— Допустим, человек не может обратиться в полицию. Я имею в виду, можно как-нибудь иначе избавиться?
— Нет. У полиции есть свои методы борьбы с шантажистами. Она делает все возможное для спасения жертвы.
— Да, но это не шантаж. Я имею в виду, шантажист требует оставить в пустом дупле мешок со старыми пятерками или обменяться портфелями на
вокзале Виктории…
— Не обязательно. Шантажом добиваются чего угодно, к примеру работы.
— Тут ничего подобного! — с жаром воскликнула Сара. — Тут все абсолютно легально.
— Может быть, — спокойно продолжала Мередит, — ты расскажешь, в чем дело?
Сара крепко стиснула губы.
— Не могу. Речь идет… о друге.
— Ну, предложи другу или подруге как следует подумать, пусть потом разрешат тебе или не разрешат посоветоваться со мной.
— Ладно. — Сара спрыгнула с кресла, нащупала ногами пушистые розовые тапки. — Спасибо, что выслушала, Мерри. Мне действительно хватило
наглости выложить тебе свои проблемы, понимая, как ты устала. Не знаю, зачем утруждать тебя неприятностями моих друзей.
Мередит задумчиво ее разглядывала. Друзья — полный блеф. Сара в беде и, возможно, не способна довериться матери после скандалов трехлетней
давности. Вдобавок боится навлечь на себя неудовольствие Лейзенби. Хотелось побольше поговорить о нем, но Мередит подавила желание, поняв, что
опасно приблизилась к той черте, которую советовала не переступать Саре, вмешиваясь в отношения между матерью и Питером Расселом. В принципе в
Лейзенби ничего нет плохого, кроме того, что он молод, самоуверен и самодоволен настолько, что страшно хочется указать ему его настоящее место.
Может быть, раздражение вызвано долгой тяжкой поездкой. Хуже того — подсознательным стремлением защитить интересы Майка.
— Беги, ложись в постель, — приказала она. — Поспи хорошенько, и мне дай поспать. — Вид у Сары по-прежнему был столь несчастный, что
Мередит энергично добавила: — Гляди веселей! Все будет хорошо, — понимая, что действительно устала, как собака, раз так говорит.
Вновь оставшись одна, она легла в кровать и принялась глядеть в потолок, освещенный лампой на столике. Лампу она сразу не стала выключать —
в темноте заплясали бы лица из прошлого. Усталость дошла до такой степени, что даже не хотелось трудиться гасить свет. На столике у кровати лежали
журналы, но совсем не того типа, который ее мог бы заинтересовать. Собравшись в конце концов с силами, она дотянулась до выключателя и,
проваливаясь в сон, успела сообразить, что сегодня дважды слышала о шантаже…
Глава 4
Мередит проснулась под утро от тихого урчания мотора. Вылезла из постели, подошла к окну, выходившему прямо на подъездную дорожку и
кованые ворота, освещенные фарами. В их свете двигалась фигура, издали слышался типично британский звон молочных бутылок. Интересно, как
молочник справится с запертыми воротами? Очень просто — по очереди просунул бутылки между прутьями решетки, оставив одинокой кучкой на
гравийной дорожке. Кто-то — вероятно, Лючия, — пойдет потом к воротам и заберет. Молочник вернулся к машине — не к медлительному
электромобилю, а к простому фургону, — и с тарахтением уехал. Открыв окно и высунувшись, она увидела, что лучи фар снова замерли. Молочник
расставлял бутылки на крыльце Филипа Лорримера и старика Берта. Потом лучи опять двинулись и исчезли из вида.
Небо только начинало светлеть на востоке, на деревьях вокруг церковного двора защебетали немногочисленные птицы. Мередит посмотрела на
свои наручные часы. Четверть шестого. Она снова легла, но не заснула. Внимание привлекли незнакомые звуки, и она старалась их распознать с
переменным успехом. Скрипят и стонут на разные голоса старые полы и балки дома. Алан Маркби — загадочный мистер Маркби — сказал, что их съела
сухая гниль, но об этом позаботились. Некоторые оригинальные половицы наверняка заменили, однако не все. Например, пол в спальне неровный,
значит, старый. Глухое призрачное урчание издают водопроводные трубы, отопление, канализация, и поэтому почти кажется, будто она вновь очутилась
в собственной квартире. Внезапный треск на улице произвела упавшая с церковного дерева ветка. Наконец, она перевернулась на бок, провалилась в
дремоту.
Когда снова проснулась, сердце вдруг прыгнуло прямо в горло. Вдали что-то грохнуло, громко звякнул металл. Открылись въездные ворота. Для
кого? Мередит села. Без нескольких минут восемь. Снова загромыхали молочные бутылки. Приехавший, кем бы он ни был, услужливо понес их в дом.
Мередит выскочила из постели, протопала в ванную, приняла душ, вернулась, никого не встретив. Спускаясь по лестнице, услышала чужие женские
голоса и пошла на звук ударов, словно кто-то сражался там с чем-то невидимым.
Внизу в прихожей увидела открытую дверь на лестницу. Из нее торчал внушительный женский зад в оранжевом нейлоновом комбинезоне. Зад
вертелся, выпячивался, медленно появлялось тело, часть которого он составлял. Наконец распрямилась, явив себя, крепкая женщина средних лет с
покрасневшим лицом. Она запыхалась от усилий, триумфально сжимая ручку пылесоса, который только что вытащила из чулана.
— С добрым утром! — радостно поприветствовала она Мередит. — Вы, должно быть, та самая леди, что в гости приехала. Я — миссис Ювелл,
прихожу каждый день. — Женщина захлопнула дверцы чулана, вытащила из кармана комбинезона желтую щетку. — Надеюсь, хорошо выспались?
— Более или менее, — осторожно ответила Мередит. — Молочник меня разбудил.
— Наш Гэри, — кивнула миссис Ювелл. — Ему надо рано вставать, понимаете, он отсюда объезд начинает. Едет к нам прямо с молочной фермы,
потом в Нижний Клэнби, потом через крупный муниципальный район, вниз к авиационной базе в Чертоне, потом назад к новым богатым домам
судебных исполнителей — так их прозвали, — потом обратно на ферму с пустой посудой. Все утро на это уходит. — Миссис Ювелл с шумом потащила
пылесос по прихожей. — Дом большой, нелегко содержать его в чистоте. Одна повариха не справится. Особенно когда гости наедут.
Мередит поняла это как намек, что не следует мешаться у миссис Ювелл под ногами, и направилась к кухне на соблазнительный запах
свежезаваренного кофе. Уборщица включила пылесос, мыча мелодию из «Саут пасифик».
— Как ваши зубы? — спросила Мередит повариху.
— Он зуб мудрости вырвал, вот! — Лючия широко открыла рот, демонстрируя темный прогал. — Очень больно.
— Может, прополоскать аспирином? — Мередит не стала заглядывать в рот. — Если хотите, у меня есть антисептический зубной эликсир.
Лючия фыркнула:
— Не надо мне никакой химии. Я сама готовлю полоскание, вот из этого. — Она полезла в буфет, вытащив пучок листьев шалфея.
— Помогает? — с любопытством спросила Мередит.
— Лучше не бывает! — Лючия помахала пучком у нее перед носом. — Получаются очень здоровые белые зубы. Я все средства знаю. Мне не нужны
аптеки. В нашей деревне в Кампании жила очень мудрая женщина. Сама готовила снадобья, все болячки лечила. Пользовалась травами, что вокруг
росли. — Она положила шалфей на стол. — Приготовить яичницу? — Лючия жестом изобразила, будто разбивает яйца.
— Нет, спасибо. Чашки кофе вполне достаточно.
Когда Мередит снова вошла в гостиную, комната была безупречно убрана силами миссис Ювелл, которая теперь находилась внизу в раздевалке,
судя по доносившейся оттуда песне «Дивный вечер». В окно в решетке ворот торчала газета, Мередит открыла парадную дверь и пошла за ней.
Фактически там было две газеты — «Таймс» и засунутая в нее «Сан». Вытаскивая их из прутьев, Мередит заметила еще кое-что, лежавшее на земле
за воротами. На первый взгляд какая-то грязная тряпка, которая со второго, более внимательного, приобрела отчетливую форму.
Она сунула газеты под мышку, наклонилась, протянула руку, достала тряпичную куклу. Судя по грязи и повреждениям, очень старая, возможно, из
мусорного бака.
Хотя потрепалась не от времени, а нарочно изорвана. Кто-то искромсал голову и лицо либо острым ножом, либо ножницами, грубо вымазал
красной краской, изображавшей кровь. Кукла насквозь промокла, значит, ее бросили у ворот вчера вечером, где она пролежала всю ночь. Возможно,
разносчик газет ее видел, но не обратил особого внимания. Молочник, доставивший рано утром бутылки, мог в темноте вообще не заметить. Миссис
Ювелл, приехавшая на старом велосипеде, точно ничего не видела. Ей незачем пристально присматриваться к окружающему, а может, она приняла куклу
за старую тряпку. Куклу должен был первым найти член семьи, подошедший к воротам.
Мередит с глубоким омерзением и нараставшей злостью разглядывала ее. Изуродованные черты придавали вещи зловещий вид. Она снова
вспомнила о колдовстве. Бычье сердце могло быть гадкой шуткой, но вместе с растерзанной куклой все это начинало смахивать на заведомо
мстительную кампанию. Мередит завернула куклу в газеты и пошла назад к дому.
Эллиот в ошеломляющем своей неожиданностью бирюзовом спортивном костюме без единого пятнышка стоял на верхней ступеньке, скрестив на
груди руки и наблюдая за ней. На бледном, как у гробовщика, лице застыло возмутительно красноречивое понимающее выражение, поэтому Мередит
автоматически крепче стиснула сверток, прижала к себе. Одновременно разозлилась и расстроилась из-за его внезапного появления.
— Еще что-то нашли? — спросил он без всякого удивления, с легким неодобрением.
— Вы знаете гораздо больше, чем говорите! — сердито заявила Мередит, пытаясь заглянуть мимо него в прихожую.
Он перехватил ее взгляд.
— Не бойтесь, никого еще нет. Не покажете, что там у вас?
Мередит молча развернула газеты, предъявила куклу.
Эллиот надул губы.
— Так-так.
— Может, расскажете, что вам известно? — резко спросила Мередит.
— Конечно, — кивнул он, — хотя не очень много. Зайдем в дом, если не возражаете.
Войдя, он наклонился к кукле, выложенной на стол, явно не желая ее трогать.
— Я уже видел поблизости нечто подобное. Сразу избавлялся.
— Как от бычьего сердца? — Эллиот не удостоил ее ответом, и Мередит чуть спокойней спросила: — Ева об этой мерзости что-нибудь знает?
— Я ей не говорил, если вы это имеете в виду. Полагаю, вы тоже не скажете. — Эллиот повернулся спиной. Сзади на его спортивном костюме
красовалась крупная цифра 9. Он направился к ближайшему пустому креслу, уселся с кошачьей грацией, сложил мягкие белые руки, уперся локтями в
бирюзовые колени. — Позвольте выложить карты на стол. Я не хочу расстраивать Еву. Я не хочу расстраивать девочку. Хочу, чтоб она вышла замуж, а
Ева уехала со мной в Америку. Не знаю, что за чертовщина тут происходит, но если удастся посадить Еву в самолет, то на все это мне глубоко наплевать.
— Как вы можете так говорить? — возмущенно вскинулась Мередит. — Я хочу понять, что все это значит!
— Могу объяснить, моя милая. Это значит, что поблизости крутится какой-то ненормальный. Пока мы находим подобные вещи раньше Евы… и
малышки… ничего страшного. Можете поверить. Я имел дело с психами. Их так и тянет к звездам кино и телевидения. Неадекватные люди живут серой
жизнью, желая блистать, превратиться в предмет разговоров и пересудов, а ничего не получается. Иногда молча, тихо едят себя поедом. Иногда совсем
теряют рассудок. Будь мы в Штатах, я бы забеспокоился. Нанял бы телохранителей. Здесь, по-моему, вряд ли есть в этом необходимость. Зачем пугать
Еву и девочку?
— Я считаю, надо сообщить в полицию, — твердо заявила Мередит.
— Ох, дорогая, — укоризненно протянул Эллиот, широко открывая серые рыбьи глаза. — На сцене уже есть один полицейский. Вполне достаточно.
— Полицейский? — уставилась на него Мередит. — Кто?
— Маркби. Разве вам никто не сказал?
Мередит плюхнулась на диван в уголке, стиснув в руках куклу.
— Значит, он полицейский?
Неудивительно, что Маркби ничего не сказал о роде своих занятий. Полицейские, юристы, врачи помалкивают о своей профессии. Люди либо
начинают нервничать, либо пользуются возможностью выложить собственные проблемы, поделиться заботами и печалями. Хотя втайне ее огорчило,
что он ничего не сказал. Просто нечестно. Бог знает на какое опрометчивое безрассудство может пойти доверчивый человек, блаженно не имея понятия,
что в доме общих друзей познакомился с офицером полиции!
Мередит постаралась преодолеть крепнувшее предубеждение против этого человека и быть объективной.
— Все-таки было бы разумно с ним посоветоваться, — заявила она. — Он поведет к венцу Сару. Если мы ему расскажем, он будет хранить тайну,
не станет пугать Еву и девочку.
— Если мы ему расскажем, — возразил Эллиот ровным тоном, — он пожелает поговорить с Евой и с девочкой. Пожелает узнать, не получали ли
они каких-нибудь писем и других посылочек. Полицейские задают вопросы. Ничего не могут с этим поделать. Пугают людей, и с этим тоже ничего не
могут поделать. Если вы расскажете Маркби, — Эллиот кивнул на куклу, — то сильно пожалеете, уверяю вас.
— Знаете, вполне возможно, что та или другая получали письма с угрозами. — Мередит нахмурилась, вспомнив беседу с Сарой. Хотя что-то не
сходится. Одно дело — шантаж из-за угла, тайный, скрытный, избегающий дневного света, а открытые розыгрыши — совсем другое. Пусть посылки
анонимные, но в них есть элемент рискованной бесшабашности.
— По-вашему, я об этом не думал? Пытался разговорить Еву. Все ее мысли только о свадьбе. Поверьте, если бы у нее были другие проблемы, она
обязательно мне рассказала бы. Как всегда.
Мередит, раздраженная его спокойной уверенностью, резко бросила:
— Может быть, это было до вашего приезда из Штатов. Может быть, вы не единственное ее доверенное лицо!
На бледном лице Эллиота застыли восковые морщины.
— Никто ближе меня не принимает к сердцу интересы Евы, сестричка. Никто, даже вы! Хорошо, вы родственница. А где вы были последние
пятнадцать-двадцать лет? — Он увидел выражение лица Мередит и позволил себе зловеще усмехнуться. — Жили своей собственной жизнью, правда?
Глубоко плевали на Еву и Сару, да? Чего беспокоиться? А я беспокоюсь, ибо Ева для меня важна.
— Ах да, для вашей мыльной оперы, — огрызнулась Мередит.
— Всем надо на жизнь зарабатывать, леди.
Воцарилось молчание. Зайдя в тупик, они сверкали друг на друга глазами.
— А теперь я вам вот что скажу, — спокойно проговорил Эллиот. — Оставьте их в покое. Предоставьте дело мне.
— Точно так же, как предоставила вам бычье сердце? Не надо было этого делать. Мне надо было сразу же обратиться в полицию.
— Нет! — резко бросил Эллиот. — Тем более к Маркби. Он тут все перевернул бы вверх дном. Слушайте, — в его тоне появилась разумная
убедительность, — неужели, по-вашему, я об этом не думал? Не думал, что надо пойти в полицию? И не по основательным соображениям отказался от
этого?—
В деревне нет полицейского участка, — неожиданно заметила Мередит. — Где служит Маркби? В Бамфорде?
— Вероятно. — Эллиот проницательно посмотрел на нее.
— А когда я впервые вас встретила на дороге, вы как раз возвращались из Бамфорда на автобусе. Собирались пойти там в полицию?
Эллиот потер бледные руки с легким наждачным шорохом, отчего у Мередит заныли зубы.
— Признаюсь, ходил по городу, хотел посмотреть, где находится полицейский участок. Знать не вредно. Нашел. Выглядит точно так же, как прочие.
Битком набит ребятами, напрочь лишенными воображения, которые от звонка до звонка проводят на службе, пока не выйдут на пенсию.
— Как понимаю, вы беседовали с дежурным сержантом.
— Только не о находках. Сообщил, что подумываю взять напрокат машину, спросил, можно ли здесь ездить с американскими правами. «Да, сэр, —
сказал он, — ограниченный период времени». — Оказалось, у Эллиота на удивление выразительная мимика. — «Только помните, сэр, у нас
левостороннее движение». — Эллиот покачал головой. — Поверьте, полицейский участок совсем не то место, куда надо идти с нашей небольшой
проблемой. — Он подался вперед. — Нам не надо, чтоб Маркби или кто-то из его подручных задавал вопросы, поднимал волну. До свадьбы три недели.
Три недели, черт побери! Все это время мы должны держать ухо востро. Три недели, будь я проклят! Нам с вами надо просто смотреть во все глаза.
Подумайте сами. Если рассказать Маркби или еще кому-нибудь, Ева с малышкой непременно узнают. Последние два года были для Евы нелегкими,
девчонка бесилась и прочее. Я уж не говорю, что Боб Фримен скончался на месте от остановки сердца. Теперь ей надо пережить свадьбу. Конечно, даже
вам ясно, что ее сейчас нельзя пугать и расстраивать.
«Даже вам» не понравилось Мередит, хотя пришлось признать, что Эллиот рассуждает разумно. Он заметил ее нерешительность:
— Поверьте, мы сами справимся.
Она еще раз позволила уговорить себя. Не хотелось предоставлять дело Эллиоту, но при дальнейшем размышлении, в конце концов, не хотелось и
посвящать в дело Маркби.
— Ладно, но если кто-нибудь из нас снова увидит нечто подобное, — она встряхнула куклой, — пойдем в полицию. И не старайтесь меня
провести, Альби. Если что-то найдете, скажите.
— Верьте мне, — повторил он. — Я очень много поставил на карту. Мне ни в коем случае не хочется, чтобы с ними что-нибудь случилось.
Нисколько не убежденная Мередит поднялась наверх, закрыла куклу в чемодане. Она не поверила Эллиоту, но сама собиралась пристально
приглядываться, и, возможно, в очередной раз Альби с его заверениями не окажется рядом. Если очередной раз наступит. Она содрогнулась.
Мысленный образ идиллического дома, полного ситцевого уюта, уже пару раз пошатнулся. Интересно, что это за полицейский, Алан Маркби?
— Он должен был мне сказать, — негодующе пробормотала она.
В спальню ворвался яркий солнечный луч, и ей вновь показалось, что это какое-то жуткое недоразумение или бессмысленный розыгрыш. Хоть
нельзя отрицать, что под этим самым солнцем шныряет кто-то, задумавший что-то очень нехорошее.
Захотелось выйти на улицу, стряхнуть нехорошее ощущение. Миссис Ювелл пела теперь в столовой, смывая следы мужчины, оказавшегося
полицейским. В раздевалке нашелся широкий набор одежды. На кафельном полу стояли две пары высоких веллингтоновских сапог. Мередит выбрала те,
что побольше, сокрушенно подумав, что они, возможно, принадлежали Роберту, надела висевший над ними помятый зеленый анорак, скорей всего
Сарин, и отправилась на прогулку.
Не совсем удобно чувствуя себя в позаимствованной одежде, неуклюже протопала по дорожке к кладбищенским воротам у церкви. Неожиданный
шорох в канаве предупредил, что она не одна. Мередит остановилась и вытаращила глаза на возникшего из-под земли мужчину.
— Доброе утро, — пропыхтел задохнувшийся Филип Лорример, выбравшись на дорожку.
Мередит дала волю гневу.
— Господи боже, — укоризненно воскликнула она, — как вы меня напугали! Что вы тут делаете?
— Прошу прощения, — извинился Лорример. — Ищу своего кота Джерри. Вы его, случайно, не видели? Он точно такой же, как Том, только
поменьше и с порванным ухом.
Мередит отрицательно тряхнула головой, и обнадеженное выражение на его лице угасло. Она обратила внимание, что он бледный, измотанный,
почти с серыми губами.
— Посмотрю, возможно, увижу, — пообещала она, стараясь загладить свою резкость.
— Он у меня бродяга, — озабоченно сообщил Лорример. Голос звучал хрипло. — Боюсь, как бы не встретил лису и не попал в беду. По-моему, так
и ухо порвал. Либо его кто-то поймал. Люди вечно прихватывают сиамских кошек. Он ничего и никого не боится. Если остановится машина и его
позовет даже совсем незнакомый человек, пойдет прямо в руки, поинтересуется, что там такое. — Лорример вытащил из кармана носовой платок, вытер
рот.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила Мередит, пристальнее в него вглядываясь. Выглядел он ужасно.
— По правде сказать, не совсем. Полчаса назад стошнило после завтрака, с тех пор болит желудок.
— Может, надо показаться врачу?
— Некогда по врачам бегать. Особенно к тому, что живет тут в коттедже «Роза», — отрезал Лорример. — Со мной такое и раньше бывало. Я это
называю местью «Мышастой коровы». Гарри вечно забывает прочищать помпы. — Молодой человек изобразил бледную улыбку, сунул платок в карман
джинсов, испещренных светлыми потеками засохшей глины и брызгами краски. Улыбка внезапно превратилась в болезненную гримасу. Он резко
вдохнул, как будто ему было трудно дышать, и упал на дорогу, уткнувшись головой в колени, задыхаясь и содрогаясь от рвоты.
— Дайте руку! — воскликнула Мередит. Обладая, к счастью, крепким сложением, она схватила его за плечо, подняла, повела к его собственному
коттеджу. Он хотел что-то сказать, но она прервала: — Не сейчас, позже.
Вместе они доплелись до садовой дорожки, вошли в открытую парадную дверь. Там Лорример высвободился из ее объятий, самостоятельно прошел
на кухню, где его стошнило в раковину. Мередит ждала. Услышала, как из открытого крана потекла вода, а потом он явился, бледный как полотно, с
каплями пота на лбу. Хотя на ногах держался несколько тверже.
— Извините… — пробормотал он.
— Ничего. Слушайте, разрешите мне позвонить Расселу.
— Нет! — Лорример добрался до дивана, над которым висел яркий кустарный вязаный коврик, но Мередит была слишком обеспокоена его
состоянием, чтобы обращать внимание на обстановку. Стоя над ним, она сказала:
— Сейчас я вам воды принесу, — и направилась на кухню. Там царил полный кавардак, в раковине остались не до конца смытые следы крови и
желчи. На последствия похмелья не совсем похоже. Сполоснув раковину, она увидела высокие стаканы, стоявшие вокруг жестянок с кошачьим кормом,
вымыла один, наполнила, понесла в комнату.
— Ваше здоровье… — слабо промямлил Лорример, взял стакан, отхлебнул.
Мередит присела на хромой стул напротив него, положила руки на колени, сцепив пальцы.
— Что вы имеете против Питера Рассела? Я действительно думаю, что вам следует проконсультироваться. Он мог бы к вам зайти, когда вернется из
города после операции.
— Я его на дух не выношу, впрочем, он меня тоже. — Лорример отдышался, лицо его обрело цвет. — И не верю ему как врачу. Поговаривают, что
он помог жене поскорее отправиться в мир иной.
— Как? — воскликнула Мередит.
На серых скулах вспыхнул тусклый румянец.
— Просто местные слухи. Она долго болела, и если он это сделал, то, наверно, из лучших побуждений. Эвтаназия. Избавил несчастную сучку от
мук. Хотя она, видимо, превратила его жизнь в настоящий ад…
— Слушайте, — рявкнула Мередит, — нельзя так говорить! Это очень серьезное обвинение, за которое вас могут отдать под суд!
— Да, конечно, вы правы. Не надо было говорить. В любом случае, кого интересуют местные сплетни? Если хотите знать мое мнение, все слухи
рождаются в этой самой деревне. Бог знает что им взбредет в голову. — Лорример прислонился к стене, некрепко держа в руках стакан. — Ох,
проклятый старик!
— Берт? — уточнила Мередит.
— Я именно его имею в виду, говоря о деревне. Должно быть, разбросал какую-то дрянь, чтоб погубить котов, достал беднягу Джерри. Наверняка
его рук дело. Обещал это сделать, а поблизости раньше был яд рассыпан.
— Откуда вы знаете? — ошеломленно спросила Мередит.
— Ночью в сад лазали лисы, даже рылись в мусорных баках. Миссис Локк как-то утром пошла за машиной в гараж, обнаружила у дверей дохлого
лиса, завела обычную песню, исполнила пляску. Может, он был отравлен.
— Это мог сделать какой-нибудь птицевод или фермер. Не обязательно Берт. Постарайтесь не беспокоиться.
— Я еще мертвого ежа нашел. А теперь не могу отыскать Джерри. Разумеется, я беспокоюсь.
— Кошки очень разборчивы в еде, — заверила Мередит. — Не станут есть всякую всячину, в отличие от промышляющих лис. И не играют с
дохлыми животными, скажем с мышами. Скорей будут охотиться за живыми. Но я прослежу, если его увижу, обязательно вам сообщу.
Возникает впечатление, что кто-то разбрасывает крысиный яд, подумала Мередит. Разве Лорример не говорил, что видел в сарае у Берта
«Уорфарин»? Трудно предугадать, на что старик способен. Он кричал, угрожал, но, возможно, в действительности не сделал ничего страшного, только
время от времени бросал в котов камни, видя, как они усердно копаются в грядках с рассадой. Может быть, Джерри просто пошел погулять.
— Если не хотите показаться Расселу, есть другие врачи…
— Никакой врач мне не нужен, — упрямо повторил Лорример.
Мередит растерянно смотрела на него. Потом сама себя одернула. «Минуточку, моя девочка, — сказала она себе, — ты не в чужой стране. Здесь ты
не консул, перед тобой не британский подданный, попавший в беду. Ты не обязана заботиться о состоянии его здоровья. Если парню хочется выпить
плохого пива и заболеть после этого, его дело. Он не твой птенец».
— Попробуйте перейти на баночное пиво, — посоветовала она. — Я поищу кота.
Оставив в коттедже Лорримера, она снова пошла к кладбищенским воротам. Остановилась в прохладной тени, разглядывая церковь — небольшую
прочную постройку из старых обветренных камней. С обеих сторон дорожки старые могилы с замшелыми нечитаемыми плитами, хотя виднелись
определенные попытки подстригать траву. Место тем не менее зловещее, мрачное, словно сам воздух пропитан запахом тления. Круглая норманнская
арка входной двери покрыта резными геометрическими фигурами, фантастическими ухмыляющимися головами. Неприятно. Ведя по резьбе пальцем,
Мередит обнаружила свернувшегося кольцами в самом верху змея в венке из кудрявых листьев, с насмешливой издевательской физиономией. Здесь
смешались христианские и дохристианские образы и мотивы. Вот Зеленый человек из древних верований усмехается над ней сверху. Она дернула
круглую железную ручку, дверь оказалась запертой. На прикрепленном к ней листке в пластиковой обложке объявлялось, что следующая служба
состоится через две недели, а до тех пор ключ находится у обоих церковных старост: миссис Хани из Хоум-Фарм и майора Локка из Старой школы.
Лорример назвал ее «бункером». Мередит улыбнулась, хотя ей здесь совсем не понравилось. Она повернулась и замерла.
За ней кто-то наблюдал с близкого расстояния, из-за могильных камней. За одним из надгробий виднелась сгорбленная старческая фигура с
огромной старомодной косой в руках. Мередит буквально приросла к месту. Сообразив, что ее заметили, фигура зашаркала прочь, и в памяти вдруг
прозвучал звоночек. Обретя дар речи и способность двигаться, Мередит громко крикнула:
— Берт! Постойте минуточку!
Берт остановился в ожидании, воинственно выставив перед собой примитивное сельскохозяйственное орудие, словно приближавшаяся к нему
женщина представляла опасность.
— Доброе утро, — коротко сказала она. — Я Мередит Митчелл, остановилась в старом ректории.
— А… — проворчал он. — Я вас вчера видел.
— Правильно. Хотела зайти в вашу церковь, а она закрыта. Подумала, может, вы мне что-нибудь о ней расскажете.
— Ключ у майора Локка, — угрюмо сообщил Берт. — Я ничего не знаю.
— Но ведь вы всю жизнь тут живете, — попыталась улестить его Мередит. — И явно изо всех сил стараетесь держать церковный двор в порядке.
Наверняка были свидетелем множества перемен.
При таком подходе Берт слегка смягчился.
— Угу, и все к худшему! Платят пятерку в месяц за косьбу травы. — Он затопал вперед и прохрипел: — Я ее к себе домой забираю. На компост.
— На что, простите?
— На компост, — раздраженно объяснил Берт. — Тут на церковном дворе трава хорошая, густая. Я ее домой ношу, закладываю в компостную яму.
Превосходный компост получается. Добавляю в бобовые грядки. Выращиваю замечательные бобы на этой кладбищенской траве. Прекрасные помидоры
и прочее. Призы за них получаю, и все благодаря церковной траве. — Он триумфально оскалился, словно гоблин, приобретя вдруг удивительное
сходство с гротескными головами на дверях храма.
Мередит озадаченно смотрела на старика, толком не зная, понимает ли он смысл своих слов. Или, возможно, его попросту не волнует, что
призовые овощи зреют на траве, выросшей на могилах умерших из его родного прихода. В любом случае она понадеялась, что овощи Берта не попадают
на кухню старого ректория.
— Чужаки! — с неожиданной яростью проворчал Берт, стукнув ручкой косы по земле. — Деревня совсем уж не та, какой была. Это нехорошо. Я
имею в виду, когда старый священник, мистер Маркби, жил в церковном доме, службы велись как следует. Мистер Маркби не выносил никакой чепухи.
Увидел, как мальчишка-певчий слоняется на хорах, остановился на полуслове, прошел туда и надрал ему уши!
— Вчера в доме обедал некий мистер Маркби, — бесстыдно закинула удочку Мередит.
— Знаю. Полицейский! — кисло кивнул Берт. — Не хочу иметь дел с полицией. Хитрые плуты. Суют нос в чужие дела, шпионят, выслеживают. В
старые времена Маркби были порядочными джентльменами. Теперь таких не осталось. Теперь мы разрешаем им жить среди нас, как будто, кроме денег,
больше ничего не имеет значения. — Берт хмыкнул и многозначительно посмотрел вдаль, в сторону крыши старого ректория. — Шустрые женщины.
Куклы раскрашенные. Живут в церковном доме. Старый ректор в гробу перевернулся бы, если б узнал!
Ева оценила бы замечание, подумала Мередит, позабавившись.
— Маркби потеряли деньги после войны, — сообщил Берт. — Владели всей землей в округе, по кусочкам распродали. Налоги на наследство, вот
что их разорило.
— Понятно.
— А вон моя жена, — продолжал Берт, неожиданно разговорившись. — Вон там. — Он указал за спину Мередит.
Она оглянулась, ожидая увидеть позади себя неслышно подошедшую женскую копию Берта, но вместо того увидела камень, довольно новый по
сравнению с прочими, с выбитой надписью:
Ада
Возлюбленная жена Герберта Ювелла
Скончалась 21 января 1978
До следующей встречи
Ювелл. Видно, в деревне в ходу всего пять-шесть фамилий и одна половина жителей приходится родней другой. Интересно, удается ли миссис
Ювелл ежедневно общаться с Бертом и много ли о происходящем в доме священника узнают от нее Берт и прочие жители деревни?
— Да-да, она самая, — настаивал Берт, указывая на камень. — Моя жена. Служила горничной у старого мистера Маркби, священника, когда была
еще девушкой, и я за ней ухаживал. Не служанкой, не думайте! Горничной.
Мередит кивнула в подтверждение, что понимает тонкости давно исчезнувшей социальной иерархии. Берт лукаво фыркнул.
— Ей не разрешалось заводить ухажеров. Старый ректор не потерпел бы. Поэтому она выбегала к задним воротам, я там ее встречал вечерами. Ждал
обычно в аллее Любви. — Он помрачнел. — Ничего не осталось. Никакого порядка, никаких приличий. Одна дикость и грех. Содом и Гоморра, как
сказал бы старый мистер Маркби про то, что нынче творится вокруг. Молодой парень, что живет со мной рядом, горшки делает! Разве это занятие для
мужчины, я вас спрашиваю? Ленивый подлец, если желаете знать мое мнение. Похоже, у него есть деньги в кармане. Каждый вечер бегает в бар, в
«Мышастую корову». У меня в его годы денег сроду не было. Работал на своего отца, получал пять шиллингов в неделю, а мать четыре обратно забирала
за мое содержание. — Берт жаловался на давнюю несправедливость с каким-то мрачным удовлетворением и вдруг снова бросил на Мередит злобный
взгляд. — У него там женщины бывают, — хрипло сообщил он. — Шустрые. Слышу, как они скандалят. Женщинам надо бы лучше знать!
Он повернулся без предупреждения и принялся косить крапиву.
— Что еще изменилось в деревне, Берт? — поинтересовалась Мередит, но понимала, что спрашивает напрасно.
Берт решил, что уже потратил на нее достаточно времени.
— Мне работать надо, — буркнул он. — За это пятерку платят. — И, повернувшись спиной, начал удаляться, ритмично помахивая косой. Больше
Мередит не удалось вытянуть из него ни слова.
Она пошла среди могил, останавливаясь у интересных камней. Как она и подозревала, немногочисленные фамилии повторялись снова и снова.
Несколько Ювеллов. Небольшая плитка из черного мрамора ровно лежала на земле, указывая, что под ней захоронена урна с пеплом. Простая надпись
«Эстер Рассел» и дата. Возможно, памятная табличка покойной жены Питера Рассела, которая до сих пор остается предметом нехороших слухов.
Впрочем, могилы здесь были когда-то гораздо роскошнее, по крайней мере некоторые. Участок в дальнем конце кладбища был обнесен железной
оградой. Прутья, прежде богато украшенные, теперь заржавели, сломались, воротца вообще исчезли. Внутри, как пеналы в конюшне, стояли в ряд
мраморные надгробия. Резные, наверняка дорогие. От некоторых откололись куски, другие выцвели, поблекли, пара боковых плит покосилась под
опасным углом. Кто-то засунул в одну трещину хрустящий пакет.
Надписи указывали, что это открытый мавзолей семейства Маркби. По нему можно было бы изучать историю английской общественной жизни,
крупных помещиков, землевладельцев. Амелия, дочь Эдмонда Маркби и жена Роберта Лейси, джентльмена, похороненная с новорожденной дочкой,
умерла в 1784 году. Вероятно, от родильной горячки. Символическая могила поставлена в память о братьях, кости которых «покоятся далеко от родной
земли». Фрэнсис Маркби погиб «в страшном шторме» в Бискайском заливе в 1802 году, Чарльз умер от потери крови после ампутации руки на поле
Ватерлоо. В 1845 году Сэмюель Маркби погиб в «ужасной железнодорожной аварии, пав жертвой безостановочного современного прогресса». Стоял на
рельсах, ждал, что поезд его обогнет? По крайней мере, от него хоть что-то осталось для похорон. Видно, мало кто из Маркби мирно скончался в
собственной постели или просто от старости. Только покойный ректор нарушил семейную традицию, отошел в примечательном возрасте девяноста
четырех лет, пятьдесят семь из них прослужив пастырем своего стада. Как оказалось, последним. Он стал также последним Маркби, похороненным на
семейном участке. Мередит обошла вокруг могилы преподобного Генри и остановилась. Ничего нет хуже и жалостнее мертвой кошки. Живое изящное
игривое животное с острым и любопытным умом становится просто грязным куском шерсти. Но эта не превратилась в обвисшую тряпку, как бывает с
кошками, сбитыми машиной. Она окоченела, спина выгнута дугой, лапы вытянуты, голова запрокинута, пасть широко открыта. Смерть наступила не
очень давно. Это был сиамский кот с порванным левым ухом.
Мередит почувствовала приступ тошноты, а потом слепой ярости. Выскочила обратно в дыру в ограде, побежала по травяным холмикам,
пристально озираясь в поисках скрюченной фигуры Берта. Кошмарный старик! Выполнил свою угрозу. Она резко остановилась. Берта нигде не было
видно. Мередит слегка образумилась, остудила разгоряченную голову.
Точно неизвестно, его ли рук это дело. Берт будет отрицать. Вопрос в другом: надо ли пойти сообщить Лорримеру? Ничего хорошего не будет. Так
же, как она, он заподозрит Берта. Начнутся оскорбления, обвинения. Пропасть между соседями углубится, и тут ничего не поделаешь. Что касается
Лорримера, который и так уже сильно расстроен, плохо себя чувствует, то он, увидев своего кота в таком виде, почувствует себя еще хуже, чем утром.
Мередит медленно повернула обратно к могилам Маркби. По пути заметила небольшую ветку, упавшую с дерева, подняла, захватила с собой,
набросила на трупик. Если Лорример его найдет, значит, судьба. Она ему не будет рассказывать. Пусть лучше думает, будто Джерри украли или он стал
жертвой лис. По крайней мере, чистая смерть. А смерть от яда грязная.
Она быстро пошла прочь, надеясь не встретить Берта, поскольку не сумела бы придержать язык. Злобная старая скотина! Вот что она ему сказала бы.
Позади нее лежал Джерри, застывший в смертельной агонии среди могил Маркби, — последнее живое существо, которое там упокоилось.
Глава 5
Когда Мередит вернулась в дом, Эллиот висел на телефоне, ведя язвительные и, несомненно, весьма дорогие трансатлантические переговоры. Как
только она вошла, он бросил трубку, сверкнул на нее глазами. Потом как бы взял себя в руки, слегка дернул туловищем и спросил:
— Приятная была прогулка?
— Не особенно, — кратко бросила Мередит, ибо вопрос прозвучал совершенно некстати. Вид у нее, конечно, растрепанный, возмущенный. Ей
нужно обрести спокойствие.
Его бледный взгляд отвердел.
— Нашли еще подарочные коробки?
— Нет. — Она вновь постаралась говорить любезно. — Кое-что другое. Расстроилась из-за этого. Простите, если грубо ответила.
— Снова и снова какая-то чертовщина, — пробормотал он. — Одно за другим. Сценаристы… Чокнутые лентяи, которым чересчур много платят.
Вчетвером трудятся и не могут подкинуть полдесятка достойных идей.
— Вчетвером? — удивилась Мередит. — Не многовато ли? Стиль друг другу не портят? Знаете, если поваров слишком много…
— У бездарей нет никакого стиля, — лаконично ответил Эллиот. — Только один из сотни на что-то годится. Майк был хорош. Вы вообще знали
Майка?
— Разумеется, — сухо сказала она, вновь начав раздражаться. — Ева моя кузина. Я была подружкой на свадьбе.
Ева бросила ей букет, уезжая в свадебное путешествие на медовый месяц. Мередит видела сцену мысленным взором. Ева была в эдвардианском
наряде с массой оборок, а Мередит в шедевре шестидесятых годов из тафты цвета морской волны. Костюм нисколько ей не шел, но его выбрала Ева. А
Майк…
— Он был хорош, — повторил Эллиот, наблюдая за ней. — Этот парень — большая потеря.
Она не ответила, отвлеченная приближавшимися по лестнице голосами.
— Милая, мы же все обсудили… Они точно знают, что нам нужно.
— Знают, что тебе нужно, мама, не мне! Я говорю, фасон мне не нравится. Меня никто не слушает.
— Чепуха, Сара! Если бы ты сказала, я велела бы переделать.
— Ну, теперь я сама велела переделать.
— Ох, ради бога! — безнадежно воскликнула Ева. — Переделки на нынешней стадии будут стоить целое состояние. Действительно, Сара,
следовало бы со мной посоветоваться. Я плачу за испорченное платье. Что ты велела переделать?
— Оборки убрать. Честно, мам, я похожа в нем на девицу, которую не взяли в гарем. Я в нем просто не я! Поэтому попросила спороть, оставить
просто платье.
— Да что ты, в самом деле, детка! Должно быть, имеешь в виду, под оборками очень дорогие кружева ручной работы, расшитые жемчугом? Как же
они их могут убрать? Я еще не расплатилась за них и за работу, а теперь надо будет расплачиваться за переделки. Если это вообще можно сделать! На
платье швы останутся.
Хлопнула дверь, голоса заглохли. Эллиот с Мередит переглянулись.
— Дети, — вздохнул он.
— Вы женаты, Альби?
Эллиот опешил.
— Ни за что на свете!
Наверху снова распахнулась дверь. На площадке, потом по ступенькам простучали шаги. Явилась Ева, раскрасневшаяся, абсолютно вне себя, что с
ней редко бывало.
— Ох уж эта мне девчонка!
— Успокойся, Ева, — посоветовал Альби. — Пусть девочка получит, что хочет.
Ева бросила на Эллиота сверкающий гневом взгляд, отлетевший от него, как горох от стенки.
— Я собираюсь в Бамфорд. Хочешь поехать, Мерри? А ты, Альби?
— Нет спасибо. Жду звонка из Штатов.
— Тогда я только схожу предупрежу Лючию, чтобы ленч готовила на двоих. — Ева быстро зашагала в сторону кухни.
— Желаю удачно провести время, — сказал Эллиот и поплыл к гостиной, напоминая со спины в спортивном костюме и неуклюжих спортивных
туфлях бирюзовый восклицательный знак.
* * *
Ева довела машину до Бамфорда в рекордное время, а Мередит только молилась, чтобы встречных машин было не слишком много. Остановились у
нового торгового центра. Похоже, быстрая езда произвела на Еву успокаивающее воздействие, но, открывая дверцу, она с прежним раздражением
пробормотала:
— Чертов лук!
Мередит не поняла, к чему относится замечание, но, проследив за взглядом кузины, устремленным в противоположный конец стоянки, сообразила,
что Ева на самом деле сказала: «Чертов Локк!»
Поездка, от которой волосы встали дыбом, не улучшила расположение духа Мередит. В затылке настойчиво пульсировало, ей было не до словесных
шарад. И новых знакомств заводить не хотелось. Она никак не могла выбросить из головы образ мертвого кота. Все думала о кладбище, о его жуткой
маленькой тайне, которая стала теперь и ее секретом, размышляла, не надо ли, в конце концов, сообщить Лорримеру.
Пожилая пара быстро к ним приближалась. Они так походили друг на друга, что их скорей можно было принять за брата и сестру, чем за мужа с
женой. Оба среднего роста, худощавые, оба в одинаковых дорожных костюмах, серых слаксах, очках. Майор Локк нес большую пластиковую сумку с
логотипом сети продуктовых магазинов.
— Добрый день, леди! — приветствовал он их, приподняв клетчатую кепку.
Миссис Локк в охотничьей шапочке из такого же клетчатого материала приветливо улыбнулась.
— Здравствуйте, майор, — холодно проговорила Ева и, поколебавшись, представила Мередит.
— Именно вас я и хотел увидеть, мисс Оуэнс! — объявил майор Локк, вместе с женой демонстрируя радость от знакомства с Мередит. —
Готовитесь к свадьбе? В любой момент могу открыть церковь, если предварительно сообщите отцу Холланду точную дату. Потом еще миссис Хани…
знаете, органистка… хотела бы обсудить с вами музыку. По ее мнению, как обычно, два свадебных марша… на входе Мендельсон, а на выходе Вагнер…
Но не пожелаете ли вы слышать гимны?
— Нет! — решительно ответила Ева.
— Так полагается. Отец Холланд будет ждать гимнов.
— Это свадьба не отца Холланда, а моей дочери. Ему надо лишь провести службу. Надеюсь, он не собирается приехать из Бамфорда на своем
мотоцикле? — Ева почти взбесилась. — Я имею в виду, на свадьбе моей дочери не нужен священник, одетый как байкер, с облачением в рюкзаке.
— Он считает, что так ездить дешевле, — объяснил майор Локк. — Впрочем, я склонен с вами согласиться.
— Нечего ему экономить. Я пришлю за ним лимузин. Предупредите его об этом при встрече. Нет, не надо, сама позвоню и скажу. И еще, майор, я не
хочу, чтоб в церкви пахло сыростью. Не сможете ли вы ее открыть и немного проветрить где-нибудь за неделю-другую?
— Дело в том, что там кто-то должен быть, мисс Оуэнс. И птицы могут залететь в открытую дверь.
— Ну, придумайте что-нибудь, постарайтесь, — твердо приказала Ева. — Вы же церковный староста!
— На самом деле там не сыро, — вставила миссис Локк. — Особенно после недавнего крупного ремонта.
— Поговорю со священником и с миссис Хани, — огорченно пообещал майор Локк. — Надеюсь, вы здесь хорошо отдохнете, мисс Митчелл.
Они пошли дальше, шагая в ногу, и Мередит увидела, как супруги укладывают свою сумку на заднее сиденье старого «форда-эскорта».
— Ты была не слишком с ними любезна, Ева, — сдержанно заметила она. — Он старался помочь. Я бы на его месте послала тебя подальше.
— Они меня сводят с ума! — выразительно воскликнула Ева. — Без конца добиваются приглашения в дом, а я на порог не хочу их пускать. Во все
дела суют нос, просто невыносимая парочка. Тут рядом винный магазинчик, мне надо купить пол-ящика приличного красного. Хозяин жутко милый,
всегда подносит мои покупки к машине.
— Потому что ты ему глазки строишь. Мне он велел бы самой тащить.
— Это тебя научило бы не проявлять такой независимости, — бросила в ответ Ева.
* * *
Вскоре Мередит вынуждена была признать, что Еве и не требовалось строить глазки. Мужчина, о котором шла речь, явно был чрезвычайно
польщен, что к нему зашла персона, которую он видел по телевизору, и выразил такую почтительность, которую Мередит посчитала почти
неприличной, но с которой Ева с легкостью справилась.
— Хорошо, что ты не взяла целый ящик, — заметила Мередит, когда они заперли вино в багажнике. — Иначе он расстелил бы перед тобой красный
ковер.О ни отправились пешком по городу.
— Ты еще ни слова не сказала о Джоне Лейзенби, — неожиданно проговорила Ева. — Это что, дурной знак? Скажи честно.
— Я мало что могу сказать, Ева. Прости. Молодые люди такого типа заставляют меня нервничать. Он кажется очень умным, сообразительным.
Наверняка успешно продает пенсионные страховки или что там еще.
— Не валяй дурака, Мерри. Он не продает пенсионные страховки, он финансовый консультант. Сара его обожает.
— Нет! — Мередит остановилась посреди тротуара. — Она в него не влюблена, если ты это имеешь в виду. У нее просто пунктик. И если бы ты
потрудилась выслушать ребенка, то все поняла бы. Она за него выходит по абсолютно ошибочным соображениям. — Ева слегка удивилась, поэтому
Мередит тяжело вздохнула и добавила: — Пойдем позавтракаем.
Они пошли дальше молча. Через некоторое время Мередит спросила:
— Ты собираешься вернуться в Штаты с Эллиотом, да?
— Определенно не хочу оставаться одна в ректории после замужества Сары. Зачем мне это надо, скажи на милость? — Ева нерешительно
продолжила: — Понимаю, после того, как я тебе рассказала о своих тревогах за Сару, кажется нелогичным так далеко уезжать. Поверь, три года назад я об
этом даже не думала! А теперь оставляю ее с Джонатаном. Она с ума по нему сходит, Мерри. Ты ошибаешься. Ох, знаю, он страдает избыточным
самомнением и эгоизмом. — Ева махнула рукой, едва не сбив с уличной стойки газету. — Но он человек надежный, на него можно положиться. Лючия
тоже жаждет вернуться в Штаты. Она много лет мне готовит, сюда приехала только из преданности. Один ее родственник держит пиццерию в
Пасадене, предлагает ей поработать кассиршей. — Она снова сделала указующий жест. — Смотри, вон там можно поесть.
— Если действительно хочешь знать мое мнение, — сказала Мередит, зная, что надо молчать, но не в силах сдержаться. В тот момент они входили в
ресторанчик, поэтому слова были адресованы спине кузины. — По-моему, Лейзенби просто приятно рассказывать людям о своей женитьбе на дочке
звезды. Он полностью зациклен на самом себе. Ей придется исполнять его желания во всех смыслах. Ты ведь это понимаешь?
— Ох, ты преувеличиваешь! — Ева уселась, взяла меню, стараясь не смотреть на Мередит. — Он очень милый парень, зарабатывает кучу денег.
— Вот как? — мрачно переспросила Мередит. — Ты просила меня быть откровенной — я буду. Верю, что ты смертельно переживала за Сару.
Теперь с тебя хватит роли преданной и заботливой матери. Хочешь передать ее кому-то другому. Лейзенби вполне подходит и примет ее из твоих рук.
Ты сможешь уехать, блистать в мыльной опере.
— Неправда! — Ева, крепко вцепившись в меню, теперь прямо смотрела в лицо Мередит сверкающими фиалковыми глазами. Сидевшие
поблизости люди с любопытством оглядывались на них. — Разумеется, он ее любит! Она моя дочь. Должен, должен любить!
Место было неподходящим для споров, но Мередит страстно хотелось схватить кузину за прелестные плечи и трясти, пока голова не оторвется.
* * *
Когда она проснулась на следующее утро, было сумрачно, облачно.
— Дождь наверняка пойдет еще до обеда, — предсказала миссис Ювелл. — Если собираетесь погулять, мисс, лучше прямо сейчас отправляйтесь.
Мередит послушно взяла в раздевалке сапоги и анорак. Надевая его, заметила на рукаве длинный белый мазок, которого вчера не было.
Дотронулась, сняла крошечную частичку. Похоже на высохшую глину. Она с тревожным чувством застегнула «молнию» и вышла на улицу.
Меньше всего на свете хотелось возвращаться на церковный двор, и по деревне бродить не очень интересно. Мередит вспомнила, что еще не
осматривала обширный участок ректория, и вдобавок в памяти отложилось какое-то замечание старика Берта.
За садом ухаживал муж миссис Ювелл, Уильям, приходивший по утрам в воскресенье. Мередит это было известно. Его задачи сводились к стрижке
травы, рыхлению земли на центральных цветочных клумбах между воротами и парадным входом. Он был методичным неоригинальным садовником.
Клумбы засажены ровными рядами красного шалфея, напоминая цветники, украшающие площади восточноевропейских стран. Но дальше от дома сад
был симпатично заросшим и диким. Большая теплица стояла пустая, запыленная, с потрескавшимися и выбитыми стеклами. Фруктовые деревья
необрезанные, бесплодные. Буйно растут всевозможные растения, отвоевывая друг у друга место. Одни посажены давно, при более тщательной
разбивке сада, другие взошли сами по себе. Мередит не занималась садоводством, но знакомые растения опознала, над другими задумалась.
Вот это, гадала она, похоже на крокус. Только, конечно, для них время года неподходящее, слишком позднее. Крокусы ведь цветут ранней весной?
Сейчас ранняя осень. Лиловато-розовый цветочек, должно быть, какой-то другой. Она наклонилась, взглянула. Симпатичный, но, в конце концов, не
крокус. И без листьев. Розовый цветок легонько колыхался на ветру, внося в мрачный день приятный красочный штрих. Мередит пошла дальше.
Грядки на огороде ухожены. Здесь Лючия выращивала петрушку, майоран, тимьян, шалфей, на этот раз без красных цветочков, и желтовато-зеленый
пиретрум, на котором еще сохранились немногочисленные цветочные головки, похожие на маргаритки. Ничего себе полоскание. Хотя, может быть,
стоит попробовать. Старые народные средства порой помогают. Нетрудно понять, почему люди крестьянского происхождения вроде Лючии
безоговорочно в них верят. По крайней мере, если принимаешь средства, основанные вот на этих знакомых друзьях, кажется, будто знаешь, что пьешь.
Тут она дошла до того, что на самом деле искала. В высокой каменной стене, ограждающей территорию, стояла прочная деревянная дверь. Аде,
возлюбленной Берта, не позволялось иметь ухажеров, поэтому она пробиралась по вечерам к «задним воротам» на свидание с обожаемым Бертом.
Воображение слегка споткнулось. Здесь должны быть ворота, за ними аллея Любви. Со своего места Мередит разглядела железный болт наверху.
Наверно, ржавел все эти годы. Однако, подойдя, она обнаружила, что он черный, блестящий, недавно смазан маслом. Дотянулась, дернула вниз, болт
легко поддался, запачкав пальцы смазкой. Она вытерла руку носовым платком и открыла калитку.
Створка чуть скрипнула, но петли тоже были хорошо смазаны, скрипело само старое дерево. Мередит шагнула в проем, чувствуя себя героиней
детской викторианской сказки, и очутилась за территорией дома священника на узкой дорожке. Дорожка тянулась вдоль боковой стены к дальней купе
деревьев. Аллея Любви. Теперь в деревне слишком мало молодежи, которая сюда приходила бы. Она огляделась по сторонам, и картина, увиденная с
другой стороны аллеи, оказалась сюрпризом. За живой изгородью располагались сады, окружавшие сзади пару коттеджей — Берта и Филипа Лорримера.
Она сморщила лоб, мысленно составляя карту местности. Конечно. Хотя ректорий находится довольно далеко от коттеджей, он стоит параллельно
им, а обширный участок простирается прямо до них, отделенный лишь аллеей Любви. Ближний коттедж Филипа. Видна открытая задняя дверь. Дальше
в саду, прямо напротив места, где стояла Мередит, находилась прямоугольная некрасивая шлакобетонная постройка, вероятно, мастерская. Интересно,
задумалась она, получил ли он на нее разрешение. Скорей всего, нет.
Неожиданно в воздухе прозвучал какой-то непонятный сверхъестественный вой. Мередит вздрогнула. Вопль повторился, она узнала характерный
голос сиамских кошек и пробралась в сад Филипа Лорримера через дыру в живой изгороди.
Кот стоял в нескольких футах, у открытой двери мастерской. Ошеломляющие голубые глаза казались огромными на темно-коричневой
клинообразной головке, короткая шерстка цвета шампиньона стояла дыбом.
— Том! — позвала Мередит, но он убежал.
Она взглянула на открытую кухонную дверь, не заметила никаких признаков жизни. Нерешительно подошла к мастерской, окликнула:
— Филип! Это Мередит Митчелл из дома священника. С вами все в порядке? Фил!
Дверь скрипнула на ветру. Откуда-то из кустов неслись призрачные жалобные крики Тома. Не только от заунывного кошачьего воя, но еще от чего-
то волосы на голове встали дыбом. Мередит шагнула к двери, взялась за щеколду. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Она с усилием взяла себя
в руки, распахнула рывком створку, шагнула в мастерскую.
Филип плашмя лежал на полу, скорчившись в неестественной позе, подтянув к подбородку колени на манер зародыша и запрокинув голову. Одна
рука зажата под туловищем, другая протянута к двери, куда он пытался доползти в агонии. Пальцы скребли пыльный пол, натыкаясь на гвозди, кожа
содрана с окровавленных подушечек. Самым страшным было выражение лица, обращенного к Мередит. От молодого пригожего юноши ничего не
осталось. Невидящие открытые глаза выпучены. Губы растянуты в зверином оскале. Рвота, смешавшись со слюной, запеклась в уголках рта.
Мередит рухнула на колени, прикоснулась к виску Филипа Лорримера трясущейся рукой. Пульс не прощупывался. Она с трудом поднялась на ноги,
сдерживая тошноту и борясь с отвращением, а мозги начинали работать. Нужен врач! Проклятье… В чертовой деревушке нет амбулатории, скорую
придется вызывать из Бамфорда. Нет, постойте, есть же Питер Рассел. Возможно, еще не уехал на прием.
Она вылетела из мастерской, бросилась в открытую дверь коттеджа, побежала из комнаты в комнату. Кругом невероятный беспорядок. Ящики из
шкафов и столов вытащены, содержимое вывалено на пол, книги сброшены с полок. Мередит металась в лихорадочных поисках телефона. Черт возьми, у
него нет телефона! Она выскочила обратно и, задыхаясь, помчалась к ректорию.
— Что стряслось, мисс? — вскричала миссис Ювелл, перепуганная выражением ее лица.
— Домашний телефон доктора Рассела… — простонала Мередит, копаясь в справочнике.
— В книжке возле телефона, мисс… Он же друг мисс Оуэнс. Что случилось?
Мередит схватила трубку, жестом велев ей обождать.
— Алло!.. — Слава богу, он дома. — Питер? Это Мередит Митчелл…
— В чем дело? — последовал резкий вопрос.
— Я не могу сейчас объяснять… Знаю, у вас назначен прием, но тут срочный случай. Приезжайте сейчас же в мастерскую Филипа Лорримера… Я
вас там встречу. — Она бросила трубку, повернулась к ошеломленной миссис Ювелл. — Мистеру Лорримеру очень плохо. Послушайте, не говорите
ничего ни мисс Оуэнс, ни Саре, если они спустятся. Я должна вернуться.
Мередит вернулась, когда рядом с коттеджем остановилась машина Питера Рассела. Она шагнула навстречу ему по дорожке.
— Что за чертовщина… — начал он.
— По-моему, он умер, — слабо вымолвила она. Шагнула в сторону, ткнула пальцем в коттедж. — Там.
Не сказав больше ни слова, доктор прошел мимо нее в мастерскую. Прошло несколько минут, после чего он вышел с посеревшим лицом,
напряженно спросил:
— Сообщили в полицию?
Она мотнула головой.
— Думала, может, есть еще шанс, если вы быстро приедете, первым делом старалась до вас дозвониться.
— Шанса не было. Хотя я бы сказал, он умер меньше часа назад. Слушайте, я позвоню в полицию. Оставайтесь здесь. Ничего не трогайте, ни к чему
не прикасайтесь, понятно?
Мередит кивнула:
— Звонить надо из ректория. Садовая калитка открыта… вон там. — Она махнула на дыру в живой изгороди, выходившую на аллею Любви.
— У меня телефон в машине. — Доктор Рассел ушел, а она заставила себя вновь войти в мастерскую. Казалось, что из-за покойника там очень тихо.
Жуткий вид распростертого неподвижного тела снова потряс ее. Молодой человек в расцвете лет. Сейчас просто безжизненный труп, нелепый и
жалкий… Рука протянута в немом призыве, в отчаянной и бесполезной попытке добраться до двери и позвать на помощь…
Мередит обошла мастерскую, впервые как следует разглядев окружающее.
Ева несправедливо отзывалась о работах Филипа. Далеко не одни дешевые сувенирные поделки. Несколько изящных кувшинов необычной,
привлекательной формы. Мередит вздохнула, крепко стиснула руки. В этот момент в открытой двери возникла тень. Подняв глаза, она увидела старика
Берта и резко приказала:
— Уйдите отсюда, — встав между ним и трупом.
— Чего это с ним? — спросил Берт, глядя мимо нее. — Я смотрю, стоит докторская машина.
— Он… без сознания, — твердо объявила Мередит, соображая, что старик видит вытянутую руку. — Уходите, пожалуйста, Берт. Доктор Рассел
через минуту вернется.
Берт бросил на нее неописуемо злобный взгляд:
— Копыта отбросил, а?
— Возможно.
— Не собираюсь оплакивать, — заявил Берт. — По нему никто не заплачет, а некоторые попляшут на могиле, вот что я вам скажу!
— Вы на редкость поганый старик, и я хочу, чтобы вы ушли. — Мередит с отвращением отвернулась.
Берт злобно на нее взглянул и скрылся. Вернулся запыхавшийся Питер Рассел.
— Полиция едет. Я позвонил к себе в приемную, предупредил, что один Бог знает, когда приеду, чтоб кто-нибудь меня подменил. Нам с вами
обоим придется остаться до прибытия полиции. Как вы себя чувствуете? — Он по-бычьему наклонил вперед голову, выпятил челюсть, пристально ее
разглядывая.
— Ничего. Трясет немножко. Берт сейчас заходил.
— Проклятье! — с силой воскликнул Рассел. — Через полчаса всей деревне будет известно. Вы лучше присядьте, только ничего не двигайте.
— Я выйду.
Мередит вышла, сунула руки в карманы анорака, недоверчиво оглядываясь вокруг. Берта нигде не видно. Поискала глазами кота, но тот тоже исчез.
Рассел покинул мастерскую, подошел к ней.
— Что думаете о причине? — спросила она. — Сердечный приступ?
Он вздернул плечи.
— Не мое дело судить о причине. Будет вскрытие. — Он нахмурился и оттого показался очень несчастным. — Не нравится мне эта картина.
— Что вы имеете в виду? — быстро уточнила Мередит.
— Строго между нами, похоже на отравление. Черт побери! — неожиданно воскликнул Рассел. — Зачем ему надо было сюда приезжать? Зачем все
мы сюда приехали?
Мередит с любопытством смотрела на доктора, а он снова вернулся к телу, присел перед ним на корточки, стиснув руки и хмурясь. Она отметила,
что он усердно старается не прикасаться к нему. Его поза чем-то вдруг ярко и фантастически напомнила ей Эллиота, склонившегося над тряпичной
куклой. Пристальное внимание — профессиональное в случае Рассела — и отвращение. Врач привыкает видеть смерть. Отвращение Рассела почти
наверняка вызвано чем-то другим, кроме неприятного вида трупа.
— Я пойду в дом, расскажу всем, — громко проговорила она.
Рассел поднял глаза.
— Подумайте, как сообщить об этом юной Саре. Она немного знала парня, они с ним из одной возрастной группы. Ее это не особо касается, но она
все равно будет потрясена.
* * *
Когда Мередит вернулась в ректорий, Ева была в холле. На лице кузины не было макияжа, кроме губной помады, и Мередит на мгновение опешила,
увидев морщинистую, почти потрепанную кожу без привычной маски. Впрочем, в слаксах, хлопковой рубашке, небрежно повязанном на голове
шелковом шарфе Ева выглядела по-прежнему привлекательно. Вид ее можно было назвать соблазнительно-беспорядочным.
— Ради бога, что происходит? — требовательно спросила Ева. — Я так и не поняла, что к чему, из слов миссис Ювелл, отчасти потому, что она
кричала через дверь ванной, как раз когда я собиралась зайти в душевую кабину. Сначала подумала, будто ты заболела. Зачем тебе нужен был номер
Питера? Что случилось с Лорримером?
Мередит максимально кратко рассказала о случившемся.
— Умер? Этот юноша? — Ева глупо разинула алые губы. — Несчастный случай?
— Не знаю. Рассел вызвал полицию.
— Полицию?
— Не хватай через край, Ева. Так принято при внезапной необъяснимой смерти.
— Он напился, — неожиданно заключила Ева. — Наверняка был пьян.
— Заткнись и перестань гадать. Лучше скажи Саре и Эллиоту. Миссис Ювелл и Лючии тоже. — Мередит помолчала. — Думаю, коп обязательно
явится к нам, поскольку я его обнаружила.
— Надеюсь, это будет Алан Маркби, — сказала Ева. — Он друг и постарается нас особенно не беспокоить. Ох, боже, пресса, наверно,
заинтересуется? Может быть, это будет не Алан, ведь он из уголовной полиции, и вдобавок старший инспектор. Может, слишком важная персона. Ох, до
чего некстати! — Ева отчаянно стиснула руки.
— Очень некстати… — сухо согласилась Мередит. — Особенно для Лорримера.
Ева, словно виноватый ребенок, прижала ладонь к губам:
— Прости, Мерри, я не то имела в виду. Ты, должно быть, потрясена. Выпьешь бренди? Я сейчас налью. Жуткий кошмарный случай… Конечно,
мне очень жаль Лорримера, бедный юноша. Но, знаешь, такое дело прямо перед свадьбой… надо признать, дурное предзнаменование.
Дурное предзнаменование. Мередит отказалась от бренди, поднялась наверх. Вытащила из чемодана спрятанную тряпичную куклу. Она показалась
еще грязнее и меньше, чем в прошлый раз. Голова болтается на шее, поредевшие шерстяные волосы сбиты в ком. В дырке в туловище виден клочок
ватной набивки. Сейчас она заметила то, чего прежде не видела, — кто-то шариковой ручкой заштриховал лобок тонкими линиями.
— Ты… — тихонько сказала она кукле, — ты как-то со всем этим связана. Принесла сюда какое-то зло.
Глава 6
Маркби сунул руки в карманы бутылочно-зеленого непромокаемого плаща и окинул желчным взглядом неухоженый сад Лорримера, заросший
сорняками.
— Вы вон там были, сэр? — спросил сержант Пирс, указывая в дальний конец участка за неподстриженной живой изгородью из пушистых
кустов. — Человек действительно приложил руку.
Маркби хмыкнул и пошел к ограде, отделявшей сад от соседнего, одобрительно глядя на ровные, аккуратно вскопанные овощные грядки.
Пирс, гадая, что у шефа на уме, продолжал:
— Принадлежит старику Берту Ювеллу. Местный чудак и настоящий старый ворчун. Однако несчастья его как бы притягивают. Счастлив, как
поросенок, среди всей этой нашей нынешней заварухи. Мне пришлось его выгнать. Без конца путался под ногами.
— Нас с вами тоже притягивают несчастья, — кисло заметил Маркби. — Без них мы остались бы без работы. Как я понимаю, вы расспросили
старика, прежде чем выгонять?
Пирс кивнул:
— Если можно так сказать. Вряд ли кто-нибудь может вести с ним связную беседу. То и дело отклоняется от темы, рассказывает про деревню, про
старые времена, про котов. Покойник держал пару котов, которые рыли ямы в саду у Ювелла. — Пирс помолчал. — А про этот случай он говорил как-то
странно. Начал подробно и вдруг замолчал.
— Да? — тихо молвил Маркби, подняв брови.
— Да, сэр. Знаете, я подумал, может, он что-то скрывает. Мы его никогда не заставим признаться.
Маркби посмотрел на небо. По нему летели темные тучи, которые вечером, если не к чаю, принесут дождь. Дождь может смыть полезную
информацию. С осмотром сада надо поспешить. Он повернулся и пошел обратно к коттеджу. Пирс последовал за ним.
— В дом заглядывали, сэр? Истинный кавардак и разгром.
— Да, — подтвердил Маркби, оглядываясь вокруг. — Кто-то сильно старался что-то отыскать. Возможно, сам парень. Хотя это было бы несколько
странно. Конечно, придется дождаться результатов вскрытия, но надо внимательно поглядывать по сторонам. Я пойду в большой соседний дом. — Он
махнул в сторону ректория. — Хочу поговорить с тем, кто его обнаружил.
— Дом принадлежит кинозвезде, — осторожно напомнил Пирс. — Еве Оуэнс. Я ее еще ни разу не видел. А леди, которая обнаружила тело, зовут
Мередит Митчелл. Она консул. В гости приехала, остановилась тут.
— Знаю. Я с ней встречался.
Пирс скрыл изумление.
— Да, здесь уже побывал репортер из «Бамфорд газетт». Новости быстро распространяются. А раз это случилось рядом с домом Евы Оуэнс, люди
тем более интересуются. Только вряд ли ему удастся проникнуть внутрь.
Маркби позволил себе улыбнуться.
— Полагаю, мисс Оуэнс и ее окружению приходилось сталкиваться с более серьезным вторжением прессы, чем «Бамфорд газетт». У него мало
шансов.
* * *
Инспектору повезло больше — он проник в ворота, поднялся к парадному старого дома, лишь там обнаружив преграду в виде внушительной фигуры
Лючии, которая, подбоченившись, сверкала на него глазами.
— Хотите повидать мисс Оуэнс? Она очень расстроена. Народ приходит, уходит, парень умер… — Лючия огорченно вздохнула. — Очень плохо,
когда молодой человек умирает.
— Собственно, я хочу видеть мисс Мередит Митчелл, — терпеливо объяснил Маркби.
— Она в саду. — Лючия кивнула за угол дома.
Маркби поблагодарил и, обойдя дом, двинулся мимо солдатских шеренг шалфея в запущенную часть сада. Там наткнулся на Мередит, которая уныло
смотрела на поросшую мохом урну, и у него было время ее разглядеть, пока она его не заметила.
По его оценке, лет тридцать пять, симпатичная простушка, не такая высокая, какой казалась на высоких каблуках за обедом, но все-таки высокая для
женщины в туфлях на плоской подошве. Густые блестящие темные волосы подстрижены деловым коротким кружком. За обедом она поразила его своей
серьезностью, не лишенной чувства юмора, хотя эта любопытная встреча, казалось бы, не давала особой возможности познакомиться с такими чертами
ее характера. Сейчас, как и тогда, он подумал, что эта женщина добивается успехов в избранной ею профессии, не производя впечатление своим
внешним видом, ибо не видит необходимости полагаться на нечто столь эфемерное. Знает свое дело и хорошо его делает. Ему скорей понравилось, как
она выглядит. Но это не имело никакого значения.
— Снова здравствуйте, — сказал он и, когда она подняла глаза, добавил: — Вы похожи на героиню викторианского этюда. Раздумья о Смерти в
английском саду.
— Вполне понятно, можно извинить, — холодно ответила Мередит. — Нынче утром я обнаружила мертвеца.
— Простите… дурная глупая шутка. Неудачная попытка застать свидетеля врасплох. Мне бы хотелось, чтоб вы рассказали об этом, если не
возражаете.
И она это сделала, кратко и ясно. Видно, уже прошла с Пирсом. Иногда повторение помогает людям вспомнить какие-то факты, упущенные на
первом круге. Иногда производит обратный эффект, и они ограничиваются скупым точным рассказом. Казалось, она говорит с осторожностью. Не
перемежает изложение возгласами: «Это было ужасно!», не описывает свои переживания, но у Маркби возникло подозрение, что она очень сильно
расстроена.
— Может, пройдемся по вашим следам? — вежливо предложил он.
— Хорошо. Вот здесь я шла. — Мередит направилась вглубь к разросшимся кустам и наполовину исчезнувшим клумбам, которые оскорбляли его
душу садовника и напоминали об ушедшем детстве.
— Что вас сюда привело? — спросил он, хмурясь на буйно вьющиеся розы и садовую скульптуру, тонущую в траве.
— Хотела просто осмотреться. До тех пор не имела возможности погулять вокруг дома.
— Интересуетесь садоводством? — Он с удивлением услышал в своем голосе нотку надежды и постарался спрятать ее, нахмурившись и отдирая
пальцем ветку ивы от разбитой балюстрады.
— Не очень. Люблю цветы, но растить не умею.
— А для меня это в своем роде хобби, — признался он. — Верней, было бы, если б время имелось. Нечего и говорить про приличный сад. В
данный момент у меня только патио, как его называют агенты по недвижимости, а я — задним двором с тремя-четырьмя цветочными кадками.
— Ева очень обрадуется, что вы занимаетесь этим делом, — неожиданно проговорила Мередит очень тихо. — Вы как бы член семьи. Это несколько
омрачит свадьбу. Я вовсе не хочу сказать, будто смерть Лорримера не так важна, просто… она случилась в самый неподходящий момент. Звучит все
равно легкомысленно, извините. Вы меня понимаете.
— Да. — Маркби помолчал. — За обедом вы говорили, что встречали Лорримера.
— Встречала. Вчера утром еще раз.
Маркби отвел глаза от упавшего куста сирени с корявыми ветками и пристально посмотрел на нее.
— У кладбищенских ворот на церковном дворе. Он искал кота. И плохо себя чувствовал. — Она взглянула на него ореховыми глазами. — Жутко
выглядел. Фактически упал на дороге, мне пришлось помочь ему дойти до коттеджа. Его стошнило на кухне, но он не позволил мне вызвать врача.
Сказал, что и раньше тошнило, и винил в том пиво в «Мышастой корове».
Она замолчала — как показалось Маркби, обдумывая, не добавить ли еще что-нибудь, но вместо этого снова пошла вперед, бросив только:
— Сюда.
Они дошли до калитки в стене.
— Здесь я вышла на аллею Любви. — Мередит вновь замолчала.
Неподходящее название, решил Маркби, а потом задумался, так ли это, в конце концов, и думает ли она то же самое? Открыл шпингалет под ее
наблюдением и шагнул на аллею Любви. Вернувшись, спросил:
— Есть здесь еще такая калитка?
— В садовой стене? Если и есть, я не видела.
— М-м-м. — Он закрыл дверь и старательно опустил болт. Потом вытащил носовой платок, вытер пальцы, видя краешком глаза, как она
нетерпеливо топчется на месте. — Значит, через эту дверцу фактически можно попасть на участок, минуя охранную систему на передних воротах.
— Да, но она заперта изнутри. С аллеи Любви невозможно открыть.
Маркби покосился на испачканный платок, прежде чем снова сунуть в карман.
— Кстати, насчет кота, — сказала Мередит. — Я слышала, как он кричит. Сиамские кошки весьма дорогие. Лорример их очень любил. Что с ним
будет?—
Я бы обратился в Общество защиты животных, — ответил он. — Там без труда пристроят в хорошие руки чистопородную сиамскую кошку. Если
не найдется близкий родственник, который возьмет кота. Впрочем, Лорример, кажется, был довольно одиноким. Пирс — мой сержант — говорит, он не
пользовался в деревне популярностью. Не догадываетесь, почему?
Мередит пожала плечами:
— На мой взгляд, довольно приятный молодой человек. Но не местный. К тому же, осмелюсь сказать, деревенские жители не считают гончарное
дело настоящим занятием для мужчины.
— Башмаки не заляпаны грязью? Не обветренный загорелый трудяга?
— Если угодно.
— По таким меркам я тоже не пройду испытание, — добродушно заметил Маркби.
— Полагаю, пройдете, — фыркнула Мередит. Потом снова сгорбилась. — Наверно, будет вскрытие. Когда вы получите результаты?
— Скоро. После того как вы обнаружили тело… пошли прямо в ректорий?
Она встряхнула темными волосами.
— Нет. Побежала к нему в коттедж, искала телефон. Его не оказалось.
— Больше ничего необычного не заметили?
В ореховых глазах на секунду мелькнуло непонимание, сменившееся прозрением и испугом.
— Там был страшный разгром… Я особого внимания не обратила. Вчера утром тоже был беспорядок. Только… да… в этот раз хуже. Книги на
полу… Я ни до чего не дотрагивалась, только оглядывалась в поисках телефона. — Мередит сделала глубокий вдох. — Слушайте, вы считаете его смерть
подозрительной?
— Я всегда питаю подозрения. Здоровый молодой человек так просто не падает замертво.
— Он был не совсем здоров. Вчера у него были проблемы с желудком. Может быть, самоубийство?
— Самоубийство? — ошеломленно воскликнул Маркби. — А чем объясняются прежние приступы рвоты? Тренировками?
— Не знаю, — с жаром ответила Мередит. — Просто… альтернатива — убийство, да? Я не переворачивала коттедж вверх дном, но кто-то же это
сделал!
— Да, я тоже так думаю. Взломщик торопился, возможно, его кто-то спугнул, пришлось бежать, может быть, не добившись успеха. Кто бы это ни
был, он мог обыскивать коттедж, когда вы шли по саду к калитке, перешли аллею Любви и вошли в мастерскую. Увидел в кухонное окно и удрал. —
Маркби нахмурился. — Впрочем, все это домыслы. И об убийстве говорить пока рано.
Они пошли от ворот обратно через сад. Вновь глядя на царивший там хаос, Маркби невольно воскликнул:
— Хотелось бы мне взять этот сад в свои руки! Помню, каким он был, когда его держали в порядке. У моего дяди был постоянный садовник, и горе
любому, особенно мальчишке, который хотя бы просто ветку сломает! Ведь ее потом так трудно вырастить… Эй, вот нежданная встреча!
Он остановился так резко, что Мередит едва на него не наткнулась.
— Что это? — спросила она. — Я подумала, крокус цветет не вовремя.
— Нет, это не крокус — безвременник. Собственно, вообще не родственник крокусу, несмотря на необыкновенное сходство. Его еще называют
осенним безвременником, зимовником, луговым шафраном, колхиумом. Он сначала выбрасывает цветы, а потом уже листья. — Маркби вытащил из
кармана шариковую ручку, осторожно опустил один лепесток. — Видите тычинки? Их шесть, а у крокуса три. И еще, в отличие от крокуса, он ядовитый.
Он выпрямился, на этот раз чуть не попав затылком Мередит в нос, пока она разглядывала цветок через его плечо, и извинился.
Она осторожно обошла инспектора кругом, подозрительно глядя на растение.
— Вот этот цветочек?
— И все прочие части растения. Это не единственное ядовитое садовое растение. Еще папоротники, наперстянка, шпорник… Пионы тоже. Сад —
потенциально опасное место.
— Чтобы отравиться, их надо съесть, — заметила она. — Кто будет есть пионы и шпорник?
— Порой безвременнику не мешают расти на пастбище, животные съедают и заболевают. Известны случаи, когда яд попадал в молоко у молочных
животных, пившим его людям становилось плохо. Дети порой едят цветы, например лютики, и тяжело болеют. Травники умеют без всякого вреда их
использовать, но всегда очень тщательно отмеряют количество. С помощью безвременника лечили лейкемию и, кажется, подагру. Китайцы умело
используют пион в травяных настойках. Но обычному человеку я не посоветую их пробовать.
Мередит нахмурилась, ничего не ответила. Они подошли к дому.
— Хотите поговорить с Евой и Сарой? — спросила она, остановившись на ступенях парадной лестницы. — Обе очень расстроены. Вряд ли вам
что-нибудь скажут.
— Сейчас не стану беспокоить, — сказал Маркби. — Возможно, попозже вернусь на два слова. — Он обратил внимание на сильную бледность
Мередит и сочувственно добавил: — Я бы на вашем месте зашел в дом, выпил пару стаканчиков доброго виски.
— Не люблю виски, — сморщилась она, на лице неожиданно появилась на удивление привлекательная улыбка, а когда исчезла, она серьезно
сказала: — Ожидая полицию, я успела немного посмотреть керамику. Понимаете, я не совсем бесчувственная, но это было лучше, чем смотреть на
него…
Маркби кивнул.
— Он был вполне хороший мастер. Есть, конечно, китч, но есть и настоящие вещи. Если бы ему не приходилось лепить пепельницы для
сувенирных киосков, мог бы вырасти в серьезного художника и добиться известности.
— Если бы да кабы, — спокойно проговорил Маркби, — по определению не поддаются анализу и оценке. Открывая садовую дверцу на аллею
Любви, вы действительно просто опустили шпингалет?
— Да. Дверь была не заперта.
Они разошлись. Возвращаясь к машине, он думал, что, может быть, следует попросить отстранить его от этого дела, пока оно только начато. Однако
нельзя привести ни единой разумной причины, кроме внутреннего неудовлетворения и, пожалуй, чего-то еще. Старший инспектор вслух произнес:
— Боже, нет! В твоем возрасте…
* * *
Мередит проследила за отъехавшим Маркби и вошла в дом. Закрыла за собой дверь, совсем упав духом, чувствуя, что вела себя не так, как
следовало. Она и раньше общалась с полицией, но только за границей, всегда по служебным консульским делам. Профессия воспитала в ней
определенную осторожность и скрытность, инстинктивное стремление не все рассказывать. Поделись информацией, насколько необходимо.
Руководствуйся этим правилом. И теперь она ему следует. Как настоящая старая твердолобая консульша открыла как можно меньше, язвительно
признала она.
Конечно, отвечала на вопросы, но не выливала поток информации. Укоренившаяся привычка осторожно выкладывать карты одну задругой,
маневрировать, защищая попавшего в беду британского подданного, оказывает существенное влияние на ее манеру беседовать, с неудовольствием
размышляла Мередит. Например, надо было сказать о найденном на кладбище Джерри. Тайный инстинкт велел не впутывать бедного старика Берта, но,
с другой стороны, он, возможно, не бедный старик, а гнусное чудовище. Это не единственное, чего не было сказано Алану Маркби, но она взяла себя в
руки и твердо себе объявила, что, конечно, станет помогать, только это не означает, что надо мутить воду. Посторонние факты будут только отвлекать,
сбивать со следа. Удалось лишь отчасти себя убедить, когда послышался тяжелый топот по лестнице и она, повернув голову, увидела сбегавшего по
ступенькам Эллиота.
Он спрыгнул в холл с предпоследней ступеньки с каким-то внезапным спортивным азартом. На нем был уже другой спортивный костюм — красно-
коричневые брюки и свитер в тон с ромбом из треугольничков на груди, какие носят гольфисты. Мередит презрительно подумала, что ему надо бы
ходить в футболке со слоганом: «Я слежу за своим холестерином!»
— Тип из убойного отдела ушел? — уточнил он.
— Почему вы так его называете? — сухо поинтересовалась она.
— Разве он не оттуда? — Эллиот надул губы. — Что говорил?
— Собственно, беседа была конфиденциальной. Он расспрашивал, как я обнаружила тело, если вам это следует знать. — Мередит помолчала и сухо
добавила: — Вы опасаетесь, чтоб он чего-нибудь не сказал? Чего именно?
— Что там за дела с цветочками? — Видя, как собеседница изумленно вытаращила на него глаза, Эллиот объяснил: — У меня окно в сад выходит. Я
наблюдал за вами.
— А вот это не ваше дело! — сердито воскликнула она. Впрочем, вряд ли можно его обвинять. Поэтому Мередит несколько напряженно ответила:
— Я сильно разнервничалась, Альби. Обнаружила бедного мертвого парня… — И демонстративно ушла.
Эллиот невозмутимо последовал за ней в гостиную.
— Не переживайте. Жаль, конечно. Однако, с другой стороны, нам больше не придется высматривать мерзкие свертки.
— Что вы хотите сказать? — спросила Мередит, ощутив спазм в желудке.
— Кто же, по-вашему, оставлял эти жуткие визитные карточки? Разумеется, горшечник.
— Вы не имеете права так говорить! — взорвалась она.
— Вот увидите. Вспомните, я здесь нахожусь дольше вас. И уже с таким сталкивался. Теперь, когда его не стало, ничего подобного не повторится.
Эллиот говорил так уверенно, что Мередит охватила дрожь.
— Зачем это ему было надо?
— Он с ума сходил по малышке, по Саре. Видите, тут есть смысл. Юношеская любовь обернулась горьким разочарованием. Хоть я и не разбираюсь
в подобных вещах.
Мередит, смерив его взглядом, саркастически подтвердила:
— И я тоже так думаю.
— А в людях я разбираюсь, леди, — заявил Эллиот. — Это мой бизнес.
Она устала, переживала запоздалое потрясение, не было сил с ним спорить.
— Ваши слова подтвердить невозможно, Альби. Вы наверняка знаете гораздо больше, чем говорите. Могу только сказать, что вам, может быть,
стоит побеседовать со старшим инспектором Маркби.
— Никогда не вызывайтесь добровольно, моя дорогая. Вы ему все рассказали?
— Да! — Мередит вспыхнула. — Ну… не совсем.
— Доложили про бычье сердце и куклу? — Тон его стал резким.
— Нет… — Она взяла себя в руки. — Подождем, пока не будет произведено вскрытие и мы не узнаем, от чего умер Лорример, то есть существует ли
между всем этим какая-то связь. — Уверенности в ее голосе недоставало.
Эллиот нехорошо улыбнулся:
— Он мертв. Разве важно от чего? Но вы сделали правильно, умолчав про сердце и куклу. Давайте оба об этом забудем, а?
— Не знаю, в какую игру вы играете, Альби, — спокойно сказала Мередит, — но я не в состоянии продолжать разговор. И еще — не люблю, когда
за мной шпионят!
— Извините мою нескромность, — иронически ответил он.
* * *
Алан Маркби вернулся домой в конце не очень плодотворного дня, вышел на задний двор — не забывать называть его «патио»! — с кружкой чаю в
одной руке и спреем от насекомых в другой.
Способ борьбы с белокрылками заключается в том, чтобы подкрасться к ним и побрызгать, прежде чем они вспорхнут с листьев, растают в воздухе
и опять соберутся после твоего ухода. Необходима некоторая сноровка, чтобы эффективно прыскать и держать чай вне сферы распространения
инсектицида. Пытаясь добиться того и другого, он сказал себе, что так не делается — именно таким образом можно случайно отравиться.
Кто-нибудь вообще травился случайно? Вот вопрос. Он поставил спрей, сел на хромую скамейку в последних лучах вечернего солнца. Грозившие
дождем тучи, в конце концов, рассеялись сами собой. Дом был последним в рядовой линейной застройке, изначально предназначенной для нужд
возникавшего в начале Викторианской эпохи среднего класса. Впоследствии эти постройки переживали трудные времена, а теперь они вновь считаются
фешенебельными. Продвигающиеся наверх переселяются в рядовую застройку. Маркби, купив дом раньше любого из них, до того, как цены на
недвижимость взлетели на недосягаемую высоту, с подозрением посматривал на пришельцев. Один из них — святители небесные! — установил на
крыше спутниковую тарелку. Маркби с негодованием спросил свою сестру Лору: «Разве этому болвану не требовалось разрешение?» — «Ах, — ответила
Лора, — существует обширная серая зона относительно спутниковых антенн. Может быть, можно заставить их снять, а может быть, нельзя. В любом
случае это испортит соседям кровь, что следует учитывать, сравнивая с неприятностью от соринки, торчащей в глазу. Тебе придется со временем
переехать, Алан». — «Почему это?» — возмутился он.
Вспомнив замечание Лоры об испорченной крови соседей, Маркби вновь мысленно вернулся к Лорримеру, которого соседи не сильно любили, но
который при мимолетном знакомстве с очевидной легкостью сумел произвести приятное впечатление на столь интеллигентную и тем более
проницательную женщину, как Мередит Митчелл. Судя по результатам предварительного обследования, дело начинает определенно смахивать на
отравление. Вскрытие покажет. Намеренное отравление руками того, кто его особенно не любил. Но почему? Совсем другой вопрос по сравнению с
«как».
Мередит Митчелл умная особа, мрачно думал инспектор, только что-то про себя придерживает. Сочла Лорримера приятным молодым человеком.
Не осматривала коттедж так детально, как полиция. Или утверждает, что не осматривала. Могла соврать. Не хочется думать, что она лжет, но он
полицейский, расследует дело и должен учитывать все вероятности, даже самые неприятные для себя лично. По ее собственному признанию, зашла в
коттедж в поисках телефона. Вполне могла воспользоваться возможностью обыскать дом — но зачем?
Там имеются исчерпывающие доказательства, что Лорример вовсе не был приятным молодым человеком. Курил травку. Фактически выращивал ее
на маленькой грядке в глубине заросшего сада за живой изгородью. Читал книжки, рядом с которыми «мягкая порнография», продающаяся в газетных
киосках, — детская сказка. Подписан на особенно мерзкий журнал, ввозимый в страну контрабандой и конфискуемый таможенниками, когда им удается
его отловить. Вообще чокнутый извращенец. Впрочем, явно симпатичный. Вот в чем проблема с подобными типами. Маркби уже с ними сталкивался.
Обаятельные, приятные, любезные, законченные лжецы. Пока за них по-настоящему не возьмешься, не разгадаешь, что это за личность. Потом
понимаешь, что имеешь дело с Джекилом и Хайдом.[14] А перед мировым судьей или судом присяжных — если до того дойдет — предстает лилейно-
белый доктор Джекил и отмазывается от обвинения в убийстве. Только в данном случае Лорример сам, возможно, стал жертвой.
Обождем вскрытия, сказал себе Маркби, потягивая чай. Хотя он нутром чувствовал, что это убийство.
Он вернулся к «почему». В коттедже обнаружено множество нехороших вещей, но ни одна из них не намекает на мотив убийства. Доморощенная
травка едва ли представляет для колумбийских наркобаронов столь серьезную угрозу, чтобы нанять и отправить в деревню убийцу. В любом случае они
людей не травят, а вышибают мозги. То же самое относится и к порнографии. Нет никаких свидетельств, что Лорример был важным звеном в цепочке,
возглавляемой неким скандинавским поставщиком. Иначе в его доме товара бы не было и он вел бы гораздо более роскошный образ жизни. Нет,
неизвестный охотник искал что-то другое. Но нашел ли во время поспешного обыска? Или никто, включая полицию, пока не нашел?
— Если так, — пробормотал он вслух, — то убийца вернется.
Принялся размышлять о Еве Оуэнс. Поистине прекрасная женщина. Глаза, костяк, фигура, как у женщины наполовину моложе. Единственный
недостаток — кожа, покрытая мириадами перекрестных морщинок, которые скрывает грим. Он помнит ее на похоронах Роберта Фримена, элегантную,
скорбящую. И за обедом в тот вечер, с легкостью искрившуюся в розовом шифоне, будто бокал розового шампанского. О-ох! Из такого материала
рождаются мечты.
Но она не мечта, а реальная женщина, тогда как жизнь в ректории наверняка одинокая. Особенно после смерти Боба. Маркби с тревогой думал о
запертой задней двери со смазанными петлями и шпингалетом. Она выходит на аллею, и прямо напротив находится дыра в живой изгороди, через
которую можно проникнуть в сад Лорримера. Кто ходит этим путем с такой регулярностью, что постоянно ухаживает за калиткой?
Еве Оуэнс должно быть за сорок, Лорримеру было двадцать четыре, что абсолютно ничего не означает. Впрочем, в наши дни люди не заботятся о
приличиях и скромности. Если бы Ева Оуэнс выбрала Лорримера своей игрушкой, то забрала бы в дом. Или не забрала… из-за дочери? Из страха перед
желтой прессой? Или потому, что афера уже началась при жизни покойного Роберта Фримена?
Или на свидания с Лорримером бегала девочка? Обручена с городским свистуном. Маркби вспомнил, что должен вести ее к алтарю, и над ним
сгустилась мрачная тучка. До сих пор непонятно, почему его выбрали на эту роль, хотя, по утверждению Лоры, это произошло потому, что он
единственный респектабельный знакомый Евы. Неуважительно со стороны Лоры. И неточно. Совершенно бредовое заявление из уст адвоката,
намекающее к тому же на некую личную антипатию сестры к мисс Оуэнс. Ева могла попросить Рассела. Или кого-нибудь из деловых друзей Боба.
Вместо этого попросила его. Ну, так что насчет Сары? Хорошенькая живая девушка знакомится с молодым привлекательным бедным художником…
Звучит многообещающе. Но рискнула бы она замужеством ради этого?
Разумеется, нельзя забывать мистера Эллиота. Он уже признал этого джентльмена несколько манерным и жеманным. Филип Лорример был
бисексуалом? Эллиот бегал к садовым воротам на встречи с ним, как с какой-нибудь современной Мадлен?
— Будь я проклят… — пробормотал Маркби в пустую кружку.
Глава 7
Следующий день начался в доме священника по-настоящему скверно. Обнаружившая тело Мередит к своему неудовольствию узнала, что приобрела
нежеланную известность. Едва она вышла за ворота, как попала в окружение местных жителей, которые с молчаливым любопытством на нее глазели,
как бы спрашивая, хорошая она или плохая. И это была не единственная причина, по которой она и прочие обитатели ректория оказались в осаде.
Известие о смерти Лорримера чуть ли не на пороге дома персоны, о которой британская публика всегда жадно читала, достигло ушей национальной
прессы, и теперь орда растрепанных личностей с мешками под глазами высаживалась в деревне, абсолютно неуместно выглядя в сельской местности и
хватая каждого за ноги. Им к тому же была совершенно несвойственна деревенская молчаливость и сдержанность.
— Слушайте, — восхищенно докладывала миссис Ювелл, — один парень остановил меня по пути на работу и спрашивает, дружила ли мисс Оуэн с
тем самым горшечником. Я ему говорю: «Занимайся своим делом!» Думает, будто кто-нибудь начнет сплетничать с чужаком. «У меня свой консул
есть», — сказала я ему.
Мередит подумала, что эта речь дала упомянутому джентльмену больше материала, чем прямой ответ. Перед самым ленчем позвонил Джонатан
Лейзенби. Услышал сообщение по радио в машине. Что там за бред происходит, почему его не информируют? Ответившая на звонок Мередит была не в
самом лучшем настроении и поэтому резко ответила:
— За каким дьяволом вас информировать?
— Слушайте, — грубо рявкнул он, — проклятая пресса скоро будет на карачках вокруг дома ползать!
— Вы опоздали. Уже ползает.
— Видите? Во всех вечерних выпусках будут фигурировать снимки Евы, хоть и черт с ними. Скажите ей, пусть заставит своего поверенного
поработать, составить заявление.
— О чем, ради всего святого? — взорвалась Мередит.
— Надо заявить, что ей об этом ничего не известно.
— Потрясающе! Как раз то, что надо, — саркастически хмыкнула Мередит.
— Слушайте, — воинственно продолжал Лейзенби, — я нынче вечером улетаю в Нью-Йорк, а то сам бы приехал! Вернусь в конце недели, и прямо
в деревню. Тем временем держите Сару под одеялом. Выполняйте свои консульские обязанности. Не хочу, чтоб ее журналисты терзали, слышите? Не
хочу, чтоб она возвращалась на службу. Они там ее выследят.
Мередит зарычала, с трудом подавляя желание сейчас же бросить трубку, но вместо этого передала ее Саре.
— О какой службе он говорит? — спросила она потом.
— В приюте для женщин, в Ист-Энде. Нечто вроде социальных услуг. Я в яслях помогаю. — Сара откинула с бледной щеки выбившуюся прядь
волос. Похоже, она вообще не спала. — Уже полгода работаю. Порой тяжело, но это для меня много значит. Джонатану не совсем нравится. Боится, что
меня изобьет какой-нибудь разъяренный муж, жену которого мы приютили.
— Возможно, Джонатан на этот раз прав. Лучше останься здесь. Может быть, Алан Маркби захочет с тобой побеседовать.
— О чем? — вскинулась Сара, в голубых глазах мелькнул страх.
Мередит внимательно смотрела на нее.
— Думаю, попытается что-нибудь выяснить о Лорримере. Не беспокойся. Просто расскажи ему правду.
— М-м-м… — промычала Сара и убежала.
Мередит смотрела ей вслед. Явно перепугана до безумия, но наверняка очень скоро удастся ее убедить. Хорошо бы прояснить ситуацию до того, как
с ней поговорит Маркби.
«А еще надо как-то выбраться из дома, — подумала она. — Будь я проклята, если пробегу через строй хищников, повисших на воротах. Впрочем,
возможно, они еще не пронюхали про садовую дверь на аллею Любви». Она схватила анорак, сапоги, позаимствовала в холодильнике у Лючии банку
кошачьих консервов, выбралась через калитку в аллею. На самой дорожке никого не было, но вокруг сада Лорримера везде стояли полицейские, Том,
наверно, удрал за много миль. Тем не менее она пролезла в дыру в изгороди, принялась его звать, не нашла, направилась к коттеджу, выложила еду в
мисочку у дверей.
— Привет, мисс, — сказал молодой человек, в котором она узнала Пирса, сержанта Маркби. — Значит, кота еще не нашли?
— Пока нет. Вы тоже не видели? — Мередит бросила пустую жестянку от корма в мусорный бак, слишком поздно догадавшись по звонкому
металлическому стуку, что неустанные следователи под руководством сержанта Пирса опустошили его, забрав содержимое на анализ. — Простите! —
извинилась она.
— Ничего, мисс. Насколько мне известно, этой банки там раньше не было. Если оставить еду в миске, ночью лиса съест или другая кошка. Даже
еж. — Пирс был уроженец графства.
— Больше ничего не могу сделать, — ответила Мередит. — Может быть, кот со временем вернется домой. Скажите на милость, зачем все копаются
в глубине сада?
— Лучше спросите старшего инспектора Маркби, мисс. Он сейчас где-то в деревне.
Мередит направилась по главной дороге. Возле «Мышастой коровы» услышала, как ее окликают по имени, и, оглянувшись, увидела шагавшего по
обочине Маркби.
— Доброе утро! — поприветствовал ее он.
— Здравствуйте, — ответила она. — Я только что виделась с вашим сержантом. Они как сумасшедшие раскапывают что-то на краю сада Филипа
Лорримера. Что-то ищут? Сержант Пирс очень скрытный.
— Ничего не ищут. Раскапывают личную плантацию травки вашего приятеля Лорримера.
— Что?
— Нельзя ее там оставлять. И сжечь тоже нельзя, если не хотите, чтоб вся деревня поплыла от коллективной затяжки. — Он оглянулся на
«Мышастую корову». — Позволите предложить вам выпить?
— Копы не пьют при исполнении.
— У меня перерыв на ленч, — сообщил он.
— Не рановато ли? Ладно. Я еще не была в этом пабе. Но обычно среди дня не пью.
Вопреки ее опасениям, в «Мышастой корове» было не так плохо. Стоял только один игровой автомат, да и то всего-навсего «бильярд с
перекладиной».[15]
— Ах! — с энтузиазмом воскликнул Маркби. — В студенческие годы я хорошо играл. А вы?
— Пробовала пару раз. Не очень.
— Ну, давайте сыграем. Колышки не сбивайте. — Он протянул ей кий и нашарил в кармане монету, чтобы начать игру. — Мне хотелось бы
поговорить с Сарой о Лорримере, — сказал Маркби, наклонившись к столу. — Она ведь его знала?
— По-моему, совсем немного. Пожалуйста, не пугайте ее!
— А чего ей пугаться?
— Слушайте, — терпеливо начала Мередит, — она молода, молодых смерть пугает, особенно когда умирает тоже молодой человек. Они не думают,
что могут умереть.
— По правде сказать, никто из нас не думает, что умрет. — Шар выпал на стол из отверстия, покатился, ударился в передний борт. — Хотя вы
ошибаетесь насчет молодых. Иногда они лучше стариков понимают реальность. Вы составили завещание, Мередит?
— Фактически да. При чем тут завещание?
— Поразительное количество довольно пожилых людей его не имеют.
— К вашему сведению, — ледяным тоном вставила она, — я не пожилая.
Он выпрямился и передал ей кий.
— Я совсем не то хотел сказать. Я имею в виду, что мы не желаем думать о смерти. Бейте, да глаз мне не выткните.
Мередит ударила по шару, сбив черный колышек.
— Не повезло, — посочувствовал Маркби. — А с другой стороны, хорошо — очков пока нет, терять нечего.
— Я предупреждала, что плоховато играю в эту глупую игру. — В ее тоне прозвучало разочарование. — Разве вы не должны быть на месте,
расследуя смерть Лорримера, вместо того чтоб играть со мной в бильярд и распивать пиво в пабе?
— Пойдемте вон там посидим. — Маркби взял свою пинту, указав на пустое место у камина, и, когда они уселись, сказал: — Теперь уже точно
известно, что он был отравлен.
— Ox, — задумчиво вздохнула Мередит и умолкла, потягивая томатный сок. Темные волосы свесились на лицо, скрывая выражение.
— Мы забрали с кухни кое-какую посуду, которую Лорример, к счастью, не слишком часто мыл. Накапливал грязную, пока чистая не кончится.
Полно объедков для развлечения лаборантов. Остались следы в кофейной чашке, в миске с хлопьями, в молочной бутылке.
— В молочной бутылке? — удивленно переспросила Мередит, отбросив завесу из темных волос и поворачиваясь к Маркби лицом. — Неужели вы
хотите сказать, что бывают столь глупые люди, которые держат инсектициды или гербициды в пустых молочных бутылках?
— Почему вы подумали именно об этих средствах? — мягко спросил он.
Она заколебалась.
— Лорример мне рассказывал, что однажды в поисках пропавшего кота заглянул в садовый сарайчик, принадлежащий старику соседу, увидел там
всевозможные препараты против сорняков, крысиный яд и прочее. Все это просто стояло в самой разной посуде. Берт — тот самый старик — вполне
мог налить сильнейшую отраву в молочную бутылку, потом выставить для молочника вместе с пустыми. Я читала о таких случаях.
— Такое бывает, но, по-моему, тут другой случай. Яд, насколько пока могут сказать ребята из лаборатории, имеет растительную основу. Давался на
протяжении определенного времени, имеет кумулятивный эффект. Лорример вам говорил, что у него и раньше бывали проблемы с желудком. Должно
быть, с каждым разом все хуже. В тот день, когда он, беседуя с вами, упал на аллее, в организме уже накопилось достаточно яда. Надо было добавить
всего одну дозу.
Мередит ухватилась за соломинку:
— Может, он сам что-то пил? Травяной чай…
— Нет. Надо изо дня в день выпивать галлоны чая, чтобы почувствовать легкое недомогание, и нет никаких свидетельств, что он предпочитал
такие напитки. В мусорном баке, в кухонных шкафах нет ни упаковок, ни чайных пакетиков. В любом случае фирменные чаи, продающиеся в любом
магазине, можно пить без всяких опасений в разумном количестве. Я же говорю о специально приготовленном ядовитом экстракте каких-то растений.
— Вы говорите об убийстве, — тихо проговорила Мередит.
Маркби с самого начала говорил об убийстве, ходил вокруг да около на кошачьих лапках. Теперь сказал в открытую.
— Боюсь, что так. Лорример был сладкоежкой. Повсюду масса засохших кристалликов сахара. Сахар замаскировал бы любой странный привкус.
Мередит обдумала его слова, понимая, что он терпеливо ждет ответа. Поставила томатный сок, сказала:
— Слушайте, я кое о чем умолчала, и, может быть, правильно. Во время нашей прежней беседы это казалось совершенно несвязанным. Сейчас
думаю иначе.
— Да?
— Я рассказывала, что, когда мы с Лорримером встретились на дорожке, он искал кота. Но не призналась, что обнаружила его мертвым на
кладбище. Решила, что Берт отравил. Слышала, как грозился. Кот копался в его огородных грядках. Лорримеру о находке не сообщила. — Она вздернула
плечи. — Подумала, что он страшно расстроится, а ничего уже не поделаешь. Он не смог бы доказать вину старика.
Маркби явно делал героические усилия, чтобы вслух не выругаться, но если бы и выругался, она бы его извинила. Он поднялся.
— Давайте пойдем на кладбище, вы мне покажете место, где нашли животное. Жаль, что раньше не сказали.
Он не сумел скрыть раздражение, и Мередит покраснела. Но поскольку не любила упреков, даже если бывала не права, упрямо возразила:
— Сказала бы, если б сочла важным.
— Может быть, предоставите мне судить, что важно, что не важно? — ответил Маркби в таком же тоне.
— Это был просто мертвый кот! — отрезала она. — Желаете знать местонахождение каждого умершего животного и человека?
— Да! — рявкнул Маркби. — В данном случае желаю. Возможно, кот погиб, выпив того же самого молока! Лорример налил себе в кофе немного,
полил кукурузные хлопья, остальное вылил кошкам… Пошли!
Они покинули «Мышастую корову».
— Если вам так уж хочется знать обо всем, — язвительно заметила Мередит, — то должна указать, что деревушка кишит журналистами, они взяли
ректорий в осаду и причиняют нам существенные неудобства.
— Это ваша проблема или проблема Евы, как домовладелицы. Честно сказать, меня это меньше всего заботит.
Они задержались у машины инспектора, пока он доставал из багажника высокие сапоги. Глядя, как он их натягивает, Мередит продолжала:
— Хотите сказать, будто им разрешается докучать людям? Они даже прислугу терзают.
— Это гражданское дело, а не уголовное. Дайте мне знать, когда кто-то из них нападет на кого-нибудь из прислуги в публичном месте.
— Думаю, — энергично заявила она, — когда-нибудь полиция этой страны получит подобное сообщение.
Маркби выпрямился так внезапно, что она в испуге отскочила.
— Послушайте, Мередит! Вы здесь не какой-нибудь чертов консул. Ведется расследование убийства. У вас нет никаких полномочий, больше того,
нет опыта в подобных делах, в нашей стране по крайней мере. Вы не в Руритании или где там еще. Дипломатическим иммунитетом не обладаете. Не
можете позвонить в министерство иностранных дел и пожаловаться на доставленное вам беспокойство. Думаю, вы в состоянии не обращать внимания
на нескольких несчастных журналистов. И больше ко мне с этим не приставайте!
Мередит на время обиженно замолчала, сверкая глазами, сунув руки в карманы, семеня рядом с ним по дороге. У входа на церковный двор из кустов
вылез джентльмен с модной щетиной, в черной кожаной куртке.
— Есть успехи, инспектор?
— Уйдите, — приказал Маркби. — Получите информацию на пресс-конференции, если я решу ее дать.
— Он за нами пойдет, — пробормотала Мередит.
— Если сделает это слишком открыто, предъявлю обвинение в препятствовании полиции.
— Ах, ясно. Для вас одни правила, для нас другие.
— В зависимости от разницы между вторжением в частные владения мисс Оуэнс, чем она, по-моему, успешно воспользуется, и расследованием
убийства. Ладно, где этот мертвый кот?
— Вон там… — Мередит пошла вперед к семейным могилам. Ветка, которой она прикрыла трупик, лежала на месте, а останки Джерри исчезли.
Маркби устало вздохнул:
— К сожалению, этого следовало ожидать. Может быть, прошлой ночью лис с триумфом утащил. Мы его не нашли бы, даже если бы вы мне сразу
сказали. — Он угрюмо посмотрел на памятник джентльмену, погибшему на пути экспресса, нахмурился, перевел взгляд на следующую могилу
преподобного Генри Маркби. — Безобразие, — проворчал он. — Я участок имею в виду. Наверно, надо нанять каменщиков, привести в порядок
разбитые плиты.
— Они ничуть не хуже остальных. Недавних могил почти нет. — Мередит вдруг поразила одна мысль. — Где похоронен Роберт Фримен?
— В Оксфорде. Он умер в Научной библиотеке Джона Радклиффа. По-моему, Ева могла здесь его положить, но… прямо напротив дома было бы
несколько мрачно. Много лет назад никто не возражал, чтоб любимые покоились у них перед глазами. Вряд ли дядя Генри думал обо всех этих предках,
которые лежат в земле через дорогу. Когда я навещал его в детстве, всегда боялся битком набитого кладбища, просто потому, что на многих памятниках
стоит моя фамилия. Постоянно думал, что какой-нибудь старый хрен выскочит из-под земли и о чем-нибудь мне расскажет. — Маркби неуважительно
облокотился о надгробный камень железнодорожного энтузиаста. — Вы никогда не встречали Боба Фримена?
— Нет. Когда они поженились, была за границей. А когда приезжала домой, всякий раз были в отъезде.
— Он был очень славным малым. Непоколебимый, с довольно старомодными убеждениями. Надежный.
— Значит, хорошо подходил Еве, — сказала она, хоть и не собиралась произносить это вслух.
— А ее предыдущих мужей вы знали?
— Хьюго пару раз видела, посчитала ничтожеством. Майка вполне хорошо знала. — Маркби задумчиво посмотрел на нее, внушив подозрение, что
ее выдала дрожь в голосе или выражение глаз. Чтобы отвлечь его, Мередит махнула рукой в сторону: — Там захоронена урна с прахом жены Питера
Рассела.
Слава богу, он отвел глаза.
— О да, дело было прискорбное, я помню следствие. Самоубийство. Она много лет болела, была прикована к постели. В конце концов приняла
смертельную дозу. Не могла больше терпеть.
— Так вот что случилось… — тихо проговорила Мередит, и Маркби с любопытством взглянул на нее. — Бедный Рассел… — громко добавила она.
А про себя подумала, что Лорример пересказал ей злую ложь. Должен был знать. Эта мысль отразилась на ее отношении к Филипу, очень ей не
понравившись, потому что не хочется плохо думать о недавно умершем.
Наблюдая за противоречивым выражением ее лица, Маркби сказал:
— Кстати, о следствии. В этот раз вам придется присутствовать, но оно состоится очень скоро и будет довольно простым.
Мередит кивнула, рассеянно водя пальцем по холодному надгробию одного из его предков.
* * *
К обеду Маркби вызвали в Бамфорд. Лаборатория прислала подробный отчет. Он сидел с ним за своим письменным столом, жалея, что перед
отъездом из деревни съел в «Мышастой корове» «завтрак пахаря».[16] От вредной привычки надо отказаться.
В отчете содержались некоторые детали, подтверждавшие прежние рассуждения. Отравление длилось несколько месяцев. Он вздохнул. Придется
копаться в прошлом Лорримера, выявлять контакты, деловые связи, круг общения. Уйдет масса времени, большинство информации окажется
бесполезной. Но именно в ней кроется причина чьей-то ненависти к Лорримеру, даже больше, чем ненависти, — страха перед ним, которого было
достаточно для того, чтоб его навсегда уничтожить.
Пирс просунул голову в дверь:
— К вам юная леди, сэр. Мисс Эмерсон.
Маркби с изумленным восклицанием поднялся перед Сарой, которую Пирс завел в кабинет с глуповатым выражением на физиономии. Ничего
удивительного — девушка очень хорошенькая. Следовало ожидать, что дочка Евы Оуэнс будет хорошенькой, но фактически она не слишком похожа на
мать. Волосы светлые, глаза голубые, сходство можно найти только в линии губ, подбородка. Личико фарфоровой куклы и детская пухлость, которые ему
запомнились при случайной встрече года два-три назад, сменились более зрелыми округлыми формами молодой женщины.
Старики гоняются за молоденькими девушками, думал Маркби.
Комментариев нет:
Отправить комментарий