алевтины Кулькиной полный порядок, за ней приглядывают.
— За кем? — еще больше поразилась Инна.
— За бабушкой, — терпеливо растолковала я. — Мы патронируем только одиноких стариков.
— Но бабулю зовут Эсфирь Моисеевна Рихтер, — сообщила Инна.
Я безмерно обрадовалась. Значит, есть крохотная надежда на встречу с Атевтиной. Может, она в здравом уме?
— Позовите Кулькину, — попросила я.
— Тут такой нет, — пожала плечами Инна. — Я, правда, здесь не так уж и давно живу, мне купили квартирку родители, чтобы…
— У кого купили? — перебила я девушку. — Имя продавца назовите.
— Понятия не имею, — растерялась Инна, — сделкой занималась риелторская контора. Когда меня привезли на квартиру посмотреть, отсюда уже даже мебель вывезли. Знаете, сейчас агентства сами выкупают жилье, потом делают ремонт и продают, бизнес такой.
— Подскажите название конторы, мне необходимо отыскать Кулькину! — взмолилась я.
Выпалив последнюю фразу, я прикусила язык. Сейчас Инна изумленно вскинет брови и задаст абсолютно справедливый вопрос: «Что за странная настойчивость у представительницы Красного Креста? Возвращайтесь в контору, сообщите, что по указанному адресу никакой одинокой бабки нет, и забудьте о старухе».
Но Инна поступила иначе.
— Идите сюда, в комнату, — поманила она меня. — Туфли не снимайте, на улице сухо. Сейчас я попробую найти их визитку. Как зовут ту, которую вы ищете?
— Алевтина Кулькина.
— Кулькина, Кулькина… — забубнила Инна и начала копаться в колоде. — Знаете, я от кого‑то слышала это имя, знакомым кажется. Кулькина, Кулькина… О, точно! Вот!
— Нашли название агентства? — обрадовалась я.
— Нет, лучше, — потрясла какой‑то бумажонкой хозяйка. — Лариска, подруга моя, вечно надо мной издевается: «Ты настоящий Плюшкин, ничего не выбрасываешь». Но ведь любой клочок пригодиться может. Нашлась ваша Алевтина Кулькина!
— Да ну! — ахнула я.
— Точно, — радостно закивала Инна. — Только я в квартиру въехала, сюда позвонили. Вот, я тогда записала: из интерната имени Ивана Рябкова. Такая злобная баба со мной разговаривала!
Я превратилась в слух, стараясь не упустить ни одного слова…
Не успела Инна взять трубку, как из телефона залаяло:
— Совесть имеете или как?
— А в чем дело? — слегка испугалась Инна.
— За бабку когда заплатите?
— Простите, не понимаю, — удивилась Инна.
— Ну, народ! Как о деньгах речь заходит, у всех ум отшибает, — ругалась невидимая собеседница. — Долг повис! Сколько можно тянуть?
— Ей‑богу, не соображу никак, о чем вы, — отбивалась Инна.
— Ты Кулькина Алиса?
— Нет.
— А кто?
— Инна Рихтер, — представилась девушка.
— Где Кулькина?
— Не знаю, я недавно въехала в эту квартиру.
— Вон оно что… — внезапно помягчела баба. — Ясно, уж простите.
— Ничего, ничего, — воскликнула Инна, — понимаю, ошибка вышла!
— Вовсе нет, не ошибка! — снова рявкнула тетка. — Бросила она старуху, а сама квартирку сменяла, чтобы ее, стерву, не нашли.
Инна совершенно перестала понимать, что к чему.
— Просьба у меня, — вновь превратилась в мед ее невидимая собеседница. — Вдруг девка Кулькина к вам в гости придет или позвонит…
— Маловероятно, — живо перебила Инна.
— Трудно будет ей два слова сказать?
— Нет, конечно.
— Тогда выслушайте.
— Хорошо, — согласилась девушка, — говорите, записываю.
— Передайте этой мерзавке, что мы больше не можем ждать оплату, — опять заорала тетка, — и так целых две недели старуху задаром обслуживали. В общем, перевели ее в бесплатное отделение. Все. Ясно?
— Непременно сообщу вашу новость, если данная девушка по непонятной причине решит связаться со мной, — ответила Инна.
— Отлично! — повеселела собеседница. — Значит, со спокойной душой делаю в карте отметку: «Вследствие изменившегося материального положения переведена в социальное отделение. Опекуны предупреждены, претензий не имеют». Послушайте, а может, вы ее к себе возьмете? Бабка вполне ничего!
— Я ей не родственница, — испугалась Инна, — никаких обязательств на себя брать не могу и не имею права санкционировать перевод в другое отделение.
— Ну, будьте здоровы! — донеслось из трубки…
— Я тогда жутко обозлилась, — вспоминала сейчас Инна. — Хороши порядки в интернате! Даже хотела поехать туда, скандал устроить, но потом времени пожалела, да и не мое это дело. Одним словом, ваша Кулькина там.
— Спасибо, — кивнула я и ушла, сопровождаемая воплем безумной бабушки Инны: «Пусть Лева принесет из машины скрипку». У сумасшедшей оказалась неожиданно крепкая память.
Глава 25
Адрес нужного заведения я легко узнала в справочной. Когда бойкий, почти детский голос живо назвал улицу, я не удержалась от короткого возгласа:
— Ох и ни фига себе!
— Что‑то не так? — удивилась оператор.
— Нет, все отлично, — успокоила я приветливую сотрудницу. Не объяснять же сейчас девушке, что мне вновь придется пилить через всю Москву, собирая пробки.
Но уже через секунду уныние прошло. Давай, Дашутка, не смей лениться! Дело приобрело совсем плохой оборот, некто преследует Риту и готов в любой момент убить ее по приказу Алевтины Кулькиной, тело Алисы Виноградовой таинственным образом испарилось из квартиры, а вместе с девушкой исчезла и безумно дорогая шуба из розовой шиншиллы. Ладно, Рите я велела сидеть дома, не отвечать по телефону, не открывать никому дверь (распахнуть створку ей следовало лишь после того, как она услышит специально оговоренный со мной звонок), поэтому сейчас Волкова находится в относительной безопасности. С телом Виноградовой разберусь позже. Больше всего меня на данном этапе волнует шуба.
Нехорошо, конечно, признаваться в подобном, но я безумная эгоистка, очень люблю свою спальню, свою кровать с удобным матрасом, высоко ценю возможность курить тайком, высунувшись из окна в сад. И вообще, моя комната — это МОЯ комната. Но если манто не обнаружится, Сергей точно выставит Танюшку вон. И тогда куда деваться Борейко? То‑то и оно! А заполучив шубейку, сумею помирить парочку. Более того, пушу в ход всю свою хитрость и весь недюжинный ум, чтобы убедить Сергея по‑настоящему жениться на Тане. В моих интересах сделать так, чтобы Борейко оказалась счастливой супругой толстого кошелька. Именно по этой причине я и попрусь сейчас по забитым дорогам, даже не останавливаясь около кафе, чтобы перекусить.
Насколько знаю, во всяких медицинских учреждениях установлен идиотский режим: подъем там в шесть утра, а после пятнадцати часов ни одного врача не отыскать, специалисты разбегаются по домам, остается лишь дежурный, но он предпочитает забиться в самый дальний угол и задремать. Знаете, что роднит медиков и солдат‑первогодков? Умение спать в любом положении в свободную минутку.
Давно заметила: если рассчитываю на худшее, то на деле события станут развиваться намного гаже, чем предполагалось. Я ожидала пробок из‑за чрезмерного количества машин на улицах города, который возводился без учета возрастания транспортного потока, но, выехав на проспект, стала свидетелем невероятного зрелища. Хорошо хоть, в момент крайнего изумления стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, иначе легко могла попасть в аварию. Так вот, в том месте шоссе резко поворачивало влево, и я взвизгнула: по небу летели машины, крохотные иномарки то ли японского, то ли французского производства. Конечно, я обомлела. Впрочем, изумление охватило не только меня. Гаишник, мирно дремавший в будке, выбежал на середину дороги и начал нервно кричать что‑то в рацию, из ближайших автомобилей выскочили шоферы и уставились на «самолеты». Малолитражки, правда, долго в воздухе не задержались, а дождем посыпались вниз. Над дорогой поплыли грохот, звон и бурный мат.
— Все! — безнадежно воскликнул парень в джинсах, стоявший около моей машины. — Влипли по полной!
— А что случилось? — высунулась я из окна.
— Авария, — сердито пояснил юноша. — Доставщик из автосалона в отбойник тюкнулся, весь груз растерял. Теперь застряли на полдня, пока металлолом соберут, офигеем. Сигаретки не найдется?
Я протянула ему пачку и пригорюнилась. Да уж, не повезло. Но невезение сегодня оказалось глобальным. Едва я с трудом проползла мимо места, где валялись покореженные «букашки», и выехала на МКАД, как оказалась свидетельницей нового ДТП. На этот раз беда случилась с бензовозом, и пришлось ждать, пока специальные машины вымоют трассу.
Короче говоря, в интернат я прибыла значительно позже, чем рассчитывала, к тому же усталая, потная и злая. Вход в здание стерег дряхлый дедушка, одетый в черную форму.
— Куда? — прохрипел он, не открывая глаз.
— Внутрь, — ответила я.
— К кому?
— К Алевтине Кулькиной.
— Проходи, — прошептал старичок, снова медленно погружаясь в сон. — Бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!
— А где она? — попыталась я вытащить дедулю из крепких объятий Морфея.
— Тама, — обморочно пояснил дедок, — на тумбочке.
Я повертела головой и увидела картонную коробку из‑под обуви, в крышке которой чья‑то не слишком аккуратная рука прорезала дырку.
— Куда? — вдруг дернулся дедушка.
Я удивилась:
— Вы меня спрашиваете?
— Куда? — вяло повторил пародия на секьюрити.
— Внутрь.
— К кому? — продолжил дедуська, мерно потрясывая головой.
Ощутив себя героиней фильма «День сурка», я покорно ответила:
— Хочу увидеть Алевтину Кулькину.
— Проходи, бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!
Диалог настолько заворожил меня, что абсолютно автоматически я завершила его вопросом:
— А где она?
— Тама, на тумбочке, — кашлянул охранник.
Я вновь глянула на коробку. Интересно, кто выдает бахилы? В непосредственной близости от «кассы» не видно было контейнера с этими полиэтиленовыми мешочками на резинках.
— Куда? — снова встрепенулся дед.
— Внутрь.
— К кому?
— К Алевтине Кулькиной.
— Проходи, бахилы напяль, пять рублев в коробку положь.
Мне стало смешно. Похоже, в бравого охранника засунут диск с примитивной программой. Через каждые три минуты находящийся в коматозе старичок выдает нужный текст. Может, он вообще не человек, а робот?
Память неожиданно подсунула воспоминание. Вот я, безалаберная третьекурсница, тоскую на семинаре по французской литературе. За окнами аудитории бушует зеленый май, в столице стоит непривычная для москвичей теплая, ясная, солнечная погода. Абсолютное большинство жителей гуляют в парках и нежатся на пляжах, а несчастные студенты парятся в душных аудиториях, изучая наследие классиков. Сами понимаете, что выполнять домашнее задание никто не собирался. Я не была исключением, поэтому сидела тихо‑тихо, не желая обращать на себя внимание преподавательницы Эммы Сергеевны, старейшего профессора института, жуткой зануды и оголтелой фанатки зарубежной литературы девятнадцатого века.
Но, видно, таково уж было мое счастье. Эмма обвела взором ряды столов и велела:
— Васильева! Даша, иди к доске!
Тут следует добавить, что Эмма Сергеевна, справившая восьмидесятилетие, вела занятия по старинке. В ее голове, слегка тронутой склерозом, прочно засело убеждение: все студиозусы отвратительные лентяи, они глотают накануне экзаменов знания непрожеванными кусками, кое‑как удерживают их до испытаний, а получив отметку, мигом забывают про Золя — Бальзака — Гюго — Мопассана. Основную массу профессуры подобное положение вещей не напрягало. В ведомости стоит «Зачет»? Следовательно, прощайте, ребятки, курс освоен. Но Эмма была профессором старой школы, она наивно желала впихнуть в деревянные студенческие головы крупицы знаний, поэтому ее семинары превращались в пытку, они до боли напоминали уроки литературы в шестом классе общеобразовательной школы. Сначала профессор вызывала к доске студента и требовала изложить домашнее задание. За ответ ставилась отметка и следовал комментарий, вся суть которого сводилась к одной простой мысли:
— Учиться надо лучше. Только тот, кто хорошо овладевает знаниями, имеет шанс попасть в аспирантуру и стать кандидатом наук.
Лично меня бросало в дрожь от этого заявления, меньше всего хотелось навсегда связать свою жизнь с затхлым учебным заведением.
В конце семестра Эмма подводила итоги, и те, у кого получалась чистая пятерка, освобождались от сдачи зачета, остальных доктор наук гоняла по всему курсу.
По непонятной причине я была у Эммы на хорошем счету, но сейчас рисковала потерять расположение дамы. Накануне студентка Васильева гуляла до трех утра и абсолютно не подготовилась к занятиям.
— Ну, — поторопила меня преподаватель, — начинай!
Я набрала полную грудь воздуха и честно призналась:
— Простите, Эмма Сергеевна, слегка не готова к ответу.
— Почему? — совершенно искренно удивилась старуха. — Что помешало самостоятельным занятиям?
— Отравилась, — сказала я почти правду, забыв упомянуть, что непорядок в организме был вызван красным вином плохого качества, выпитым в неумеренном количестве.
— Это не повод, — отрезала Эмма. Но потом слегка помягчела:
— Действительно, еда в нашей столовой оставляет желать лучшего. Даша, мне очень не хочется ставить тебе «два». Что скажешь?
— Тоже не желаю получить «неуд», — вздохнула я.
— Вот и хорошо, — одобрила Эмма. — Ты девочка ответственная, не то что некоторые, имена которых я упоминать сегодня не буду. Думаю, великолепно расскажешь сейчас о Гюго. Ну, начинай!
Выдав тираду, профессор сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и прикрыла очи.
— Виктор Гюго, автор многих романов, в том числе «Отверженные», родился в… — безнадежно начала я и замолчала, потому что информация о великом французском романисте, осевшая в моей памяти, иссякла.
— Замечательно, — пробормотала преподша, — продолжай.
Я развела руками, и тут на помощь пришла Машка Гладильщикова — она подняла учебник, раскрытый на нужной странице. Кое‑как, щурясь, я сумела озвучить текст.
— Хорошо, — кивнула Эмма, не открывая глаз, — троечку уже заработала. Но, право, жаль портить «удочкой» твою репутацию. Ты ведь хочешь четверку?
— Ага, — ответила я.
— Тогда расскажи мне.., ну.., допустим, о Викторе Гюго, — меланхолично предложила доктор наук и снова примолкла.
Я настороженно глянула в сторону ученой дамы. Она что, издевается надо мной? Но нет, лицо Эммы Сергеевны хранило торжественно‑заинтересованное выражение. Я откашлялась:
— Виктор Гюго появился на свет…
Второй раз рассказывать биографию писателя получилось бойчее.
Эмме тоже понравилось.
— Молодец, — закивала она. — Но это четверка. Поднимем планку. Пятерка — вот к чему надо стремиться, согласна?
— Угу, — закивала я.
— Умница, — похвалила меня Эмма. — Рада, что не ошиблась в тебе. Думаю, получишь «отлично», коли сумеешь рассказать нам о… Викторе Гюго!
Одногруппники попадали под столы, я выставила вперед правую ногу и бодро начала:
— Великий сын Франции, автор книг «Девяносто третий год», «Отверженные» и других прожил большую жизнь в литературе…
— Вот и чудесно, — открыла глаза Эмма, когда я замолчала. — Садись, Даша. С огромным удовольствием ставлю «пять». Можно было бы еще попросить тебя рассказать биографию Гюго, но лучше сделаю это сама. Итак, новая тема: Виктор Гюго. Великий сын Франции, автор книг… Минуточку, дети, в чем дело, почему не записываем?
Я, пытаясь скрыть хохот, опустила подбородок на грудь, а наша староста сдавленным голосом ответила:
— Простите, Эмма Сергеевна, звонок на перемену, нам надо в другой корпус бежать.
— Действительно, — закивала доктор наук, глянув на часы. — Запишите домашнее задание: Виктор Гюго. Васильева, готовься, давно тебя не вызывала!
Прогнав сейчас от себя это ненужное воспоминание, я обогнула дедушку‑охранника и оказалась в небольшом коридоре. Пахло тут хлоркой, супом и какими‑то лекарствами. Боясь поскользнуться на блестящей бело‑желтой плитке, я тихо пошла вперед и уперлась в стол, за которым восседала бабуся, читавшая газету.
— Здравствуйте, — вежливо сказала я.
Старуха не пошевелилась.
— Добрый день, — повысила я тон.
Ответа не последовало.
— Здрассти! — заорала я.
Старуха медленно отложила газету, сняла очки и вполне миролюбиво спросила:
— Че вопишь?
— Так не отвечаете, — растерялась я, — думала, не слышите.
— С ушами у меня полный порядок, — скривилась бабка. — Посещения у нас до часу дня. А ты когда явилась?
— Еще двух нет, — решила поспорить я.
— Все равно отдыхать пора, а не шляться. Завтра приходь! Ты, кстати, к кому?
— К Кулькиной, — бойко ответила я и полезла в сумку за кошельком. Сейчас выну «пропуск», не слишком крупную, но вполне приятную бумажку…
— К Алевтине? — вдруг оживилась старуха. —Да.
— Ступай живо, — неожиданно заявила дежурная, — палата номер восемнадцать, койка слева, у окна.
Очень удивленная ее странной добротой, я сделала несколько шагов по плитке, потом обернулась и изумилась еще больше. Отчаянно хромая, бабушка со всей доступной ей скоростью неслась по коридору в обратном направлении.
Дверь, украшенная косо написанной цифрой «восемнадцать», оказалась последней. Я поскреблась в створку, не услышала никаких звуков в ответ и осторожно потянула за железную скобу, исполнявшую роль ручки.
В нос ударил затхлый, крайне неприятный запах, перед глазами открылась печальная картина: шесть кроватей, выкрашенных белой краской, столько же облупившихся тумбочек, в углу раковина, в которую из ржавого крана мерно капает вода. Я бы быстро сошла с ума от этого монотонного «кап, кап, кап», но обитательницы малоуютной комнаты, очевидно, привыкли к дискомфорту.
Около трех коек высились капельницы, на полу стояли оббитые эмалированные судна.
— Здравствуйте, — шепотом просвистела я. — Вы спите? Кто из вас Кулькина? Алевтина, отзовитесь!
— Не старайся, — донеслось из угла, — овощи они.
— Кто? — не поняла я и пошла на звук.
— Растения, — повторила женщина, несмотря на духоту, замотанная в платок, — лежат камнями. Я Леся, а вы кто?
— Даша, — растерянно ответила я. — Кто из них Кулькина?
Леся хмыкнула:
— Не знаю.
— Но ведь в одной палате лежите.
— Меня только вчера из больницы привезли.
— Что с вами? — помимо воли полюбопытствовала я.
— Перелом позвоночника. — пояснила Леся. — Ходить не могу, машиной сшибло, только и остается, что лежать.
— Вот беда!
— Наоборот, везение! — радостно воскликнула Леся. — В больнице так хорошо: кормят, поят, кровать своя, белье, лекарства дают. Люди тут хорошие, в смысле медперсонал, не злые. Пройдет теперь моя старость в комфорте, а то раньше мучилась — что со мной будет, кто приглядит, стакан воды подаст? Некому. Одинокая я, по возрасту в тираж вышла, работать не могу.
— Сколько же вам лет? — удивилась я, всматриваясь в лицо, на котором практически не имелось морщин.
— Тридцать, — спокойно ответила Леся.
— Сколько? — вздрогнула я.
— Четвертый десяток пошел.
— И уже на пенсию ушли?
Леся поправила платок.
— Я у «мамки» служила, клиентам молодых подавай, и чего…
Конец предложения утонул в шуме: дверь отлетела в сторону, в палату ворвалась полная дама в белом халате и шапочке, сильно смахивающей на поварской колпак.
— Зина! — заголосила она. — Отчего у них судна полные?
— Ща уберем, Антонина Петровна, — запищало из коридора.
— Безобразие!
— Уже уносим.
— Полы грязные!
— Помоем.
— А у этой тарелка на тумбочке!
— Так не жрет, — оправдывалась старуха‑дежурная, хватая ночные горшки, — нос воротит от каши.
— Кормить надо, — сурово сдвинуло брови начальство.
— Пытались, не хочет!
Антонина Петровна уперла руки в бока.
— Следует после трех неудачных попыток убрать еду и доложить врачу. А ты грязь развела! Мухи летают! Еще подобное повторится, выгоню.
— Простите, Христа ради, — кланялась бабка, — недосмотрела.
Антонина Петровна поправила колпак и вновь посыпала распоряжениями:
— Посуду на кухню, пол отмыть, тумбочки протереть, контингент вывезти в коридор и проветрить палату!
— Есть! — вытянулась в струнку нянька.
Мне тоже отчего‑то захотелось сделать поворот через левое плечо и строевым шагом выйти в коридор.
Антонина Петровна внезапно потеряла интерес к бабке и обратила лицо грозно сведенными бровями в сторону посетительницы.
— Явилась, шалава! — гаркнула она.
— Вы ко мне обращаетесь? — на всякий случай уточнила я.
— К тебе, мерзавка, — почти нежно ответила Антонина. — Неужели совесть не мучает?
— Простите, но…
— Бросила мать! Оплатила два месяца и удрала!
— Это не…
— Оставила фальшивый телефон и адрес набрехала!
— Послушайте…
— Замолчи! — топнула могучей ногой Антонина Петровна. — Думаешь, Алевтина совсем безумная? Нет, она просто двигаться и говорить после инсульта не может. Но очень многое понимает.
— Я ей не дочь, не Алиса, — удалось мне наконец перебить разгневанную бабу.
— Вот тут с тобой согласна, — загудела Антонина Петровна, — дочерью тебя не назвать, ехидну болотную. Ну что за народ пошел! Стариков кидают, детей в унитазах топят, уроды моральные… С виду приличные, а изнутри гнилушки с опарышами, тьфу! У Алевтины одна ты, вон, фотка твоя на ее тумбе стоит, единственное, что у матери осталось!
— Не она это вовсе, — подала голос с кровати Леся, — вы сначала на снимок гляньте, а потом человека прессуйте.
Местная начальница не стала подходить к тумбочке и рассматривать цветную фотографию в рамке, а просто уперла взор в меня и удивленно сообщила, как будто только что увидела:
— Действительно, вы не Алиса. Все ты, Зина, виновата. Прибежала, заорала: «К Кулькиной дочь приехала!» Вы кто?
— Сейчас объясню, — кивнула я. — Тут можно найти местечко, чтобы поговорить с глазу на глаз?
Глава 26
Выслушав мой почти стопроцентно лживый рассказ, Антонина Петровна сделала некоторые уточнения:
— Значит, в ваш банк за кредитом обратилась Алиса Кулькина?
— Да, — не моргнув глазом, ответила я и для убедительности начала повторять вранье:
— Сумму она попросила немалую, и мы решили проверить личность девушки. Она сообщила, что миллион рублей необходим ей для содержания в клинике матери. Вы на самом деле берете с несчастных, безнадежно больных людей подобные суммы?
Антонина Петровна посинела.
— Прямо слушать вас невозможно! — всплеснула она толстыми руками. — А то не поняли по виду, что здесь все бесплатно?
— Всякое случается, — опустила я глаза. — Родственникам головы задурят, покажут «потемкинскую» палату, а как люди уедут, денежки себе в карман, инвалида на помойку. Насмотрелась на своей работе!
Антонина Петровна стукнула кулаком по столу.
— У нас не так!
— Отрадно слышать.
— На кухне не воруют!
— Да ну?
— И постельное белье домой не прут!
— Правда?
— Пытались разбойничать, — слегка успокоилась начальница, — но у меня не забалуешь, пресекла. Правда, имеем платное отделение, чего греха таить. Там комфортнее, палаты на двух человек и питание разнообразней, только никто непомерных денег с родственников не тянет, и относятся у нас к больным с уважением, не хамят и «бесплатным». А эта Алиса…
Антонина Петровна оперлась необъятным бюстом о жалобно заскрипевший письменный стол и принялась выкладывать нелицеприятную правду про девушку.
Младшая Кулькина произвела на заведующую интернатом самое положительное впечатление — милая молодая женщина, искренно озабоченная состоянием мамы.
— Понимаете, — смущенно объясняла посетительница ситуацию, — моя работа связана с постоянными разъездами, оставить мамулю одну невозможно, вот и приходится помещать ее к вам.
— Правильный выбор, — одобрила Антонина Петровна. — Даже находясь постоянно в квартире, вы не сумеете обеспечить больной оптимальный уход, а у нас все под рукой. Насколько поняла, вы согласны определить мать в платное отделение? Бесплатно‑то я ее взять не могу, в социальные палаты очередь.
— Нам только за деньги! — решительно отрезала Алиса.
— Вы сумеете регулярно вносить оплату? — осведомилась начальница. — Извините, обязана предупредить: если средства не поступают на наш счет, мы возвращаем пациента домой.
Произнося последнюю фразу, начальница слегка кривила душой. Она не имеет права выбросить беспомощную старуху на улицу, родственники обязаны забрать больную, расписавшись во всяких бумагах. Если же дети не являются за родителями, последних приходится содержать за госсчет.
Конечно, это совсем не дело, когда в бесплатное отделение необходимо поместить больного, у которого есть родные. В Москве множество пожилых людей, не имеющих около себя вообще никого, бедных, совершенно одиноких, беспомощных стариков, которым требуется помощь. А дети обязаны поддерживать родителей. Но, увы, немалое количество людей так не думает. Моя подруга Оксанка часто возмущается: "Представляешь, опять бабушку из клиники не забрали. Звоню по ее домашнему телефону, подходит сын и орет: «Сделали операцию карге? Ну, спасибо! Теперь сами с ней и цацкайтесь. У нас однокомнатная квартира и денег нет».
Алиса оказалась из числа не помнящих родства. Да еще и хитрюгой. Она ловко обвела вокруг пальца даже такого стреляного воробья, как Антонина Петровна: заплатила сразу за два месяца, нежно обняла маму, пообещала непременно навещать ее по субботам и отбыла. Как оказалось, навсегда.
Заведующая вначале «не словила мышей», отсутствие девушки не насторожило. Антонина Петровна опытный человек и хорошо знает: стариков в приютах практически не навещают, главное — деньги внесены.
Когда подошел срок следующего взноса, заведующая попыталась соединиться с милой девочкой Кулькиной, но потерпела сокрушительную неудачу. Узнав, что Алиса продала квартиру, а сама исчезла в неизвестном направлении, Антонина Петровна чуть не задохнулась от злости, только сейчас ей стал понятен хитроумный план, ради осуществления которого Алиса пошла на материальные издержки. Инвалида, имеющего трудоспособного ребенка, никто в социальный интернат не поместит, но даже если бы Кулькиной и дали направление, то пришлось бы долго стоять в очереди. Вероятно, мать здорово надоела Алисе, и девица придумала простой выход: оплатила пару месяцев пребывания несчастной в комфортных условиях и пропала бесследно. Очевидно, рассчитывала: Алевтину не выставят на улицу, будут заботиться о «брошенке» и в конце концов похоронят за счет казны.
— И давно с Алевтиной беда случилась? — тихо спросила я.
Моя собеседница моментально назвала дату поступления Кулькиной.
— И Алиса ни разу не появилась?
— Нет.
— Не звонила?
— Надумала мать бросить, так какие уж тут телефонные переговоры, — вздохнула заведующая.
— Алевтину, понятное дело, никто не посещает, — подвела я итог беседы.
— Кому ж ходить, — горько подхватила Антонина Петровна. — Хорошо, она плохо понимает, что к чему. Хотя иногда так смотрит, прямо мороз по коже бежит!
— А баба из магазина… — вдруг прошелестело от двери. — Ее тоже обмишурили.
— Зина! — возмутилось начальство. — Опять подслушиваешь!
— Просто к вам за ключом от кладовой шла, — сообщила всунувшаяся в кабинет нянька, — не нарочно уши подставляла. Вы про кредит забыли!
— Да, вот вам еще штришок к портрету девки, — кивнула Антонина Петровна. — Совсем недавно заявилась к нам дама…
— Уж вы скажете, дама! — бесцеремонно вмешалась Зина. — Старая карга! Зубы страшные, очки в палец толщиной, волосы бигудями уложенные.
— Не во внешнем виде дело, — оборвала разболтавшуюся подчиненную начальница, — хотя женщина и правда не красавица. Ты, Зинаида, забирай ключ и уходи.
Нянька нехотя повиновалась, а Антонина Петровна продолжила:
— Сижу в кабинете, входит эта женщина и с порога спрашивает: «Алевтина Кулькина здесь проживает?»…
Заведующая, не терявшая надежды получить оплату, сначала обрадовалась, но дальнейшие слова незнакомки мигом сдули радость.
— Алевтина Кулькина взяла в нашем магазине телевизор в кредит, за ней долг, — сообщила та.
— Это невозможно, — ответила Антонина Петровна, — она больна, не может самостоятельно передвигаться.
— Правда?
— Абсолютная.
— А что с Кульки ной?
— Состояние после тяжелого инсульта, — пояснила заведующая.
— Скажите, пожалуйста, — бормотнула представительница торговли, — она в разуме?
— Трудно сказать.
— Говорить может?
— Ни слова.
— Ходит?
— Кулькина почти полностью парализована, — терпеливо растолковывала начальница интерната, — она никоим образом не способна за телевизором отправиться, да и не нужен он ей.
— Можно взглянуть на женщину? — попросила тетка.
— Пожалуйста, — пожала плечами Антонина Петровна и отвела недоверчивую служащую в палату. — Любуйтесь!
— Вот горе‑то, — перекрестилась посетительница, — ой, беда! Но кто же мог воспользоваться ее именем?
— Паспорт у нас, — заверила заведующая, — наверное, в магазине напутали.
— Ну, я им покажу! — пригрозила пожилая дама. На том дело и завершилось.
— Это дочка ее постаралась, — вновь, едва Антонина Петровна закончила рассказывать, всунула голову в кабинет Зина. — Вот сучонка этакая! Телик ей захотелось! Небось сунула продавщицам в магазине стольник, они и закрыли глаза на отсутствие документа. Вы, женщина, ни в коем случае не давайте ей кредит, облапошит и не вернет. Миллион! Это ж какие деньжищи!
— Уйди, — процедила Антонина Петровна, — без твоих ценных советов обойдемся.
— Вы не могли бы подробно описать даму? — попросила я.
Заведующая собрата лоб складками.
— Пожилая, лет.., э.., около семидесяти. Я еще, помнится, подумала: «Наверное, очень аккуратный работник, раз в таком возрасте на службе держат». Волосы седые, прическа самая обычная — уши прикрыты, на макушке гладко, потом легкая волна, челка. Глаза карие, пронзительные, ну прямо молодые, старухи так не смотрят. Немного косметики, хорошее пальто, перчатки. Она их ни разу не сняла, наверное, боялась тут заразу какую подцепить. Что еще? Сумка, большая такая. Да! Очки. Бифокальные, в тяжелой оправе. Видно, у нее со зрением совсем швах.
— Отчего пришли к такому выводу? — тихо осведомилась я.
Антонина Петровна усмехнулась:
— Она чуть мимо стула не села. Я ей предложила: «Устраивайтесь поудобней», смотрю, рукой шарит, не понимает, где сиденье. Потом нащупала и говорит: «Надо стекла менять». Ой, погодите! Постойте! Вот удача!
— Что случилось? — вздрогнула я.
— Алиса же придет к вам за кредитом.
— Мы ей денег не дадим, — живо ответила я.
— Правильно, но она ведь явится выслушать ответ на свой запрос. Так?
— Да, — осторожно подтвердила я.
— Вы ее придержите, — оживилась Антонина Петровна, — умоляю! Под любым предлогом! И сразу звякните мне. Вот визитка, мобильный всегда включен. Примчусь в любое время! Пожалуйста, не откажите.
Мне очень не хотелось обнадеживать Антонину Петровну, но пришлось взять картонный прямоугольник и пообещать помощь.
— Последний вопрос, — сказала я, спрятав визитку в сумку:
— Дама назвала свое имя?
— Да, но я его забыла, — ответила Антонина Петровна. — Какое‑то короткое и очень простое.
* * *
Я вышла на улицу, посмотрела на снующих туда‑сюда прохожих и почувствовала зверский голод. Взгляд наткнулся на вывеску «Кофе вдвоем», и ноги сами собой пошагали в сторону ресторанчика. Господи, как хорошо, что я здорова, способна сама передвигаться и не завишу от чужой опеки. Захотела — поехала в город, а не захотела — осталась в Ложкине, в удобном доме, в окружении любимых собак и привычных вещей. И я еще переживаю из‑за того, что Таня Борейко оккупировала мою спальню! Право, какая ерунда! Надо в конце концов понять: нечего ожидать какого‑то сверхъестественного счастья. Вот оно, рядом, пусть и самое обыкновенное: привычный быт, друзья, здоровье…
— Выбрали? — спросила официантка.
Я очнулась. Даже не заметила, как вошла в заведение и села за столик. Все, теперь бурно радуюсь каждой минуте! Права была моя бабушка Афанасия, частенько повторявшая строптивой внучке: «Дашенька, не завидуй тем, кто живет лучше, глянь на тех, кому хуже».
— Кофе или чай? — поторопила меня официантка.
— Латте, — попросила я, — самый большой стакан. И пирожное со взбитыми сливками.
— У нас хорошие пирожки, — подсказала девушка.
— Их тоже несите, — кивнула я.
— С мясом!
Изо рта чуть не выпало: «Тогда не надо, не ем говядину», — но я прикусила язык. А потом произнесла совсем иную фразу:
— Тащите три штуки. Надеюсь, они с луком?
— И с перцем.
— С луком, с перцем, с собачьим сердцем, — улыбнулась я.
— Простите? — услужливо спросила, видимо, плохо знакомая с классической литературой девушка.
— Порядок, — кивнула я, — волоките все. Голодна, словно стадо людоедов.
В конце концов, о здоровом питании можно временно позабыть, я же не собираюсь навсегда отказываться от диетических продуктов. Как говорит мой бывший муж Макс Полянский: «Я хожу от супруги налево лишь с одной целью — хочу убедиться, что она лучше всех». То же и с диетой. Сейчас слопаю выпечку с токсинами, закушу пирожным, от которого придет в ужас печень, налью в желудок слишком калорийный латте и пойму: надо питаться правильно — минимум жиров, ограниченное количество углеводов и строго дозированные белки. Легкий крен в сторону позволит укрепить веру в диету.
Отхлебнув латте, я чуть не застонала от восторга. Пирожки съелись в две секунды, да и кусок торта со сливками исчез совсем незаметно. Прикрыв глаза, я вытащила сигареты и внезапно подумала: «Зачем Феня приходила к Алевтине? По какой причине она решила прикинуться сотрудником магазина бытовой техники?»
У бывшей няни Волковых запоминающаяся внешность. Бифокальные очки и торчащие вперед зубы, перчатки на руках, большая сумка, седые волосы с традиционной укладкой и пронзительно яркие карие глаза. Нет, у меня не имелось сомнений относительно личности, заглянувшей к Антонине Петровне. Вопрос стоял иначе: «К чему было Фене навещать Алю?»
Кстати, нянька допустила ошибку. При оформлении кредита непременно требуют паспорт, а основной документ гражданина России, удостоверяющий личность несчастной Кулькиной, хранится в сейфе интерната. Ну никак покупательница не могла приобрести на имя Алевтины телик! Вот этот момент Феня не учла, да и Антонина Петровна не обратила на него внимания.
Кстати, я сама хороша! Совершенно забыла про кошелек с немаленькой суммой денег, поступила отвратительно безответственно! Феня, скорей всего, уже похоронила мысленно портмоне с купюрами.
Отодвинув пустой стакан, я стала набирать номер Фени, но нянька не спешила снять трубку. Отложив сотовый, я приняла решение: следует немедленно ехать в совхоз «Светлый луч», отдать растеряхе найденное и задать ей парочку вопросов. И лучше о своем визите заранее не предупреждать!
— Принесите счет, — попросила я официантку, а потом набрала номер справочной и потребовала:
— Как проехать в совхоз «Светлый луч», расположенный в Московской области? Пожалуйста, объясните дорогу очень подробно, у меня географический кретинизм.
Комментариев нет:
Отправить комментарий