— А он тебе его не вернул…
— Не совсем так. Когда я пришла, он в мастерской работал. Сказал, что очень занят, велел самой пойти в коттедж, поискать. Так я и сделала, ничего
не нашла. Снова пошла к нему, он спросил, точно ли я конверт там оставила, не обронила ли по дороге домой где-нибудь на аллее Любви или в саду
ректория. Я пошла туда, все обшарила — безрезультатно. Фил обещал посмотреть в доме, когда будет время. Я немножко боялась, что обронила конверт
на аллее, где его мог найти кто-то из местных. Фила не подозревала, потому что он друг! Я ему доверяла! — Сара отчаянно выкрикнула последнюю
фразу. — А он врал… Конверт был у него. Мой друг прятал письмо и врал!
Глупая девочка, печально подумала Мередит.
— Когда ты поняла, что он тебе не друг? — спросила она, уже зная ответ.
Сара снова прерывисто вздохнула.
— После обручения с Джоном. Фил полностью переменился. Я не верила своим глазам и ушам. Какая-то фантастика! Жутко ревновал. Почему? Я
имею в виду, у нас с ним были совсем другие отношения. Мы были не любовниками, а друзьями! Он меня даже ни разу не поцеловал. А тут стал вести
себя так, будто я ему изменила. Ничего не понимаю! — Сара устремила на Мередит озадаченный взгляд. — Сказал, будто я с ним играла, но он тоже в
игры играть умеет. Потребовал разорвать помолвку с Джоном. Пригрозил заставить меня это сделать. Я подумала, что он с ума сошел. Тогда он сообщил,
что письмо с фотографиями у него. Я здорово перепугалась. Даже не понимаю, как человек может до такой степени перемениться…
— Фил решил, что ты его используешь, — сокрушенно объяснила Мередит. — И ведь это действительно так, правда, Сара? Он был молодой
человек, а не старая бабушка, которой можно открыть свою душу. Молодой человек, пусть порочный, но живший в ненавидевшем и презиравшем его
окружении. Он жил сам по себе с двумя котами, и вдруг является хорошенькая девушка из высшего общества, сидит у него в мастерской, помогает в
работе, плачется в жилетку, он чувствует себя нужным, сильным, умным, что абсолютно не соответствует действительности. На самом деле он был
слабым, не имел друзей, наживал врагов, может быть, даже был импотентом, кто знает? Ты внушила ему убеждение, что он самый удачливый молодой
жеребец в округе, а потом выдернула у него из-под ног коврик, объявив о помолвке со свистуном, который разъезжает в «порше», носит модные
костюмы, постоянно отправляется в деловые поездки…
— Замолчи! — крикнула Сара. — Все не так! Фил был страшным человеком! Не надо его оправдывать! Нельзя оправдывать мужчин, которые
преследуют и запугивают женщин из нашего приюта. — Она крепко сжала кулаки, на побелевшем пальце сверкнуло рубиновое кольцо. — Если бы
Роберт был жив, Фил не осмелился бы на такое. Не посмел бы пугать меня, надо мной издеваться. Прислал мертвую птицу. По-моему, ее загрызли коты.
Она была завернута в кусок ткани, лежала в красивой подарочной коробке. Я открыла посылку, увидела мертвую птицу, кишевшую червями. Было и
другое.
Значит, Альби Эллиот прав, угрюмо подумала Мередит.
Сара содрогнулась, стала растирать голые руки.
— Кроме того, он закатывал жуткие сцены. Не просто злился — приходил в настоящее бешенство. Однажды влепил мне пощечину, я маме не стала
рассказывать. Пришел в ректорий и начал орать на меня перед мамой. Она приказала ему убираться, а он схватил со стола лампу, швырнул в нее через
всю комнату и чуть не попал. После этого мама велела поставить ворота с охранной системой.
— Вы обращались в полицию?
— Нет! — Сара отчаянно дернулась в кресле. — Не хотели, чтобы Джон узнал! У него такая семья и работа, он не пожелал бы огласки. И мама при
своей известности рисковать не хотела. Вдобавок, если бы Джону стало известно, он неправильно истолковал бы мои отношения с Филом. Я каждый
день ходила к нему в мастерскую и прочее… Он не так бы понял.
— Возможно. Конечно, не понял бы. Только не обманывайся, будто Джонатан ничего не знал. Ты ведь позволила Лорримеру написать твой
портрет, правда? После твоего отъезда он отнес его в галерею в Бамфорде, попросил выставить на продажу.
Сара тяжело сглотнула.
— Знаю. Я умоляла забрать его. Он обещал, когда выдастся время. Потом соврал, сказал, что портрет уже продан.
— Не соврал. Портрет купил Джонатан.
Мередит на миг показалось, что Сара вот-вот потеряет создание. Девушка зашаталась, глаза ее остекленели, потом наполнились паническим
ужасом.
— Быть не может! Он не знал…
— Знал. Кто-то его своевременно проинформировал — нам пока неизвестно, кто именно. Лорример отправился в галерею, но опоздал. Лейзенби
его опередил. Филип догадался, кто купил картину, и это было для него тяжелым ударом.
— Ох, нет, — с безнадежным упорством пробормотала Сара и сердито взглянула на Мередит. — Тебе до сих пор его жалко! Он был ужасным
человеком. В чем ты меня обвиняешь?! — Она злобно взвизгнула.
Мередит вздохнула:
— Я ни в чем тебя не обвиняю. Тебе было жалко себя, ты думала лишь о себе, иначе с кем-нибудь поговорила бы, подумала о том, как отразились на
Лорримере ваши отношения. Хотя на него повлияла не только ты, но и прочие, черт побери! Роберт мельком познакомился, заказал написать с
фотографии портрет твоей матери. Можно представить, как потел над ним Филип, надеясь на начало новой карьеры! И ничего не вышло. Роберт больше
никому его не порекомендовал, потом умер. Еве портрет вообще не понравился. Он висит на стене исключительно потому, что Роберт его заказал и
купил. Она могла бы сказать какие-то теплые слова автору, но не сказала. Кстати, не в гостиной ли он швырнул в нее лампу? Она стояла рядом с
портретом?
Сара кивнула, и Мередит продолжила:
— Теперь хорошенько подумай. Стоя перед написанным им портретом, она его выгоняет из дома. Он чувствует себя полным ничтожеством, у
которого за душой ничего нет. Он не в нее бросил лампу, Сара. Бросил в портрет, попал в раму. Это его ничуть не оправдывает, но он хотел быть
настоящим художником. А продавалась только керамика, что позволяло покупать наркотики. Ушла только картинка с котом. Неудачи озлобляют,
неудачники очень легко наживают врагов.
На сей раз молчание длилось долго. Его прервал стук, будто наверху кто-то что-то уронил. Сара по этому поводу ничего не сказала. Откинула
обеими руками волосы, тихо проговорила:
— Значит, я его неправильно понимала. Хотя все равно это не давало ему права так себя вести. Я такого не заслужила, Мерри, мне было очень
больно!
Сквозь чувство безнадежности Мередит почуяла укол жалости.
— Надо было обратиться в полицию, Сара.
— Чем они могли бы помочь? Мама хорошо знает после развода с Хьюго, что полиция не вмешивается в семейные скандалы.
Мередит задумчиво смотрела на находившийся перед глазами завод по производству швейцарского сыра и вдруг вспомнила Гэри Ювелла.
— Скажи, пожалуйста, Филип грозился продать сведения желтой прессе?
— Да… — Сара удивленно на нее взглянула. — Откуда ты знаешь? Он сказал, что одна газетенка хорошо заплатит за громкий скандал с дочкой Евы
Оуэнс и с детьми других богатых бездельников. Известные имена, наркотики, выпивка, секс… У него письмо, фотографии… Понимаешь, поэтому я
пыталась объявить тебе, что дело не в простом шантаже. Ведь закон разрешает продавать журналистам скандальные сведения, правда?
— То-то и оно, — сокрушенно подтвердила Мередит. — По-моему, это и есть современный шантаж. Негодяй может открыто использовать
раздобытую нечестным путем информацию. Филу нужны были деньги?
— Нет! Я тебе говорила, что это не просто шантаж, — горячо ответила Сара. — В любом случае он старался не ради денег. Он хотел, чтобы я
расторгла помолвку. Обещал тогда молчать. В противном случае грозил все отдать желтой прессе, после чего Джон так разозлится и взбесится, что сам
ее расторгнет. Это правда.
— Не в пользу Джонатана, — заметила Мередит.
— Не вини Джона, — запротестовала Сара. — У него нет выбора. Он думает о своей семье, о работе. Маме тоже было бы плохо. Только что умер
Роберт, она совсем пала духом. Страшно переживала, поэтому я ей не стала рассказывать об угрозах Фила. Ей и так стало известно о его сценах ревности
и скандалах. Куда уж хуже…
— Вероятно, Фил прислал тебе фотокопии письма и снимков, чтобы еще сильней надавить, — предположила Мередит.
Сара покачала головой:
— Нет. Необходимости не было. Я и так знала, что они у него. Он сказал, что свидетельства надежно спрятаны, поэтому не стоит обыскивать
коттедж и мастерскую. Они хранятся совсем в другом месте.
«Но ведь он делал копии, — подумала Мередит. — Пользовался копировальным аппаратом в библиотеке, миссис Хартмен видела. — Она
нахмурилась. — Безусловно, Сара рассказала все, что знала. Может быть, Филип вел игру посложнее. Может быть, начал просто из мести, стараясь на
свой извращенный манер удержать девушку, на которую, по его мнению, имел полное право, но тут что-то случилось… И я знаю что», — внезапно
догадалась Мередит.
— Надо было мне раньше тебе рассказать, — глухо пробормотала Сара. — Да, я жутко боялась. При нашей последней встрече с Филом, когда вы с
мамой ездили в Бамфорд, возник очередной скандал. Он сказал, что у меня остался последний шанс. Мне нисколько не жаль, что он умер. Как только я
об этом услышала, гора с плеч свалилась… Я обрадовалась! — Она посмотрела на Мередит сквозь прядь свесившихся волос. — Мерри, не суди меня
строго!
— Я тебя не осуждаю, — заверила Мередит. — Позволь сказать две вещи. Во-первых, отец гордился бы тобой. Во-вторых, тебе вовсе не нужен
Джонатан Лейзенби, чтобы наладить жизнь. По-моему, сама вполне справишься.
Сара залилась алым румянцем и тихо проговорила:
— Спасибо… За первое, по крайней мере. Насчет второго я не так уверена.
* * *
Маркби сидел в каморке миссис Хартмен, потягивая растворимый кофе из глиняной кружки. Очень симпатичная кружка — высокая, с чуть
намеченными желобками, синих оттенков от светлых до темных. Миссис Хартмен повторяла свой рассказ, теперь уже полицейскому, и ее худое лицо
непривычно порозовело. Поскольку офицер полиции был к тому же очень симпатичным — по крайней мере в глазах миссис Хартмен — и вел себя
очень мило, она время от времени нервно поправляла седые кудряшки.
— То есть, как я уже говорила молодой леди, мне следовало пойти в полицию, но я не видела необходимости, считала все это совсем
незначительным. Собственно, мне вообще нечего вам сказать…
— Напротив, вы очень нам помогли, миссис Хартмен, — серьезно объявил Маркби, а про себя подумал: «Гораздо больше, чем мисс Митчелл».
— Простите меня, — огорченно попросила миссис Хартмен. — То есть мне надо было давно с вами встретиться. Теперь я понимаю. Как хорошо,
что вы ко мне пришли, старший инспектор!
— Правда? — улыбнулся Маркби, допивая кофе. — Ну, большое спасибо за угощение и за то, что уделили мне время. Больше не стану вас
беспокоить.
— Что вы, что вы, — пропела миссис Хартмен.
Оба встали. Ставя синюю кружку на полку, Маркби инстинктивно перевернул ее вверх дном. На донышке виднелась едва различимая надпись. Он
вслух прочитал:
— «Ручная работа Филипа Лорримера, Черч-коттедж…» — Дальнейшее стерлось, но сохранилось отпечатанное в глине клеймо, которое гласило:
«Гончарные изделия Филипа Лорримера». Мелкие буквы по кругу сливались в одно слово.
Маркби указал миссис Хартмен на донышко кружки:
— Видите? Это его кружка…
— Как странно, — прошептала она, взяла кружку в руки, пригляделась к ней и неожиданно проговорила: — Знаете, теперь, когда вы мне показали, я
больше не смогу из нее пить. И Холли Лумис тоже. Лучше бы не показывали.
Забавный случай, думал Маркби, садясь в машину. Возможно, хорошее предзнаменование. Или плохое.
— По крайней мере, — сказал он сам себе, повернув ключ зажигания, — теперь у нас есть мотив.
Глава 11
Сара предложила поесть, Мередит отказалась, объяснив, что ей надо сделать кое-какие покупки, и пригласила ее с собой в Вест-Энд, чтобы там
вместе перекусить где-нибудь. Но Сара хотела вернуться в приют.
— Я попросила Джоанну меня заменить. Это нехорошо. Она меня прикрывает, когда я уезжаю в ректорий. Мне надо вернуться.
Она проводила Мередит по коридору. Подойдя к двери, обе оглянулись на стук каблучков на лестнице. Выскочила стройная пепельная блондинка в
идеальном макияже, в длинном пальто из искусственного, но очень дорогого меха, уставилась на них серыми проницательными глазами.
— Это Фиона, — представила ее Сара. — Живет наверху. А это моя кузина Мередит Митчелл.
Мередит вежливо кивнула девушке, приняв ее за фотомодель.
Пепельная блондинка тряхнула пышной гривой волос.
— Привет! Вы уходите? Это ваша машина стоит перед домом? Случайно, не в Вест-Энд направляетесь? Я опаздываю на фотосессию.
Мередит открыла было рот с предложением вызвать по телефону такси, однако инстинкт удержал ее.
— Если желаете, я подвезу.
Они уселись в машину. Солнце было не слишком яркое, но на Фионе были дымчатые очки, и она опустила козырек на окне.
— Могу высадить на Орчард-стрит рядом с «Селфриджес»,[25] годится?
— Отлично.
Мередит вела машину медленно, выжидая. Наконец Фиона, не повернув головы, резко спросила:
— У Сары неприятности?
— Какие неприятности?
Мередит плавно повернула за угол, тормознула на красный свет. Пепельная блондинка оторвала голову от подголовника, дымчатые очки
повернулись к Мередит, которая не видела, но чувствовала за ними напряженный взгляд серых глаз.
— Из-за Лорримера?
Мередит с радостью поняла, что инстинкт не подвел: девица действительно напросилась в машину, чтобы расспросить о Саре. Однако прямое
упоминание о Филипе так ее ошеломило, что она едва не застоялась, когда загорелся зеленый. Пару секунд находилась в невыгодном положении, не
находя ответа. Найдя, изумленно спросила:
— Вы знали Филипа?
— Что вы! — возмутилась Фиона. — Разве я похожа на тех, кто общается с подобными типами?
— Нет, — искренне ответила Мередит.
Фиона приняла это за комплимент. Тон ее слегка смягчился, стал доверительным.
— Сара мне о нем рассказывала. Я с ней довольно давно познакомилась, еще до того, как мать с отчимом увезли ее в деревню. Сразу после приезда
Сара эту деревню возненавидела. Жуткая глушь, настоящий край света. Без конца мне об этом писала, рассказывала о живущем по соседству парне,
который делает кружки и пепельницы, Господи помилуй. Я советовала держаться от него подальше. Явно безнадежный. От таких типов вечные
неприятности. И от них никогда не избавишься. Потом Сара однажды приехала в Лондон, сообщила, что Лорример умер. Полиция думает, будто его
убили. Я не удивилась.
— Почему?
— Я же вам говорю, — нетерпеливо повторила Фиона, — от таких не отделаешься. Они словно пиявки. Могу поспорить, бедная Сара далеко не
единственная, к кому он прицепился. Неудивительно, что его кто-то прикончил. Я бы сама так сделала. Хотя первым делом не позволила бы себя
пиявить.
Мередит заметила у бровки тротуара свободное место, свернула, заглушила мотор.
— Хорошо, — быстро сказала она, повернувшись к девушке, — что вы хотите узнать? И снимите, пожалуйста, эти смешные очки!
Фиона невозмутимо повиновалась.
— Хочу узнать, не попала ли Сара в тяжелое положение. Она моя подруга. Обручена с моим старым приятелем Джонатаном Лейзенби.
Картина начала вырисовываться.
— Скажите, — попросила Мередит, — до отъезда Сары в деревню вы с ней вместе бывали на вечеринках? У вас были общие друзья?
Фиона пожала плечами:
— Кое-какие были. Как у всех прочих. То есть многие ходят вместе на вечеринки, общаются с одними и теми людьми.
Важен только круг общения, подумала Мередит, но от комментариев воздержалась.
— Как получилось, что Сара поселилась в одном доме с вами?
— Очень просто, — откровенно сказала Фиона, словно ожидала более каверзного вопроса. — Она искала квартиру. Как-то вечером в клубе я
встретилась с Джоном Лейзенби, он рассказал мне об этом, а я говорю, нет проблем: из нижней квартиры прямо подо мной съезжают жильцы. Мне
очень хотелось, чтоб туда въехала Сара, старая знакомая. Джону тоже.
Еще бы, подумала Мередит: отыскал шпионку, которая в его отсутствие будет следить за Сарой.
— Как удачно, — сухо проговорила она.
— Конечно! — Девушка бросила взгляд на часы от Картье. — Ох, опаздываю…
Мередит довезла ее до Орчард-стрит, высадила, покаталась еще минут десять, нашла свободное место, поставила машину и направилась в
«Селфриджес». Ресторан был битком набит, поэтому она прошла мимо, сделала пару необходимых покупок, вернулась, уложила пакеты в багажник,
бросила монеты в счетчик на стоянке, направилась на Манчестер-сквер позади магазина, зашла в коллекцию Уолласа.[26]
Посетителей было немного, никто не счел бы странным, если бы кто-нибудь просто там посидел, поэтому Мередит села, глядя на девушку на
качелях Фрагонара. Лейзенби — пустой наглый яппи, но подобные типы безжалостны. Пронырливые столичные деятели. Он знал о происходившем
гораздо больше, чем думала Мередит. Чем все прочие думали. Знал о прошлом Сары больше, чем думала Сара, а его почти наверняка до малейших
подробностей информировала предательница Фиона. Правду гласит старая мудрость: с такими друзьями никаких врагов не надо.
Вот чем объясняется нервозность Лейзенби. Неудивительно, что он дергается. Ему было известно, какие сведения грозился обнародовать Филип, и
он, как верно заметила Сара, отчаянно старался, чтобы они не попали в прессу. Ему не хватило порядочности и смелости пойти к ней и выложить карты
на стол, объявив, что ему все известно.
Он этого не сделал, потому что открылись бы его прежние некрасивые игры. Вместо этого он предпочел собирать информацию в доме будущей
тещи, а также получать ее от Фионы, шпионившей в Лондоне. Таким образом, храня до поры молчание, можно было, когда грянет буря, изобразить
оскорбленную невинность и, воскликнув: «Ничего подобного я даже вообразить не мог!» — навсегда исчезнуть в облаке благородного негодования.
Интересно, подумала Мередит, потребовал бы он при этом обратно подаренное кольцо?
— Наверняка, — пробормотала она. — А потом мы увидели бы точно такой рубин на пальчике Фионы. Во всяком случае, она на это
рассчитывает…
Пожилой джентльмен с буйными седыми волосами, осенявшими голову наподобие нимба, слегка похожий на Эйнштейна в последние годы жизни,
пристрастно разглядывавший придворную даму на качелях, бросил на Мередит несколько удивленный взгляд.
— Извините, — пробормотала она. — Я просто смотрела на картину и задумалась…
— Понимаю, — сказал старый джентльмен с европейским произношением. — Я часто прихожу посмотреть на нее, она меня всегда очаровывает.
Кажется, всю жизнь в нее был влюблен, с тех самых пор, как в юности купил в венском книжном магазине открытку с репродукцией. Редкостная
верность, правда? — усмехнулся он.
Мередит с улыбкой посмотрела на девушку на качелях, а уходя, подумала, что хранить верность труднее всего. Разве можно любить изменников?
Неужели любовь обязательно умирает? Превращается в глупую мстительность, как у Филипа с Сарой? Разумеется, он любил ее. А она оттолкнула его,
сама того не зная. Точно так же, как делала ее мать самыми разными способами. Ох, Майк… Неужели ты действительно продолжал любить Еву после
всех измен и предательств? Или говорил мне тогда правду? Мог ее окончательно бросить? Или по мановению пальчика вновь бегом к ней вернулся бы?
* * *
Мередит отправилась в обратный путь. Небо затянули тучи, стало душно. Настроение у нее испортилось, очень хотелось есть. Она так и не
пообедала, а уже почти четыре. Выехав на открытое пространство, увидела более или менее приличный паб с вывеской, обещавшей круглосуточное
обслуживание, свернула на стоянку, вылезла из машины с облегченным вздохом. Надо подумать. Солнце лишь начинало садиться. Легкий ветерок гнал
сухую листву и обрывки бумаг, но в целом было тихо. Автомобильная стоянка почти пуста, большое здание паба из красного кирпича в
псевдотюдоровском стиле солидное, респектабельное. В подобные сельские заведения любят приезжать бизнесмены. В меню наверняка бифштекс,
пирог с почками, имеется богатый винный погреб. Она вошла в бар, небольшой, сумрачный, но хорошо обставленный дралоновыми диванчиками и
массивной мебелью, имитирующей якобитский стиль,[27] заказала «завтрак пахаря».
— С сыром или с домашним паштетом? — уточнил стоявший за стойкой молодой человек в излюбленном Альби Эллиотом свитере гольфиста. В
его спокойствии чувствовалась готовность сорваться с места в любую секунду.
— У вас можно переночевать? — спросила Мередит.
Оказалось, что можно. Договорившись о ночлеге, она направилась в телефонную будку, позвонила в ректорий, предупредила ответившую на звонок
Лючию, что придет утром.
Вернувшись в бар, увидела на столе паштет, французский батон, завернутое в фольгу масло, листик салата, половинку помидора. Не собираясь
садиться за руль, попросила стакан красного вина. В английской деревне теперь все иначе. В пивных подают вино, вместо «завтрака пахаря» батон с
паштетом, кинозвезды селятся в церковных приходах, молочники доставляют картошку… Нехорошо. Фальшиво, как в кино. Бездушно, бессердечно…
Спальня была простой, некрасивой, но довольно удобной. Дверь платяного шкафа закрывалась неплотно, из соседней ванной доносился громкий
шум, хотя окна выходили не на дорогу, поэтому машин почти не было слышно. Мередит включила старенький телевизор в углу, немного посмотрела и
заснула, как бревно.
* * *
Берт Ювелл проснулся в огромной двуспальной кровати, где когда-то спал с Адой. Лежал, думал о прошлом, как часто бывало в такие моменты.
Нехорошо: почему-то прошлое становится реальнее настоящего. Прошлое вспоминается четко, а где на прошлой неделе посажены семена, что в
последний раз привезены из Бамфорда, куда он ездил в автобусе, ко всем чертям забылось. «Ну и ладно, — утешал себя Берт, — иначе я уже понял бы,
чего не прикупил».
Умершие пятьдесят с лишним лет назад люди помнятся лучше нынешних, что вертятся вокруг. Перл, племянница по мужу, утверждает, будто
молодой парень, который возит молоко, младший сын Энди. Никак не сообразишь, прости господи. Откуда взялся сын у юного Энди? Он еще сам
мальчишка. Хотя, если подумать, родился во время последней войны, значит, несколько старше, чем кажется.
В том-то и дело, с мрачным удовлетворением подумал Берт. Время летит, годы выпадают кусками.
Люди… Приятно косить траву на кладбище, как бы навещая старых друзей. На кладбище похоронены однокашники, с которыми он учился в школе,
когда в школьном здании была настоящая школа; те, с кем играл в футбол, на ком никогда не было чистой рубашки; старый мистер Льюис, учитель, злой
старый петух; преподобный Маркби еще хуже… Настоящий ужас и кошмар.
— Впрочем, правильно, — бормотал старик Берт. — Дисциплине учили. Растолковывали, что хорошо, что плохо. Мне никто не давал сбиться с
истинного пути. Уши затыкали, чтоб ничего дурного не слышал. Я тяжело трудился с двенадцати лет. В отличие от лодыря, что жил по соседству.
Горшки лепил, каждый вечер в «Мышастой корове» торчал, принимал шустрых женщин. Умер, отравился. Бог наказал. Поразил за грехи. А ведь я
никогда не грешил! — воинственно выкрикнул он в подушку.
С трудом сел, сбросил ноги с кровати, пыхтя от усилий, наконец, совсем выбрался из постели, прошлепал по темной комнате до кухни. Надо чаю
выпить. Поможет от бессонницы. Свет включать ни к чему, он знает кухню как свои пять пальцев. В этом самом доме родился. Лунный свет
пробивается в незанавешенное окно, разливая вокруг почти дневное серебристое сияние. Берт понес помятый жестяной чайник к раковине, протянул
руку к крану, глядя прямо в окно, выходившее в сад, видя слабый мигающий лучик.
— Проклятье! — охнул он, со стуком уронив чайник. — В сарае грабители!
Взволнованно задыхаясь, бросился к задней двери, сдернул с вешалки дождевик, с трудом натянул сапоги. Скорее всего, цыгане. Надо их
хорошенечко напугать. Берт взял старый тяжелый фонарь, оставшийся со времен его службы в противовоздушной обороне, тихонько прошел по садовой
дорожке, остановился, дрожа, перед полуоткрытой дверью. В сарае точно кто-то был, переворачивал все вверх дном.
— Ну-ка, выходи! — приказал он.
Из сарая донесся испуганный вздох. Что-то с громким стуком упало. Берт нажал кнопку фонарика и направил луч света на дверь.
— Ох, чтоб мне провалиться… — пробормотал он.
* * *
На другой день к полудню миссис Ювелл закончила уборку в ректории, доехала на скрипевшем велосипеде до коттеджа Берта, поставила его к
стенке, глубоко вздохнула и, вытерев лоб, зашагала к задней двери. Дядя Берт никогда не заходит в переднюю дверь. Неудивительно, если б передняя
дверь вообще не открылась, разбухнув за все это время. От дяди Берта одни неприятности. Как раз прошлым вечером она говорила Уолтеру, что старик
больше один жить не может, но его невозможно вытащить из сада.
Задняя дверь кухни была открыта настежь. Миссис Ювелл влетела в дом.
— Дядя Берт! — Нет ответа. Она сердито огляделась, недовольно фыркая. — Дядя Берт! Ты здесь? У тебя тут настоящий свинарник. Если бы тетя
Ада видела, в гробу перевернулась бы! Я приду в выходные, наведу порядок.
Его не было в доме. Наверное, в саду. Она сунула голову в дверь спальни. Только посмотрите! Встал, ушел и постель не прибрал. Точно возится где-
то на огороде, но фактически уже не может за собой ухаживать. Она снова прошла через кухню, зашагала по длинному узкому участку мимо
безукоризненно ровных ухоженных овощных грядок, старательно высаженных ягодных кустов, мимо засеянной луком полоски, свежевскопанной,
геометрически правильной, как новая могила. По дороге кричала:
— Дядя Берт! Я пришла за капустой для Уолтера! Вы говорили, что она поспела…
И в саду его нет. Очень странно. Может, косит траву на кладбище? Дверь сарая открыта. Миссис Ювелл, уже было растерявшись, облегченно
вздохнула. Возится в захламленном сарае. Совсем оглох. Она орет во все горло, а он ничего не слышит.
Обогнув стоявшую между ней и сараем кучу веток и мусора, приготовленную к сожжению, она наконец его увидела. А увидев, поняла, почему он не
слышал ее и уже никогда не услышит. Тогда миссис Ювелл завизжала.
Глава 12
Алан Маркби раздражался все сильней. Злиться на мертвеца бессмысленно, но Филип Лорример был, пожалуй, самым некомпетентным
счетоводом на всем белом свете. Неудивительно, что в кучах бумаг, вывезенных из коттеджа и разложенных теперь на письменном столе инспектора,
такое множество писем из Управления налоговых сборов. Все они, выдержанные в тоне, который варьировался от просительного до приказного,
запрашивали сведения о доходах. Лорример вообще ничего не подсчитывал и не учитывал. Счета и квитанции об оплате свалены вместе, запачканы
краской и глиной с отпечатками пальцев. По крайней мере, отпечатки можно идентифицировать, но наверняка окажется, что они принадлежат
Лорримеру. Несколько писем из сувенирных лавок насчет керамики. Среди них жалобы на задержку поставки. Одно краткое уведомление
предупреждает, что если поставщик не выполнит заказ, то заказчики обратятся к другим. Мистер Лорример был плохим коммерсантом. Пирс может
подтвердить. Маркби подхватил очередной листок бумаги. Это еще что такое?
Предварительный счет за ремонт фургона. Инспектор тихонько присвистнул сквозь зубы. Дешевле было купить неплохой подержанный
автомобиль. Он нахмурился. Среди описанного имущества фургон не числится. Взглянул на адрес, свернул счет, положил в карман, предупредил Пирса
о своем уходе.
— Разберитесь с этим, — велел он, кивая на письма, чеки, квитанции, договоры на поставку керамики.
Сержант мрачно на него покосился.
* * *
Маленькая авторемонтная мастерская находилась в закоулке, но фасад недавно покрашен, двор содержится в полном порядке — по всем признакам
респектабельное заведение. Навстречу вылезшему из машины инспектору вышел, вытирая руки скомканной тряпкой, молодой человек в оранжевом
комбинезоне. Маркби представился, молодой человек откровенно занервничал. Возможно, для этого были веские причины, пускай даже не связанные с
расследуемым делом. Молодой человек посоветовал поговорить с Фредом. Отправляясь к упомянутому Фреду, Маркби краешком глаза увидел, как
парень ринулся к телефону. Запрещенные видеофильмы, собачьи бои, кто знает? Поразительно, с чем можно столкнуться во время рутинной работы.
Фред тоже был в оранжевом комбинезоне, однако постарше, в очках в роговой оправе, с такими замасленными и грязными руками, что у Маркби
возникло сомнение, моет ли он их когда-нибудь вообще. Он вытащил из кармана счет, попросил разъяснений.
— Хорошо помню тот самый фургон, — кисло признался Фред. — Только тут его нет. Это была просто куча железного лома. Я хозяину так и сказал.
Нечего было там ремонтировать. Чтобы он прошел очередной техосмотр, надо было бы массу денег угрохать, а оно того не стоило. Я посоветовал
оттащить его на свалку к Крокеру. То есть мы справились бы, только это было бы нечестно по отношению к парню.
* * *
Маркби ехал на свалку к Крокеру. Она располагалась за городом и представляла собой впечатляющие груды старых ржавых машин и прочего хлама
за высокой проволочной оградой, поразительно контрастируя с простиравшимися вокруг полями, засаженными корявыми кустами смородины. Позднее
солнце светило в лицо инспектора, свернувшего на обширный двор. Оно отражалось в металле, словно брошенные машины сигналили о чем-то друг
другу. В дальнем конце между искореженными железными скелетами возились два смуглых парня, похожие на цыган. Они оглянулись на подъехавшую
машину и вернулись к делу. Если понадобится, появятся в тот же момент. В таких местах без конца совершаются незаконные сделки с наличными, а
время от времени происходят жестокие грабежи.
Посреди громыхавших железных завалов стояла контора, охраняемая злобной немецкой овчаркой, которая оскалилась и зарычала на вышедшего из
машины Маркби. Из полуоткрытой двери конторы за спиной собаки гремела поп-музыка.
— Мистер Крокер! — крикнул он, попятившись к дверце машины перед грозной зверюгой. — Старший инспектор Маркби, полиция Бамфорда.
Можно с вами поговорить?
Музыка смолкла, дверь открылась, вышел худой мужчина с угольно-черными волосами и усами.
— Заходите, шеф! Не обращайте внимания на собаку.
— Это она на меня обращает внимание.
— Старушка безобидная. Сидеть! — зычно рявкнул мистер Крокер.
Собака прилегла, уткнувшись носом в передние лапы. Маркби, недоверчиво оглядываясь, поднялся по ступенькам в контору.
— Чем могу служить? — спросил мистер Крокер, пожав руку инспектору. Пальцы его были унизаны золотыми кольцами, на запястье красовались
тяжелый золотой браслет и дорогие с виду часы. — Документы в порядке. Никогда не имею дела с жареными машинами.
Маркби объяснился насчет фургона. Мистер Крокер нахмурился, вытащил конторскую книгу в кожаном переплете с цветочками.
— У нас таких жестянок полным-полно. Парни покупают по дешевке, гоняют, как сумасшедшие, потом сюда привозят. Они гроша не стоят. Я
фунтов тридцать-сорок даю. Знаете, просто сбыть с рук помогаю.
— Очень благородно с вашей стороны, — сочувственно признал Маркби.
— Угу. Я знал, что вы поймете. То есть, если б не я, они их просто где-нибудь бросили бы, добавили вашим ребятам работы. Муниципальные
власти все равно велели бы мне приехать, забрать… Вот, смотрите. — Он сунул под нос инспектору открытую книгу, отодвинув в сторону транзистор,
полную окурков пепельницу, пустую банку из-под пива, дешевую газету, развернутую на странице с результатами последних скачек. Маркби заметил на
столе радиотелефон.
— Действительно, у вас все записано, — с легким сарказмом заметил он.
— А я что говорю? Все записано. Мы не торгуем хоть сколько-нибудь подозрительными машинами. Все, что в мой двор попадает, записано в
книгах! — Мистер Крокер позволил себе не заметить сарказма. Сел, пригладил рукой в кольцах черные волосы, закурил сигарку.
Маркби провел пальцем по странице. Мистер Крокер выложил за фургон царскую сумму — десять фунтов.
— Хорошие деньги, — заявил он, глядя на перевернутую вверх ногами страницу. — При том что грузовичок на самом деле ничего не стоил. —
Маркби захлопнул книгу. — Спасибо. — Он бросил взгляд на цветную открытку, пришпиленную к стене. — Ох, Испания?
— Правильно, — просиял мистер Крокер. — В прошлом году я купил виллу в этом самом месте. — Он ткнул пальцем в массу белого бетона в углу
картинки. — Не для себя, понимаете, жена потребовала, а неприятеля, знаете, следует ублажать.
Он проводил Маркби до машины мимо тихо рычавшей овчарки и снова пожал ему руку.
— Всегда помогу ребятам в синей форме, инспектор.
Маркби оглядел окружающий хаос. Где-то на этом слоновьем кладбище ржавеет фургон Лорримера. Жалкое зрелище, но на доходы можно
приобрести виллу в Испании.
— Конечно, не очень красиво, — признал мистер Крокер, выпустив в лицо инспектора синий дым. — Но ведь я честно зарабатываю на жизнь,
правда?
Маркби ехал в Бамфорд, раздумывая, не напрасно ли он тратит жизнь, занимаясь не тем делом.
— Ох, сэр! — воскликнул дежурный за стойкой в полицейском участке.
— Что? — резко вскинулся он.
— Только что сообщили… Одна женщина обнаружила труп.
* * *
На земле лежало нечто не похожее на настоящее тело. Скрюченное, очень маленькое, утонувшее в мешковатом старом дождевике. Размозженный
череп больше напоминал разбитую тыкву на Хеллоуин. [28] Застиранная пижама в голубую полоску и грязные резиновые сапоги существовали как бы
сами по себе, наподобие барахла на блошином рынке, не пользующегося спросом.
— Его нашла миссис Ювелл, — доложил сержант Пирс. — Племянница по мужу, как я понял. Живет в деревне, по утрам каждый день убирает в
ректории у мисс Оуэнс.
Маркби пристально посмотрел на него:
— Да?.. — и снова перевел взгляд на тело. — Бедняга. Особой силы не понадобилось. Череп хрупкий, как яичная скорлупа. Но что произошло?
Зачем он пришел сюда среди ночи в пижаме?
Пирс пожал плечами:
— Может быть, шум услышал? Возможно, орудие убийства, сэр. — Сержант предъявил прозрачный пакет с тяжелым старым фонарем на каучуковой
ручке.—
Вот что интересно, — медленно проговорил Маркби. — Убили самого молодого и самого старого. Старого дурака, скандалиста… Почему он не
рассказал нам, что знал? Был бы сейчас жив, окучивал морковку…
— Думаете, он что-то знал, сэр?
— Иначе зачем было его убивать? — Маркби прищурился на сарай. — Почему именно здесь? — Вспомнился разговор с Лорой про яды, когда он
заявил, что удар тупым предметом лучше. Что его на это толкнуло, неясно…
Он стоял на обочине, глядя, как старика Берта загружают в «скорую», чувствуя себя бессильным, взбешенным, временно недееспособным после
злодейского преступления. На зеленом треугольнике у автобусной остановки топталась кучка шепчущихся местных жителей. Лица ошеломленные,
мрачные. На этот раз убит один из них, свой. Чувствовалось, как вскипает их ярость. Хотелось шагнуть к ним и крикнуть: «И я тоже в ярости! И я
чувствую то же самое!» Только этого делать не надо. Люди еще сильней разозлятся, причем не только на убийцу, но и на далеких безликих врагов,
которые давно сговорились испортить им жизнь.
Навстречу по шоссе подкатила машина, остановилась, хлопнула дверца. Женский голос крикнул:
— Инспектор Маркби!
Он пригляделся. К нему, быстро ступая по гравию, шла Мередит Митчелл с напряженным встревоженным лицом.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Где вы были? — спросил он в ответ.
— Вчера в Лондон ездила. Переночевала в придорожном пабе, где сдают комнаты и подают завтрак. Нынче утром оттуда уехала. Скажите, ради
бога, что стряслось?
— Мне в любом случае надо с вами поговорить, — сказал инспектор. — Заприте машину, пойдем в «Мышастую корову». Старик убит.
Ему хотелось ошеломить ее, и это вполне удалось. Она охнула:
— Как?!
— Удар тупым предметом. Возможно, фонарем. Ночью в саду у сарая. В полдень его нашла племянница, Перл Ювелл, которая пришла за рассадой.
Он все это рассказывал по пути к «Мышастой корове». В открытых дверях паба воинственно стоял хозяин заведения Гарри Линнет в старом
пуловере и плотной телогрейке.
— Знаю, вы сейчас закрыты, — сказал Маркби, — но буду очень признателен, если на часок нас пустите.
— Пожалуйста, устраивайтесь, — с готовностью предложил Гарри, проводя их в тесную нишу с низким балочным перекрытием и кислым запахом
застарелого табака. — Все, что вам будет угодно, инспектор, только скажите. Нам всем хочется, чтоб вы поймали гада, который это сделал. Если вам
понадобится Перл Ювелл, она сидит с моей женой в гостиной. В жутком состоянии.
— Местные жители сильно рассержены, — заключил Маркби, усевшись в темной каменной нише.
Кругом на кожаных шнурках висели на стенах и потолочных балках конские подковы. Интересно, кто их чистит, подумал инспектор, глядя на
Мередит, сидевшую напротив в слабом свете из маленького запыленного окошка. Она на секунду зажала ладонями рот, потом тихо сказала, глядя не на
собеседника, а на тускло мерцавшие золотом подковы над его головой:
— Не сердились из-за убийства Филипа…
— Он был нездешний. Чужой. Они его считали чужим. — Маркби помолчал. — Почему вы вчера не вернулись в ректорий?
— Устала… Не хотела садиться за руль. Не хотела ночевать в деревне. Честно признаюсь, никогда не видела такой страшной деревни…
— Что в ней страшного? — спросил он. — Чего вы боитесь — деревни или деревенских жителей?
— И деревня, и жители… абсолютно бездушные.
Он помолчал. Она поставила локти на круглый столик, стоявший между ними, уткнулась подбородком в ладони. Блестящие темные волосы
завесили щеки.
— При нашей последней встрече, Мередит, — сказал он, слыша, что собственный голос звучит как-то странно, словно застревая в горле, — я вас
просил предоставить мне вести следствие. Вы обмолвились, что машину оставили у библиотеки, поэтому я туда вчера зашел, выяснил, что вы там
делали. Разговаривали с библиотекаршей, с миссис Хартмен, которая сообщила вам кое-что интересное. А вы мне об этом не рассказали. Почему?
Она презрительно взглянула на него ореховыми глазами в обрамлении густых ресниц.
— Знаете, иногда с вами трудно быть откровенной.
— Прошу прощения… — вздохнул он с легким нетерпением. — Тем не менее надо было рассказать. Кстати, не заходили заодно поболтать со
стариком Бертом?
— Заходила. Он по-прежнему говорил намеками, но ничего конкретного, лишь признался, что нашел на кладбище мертвого кота Лорримера и
бросил в костер из боязни навлечь на себя подозрения в его гибели. — Мередит помолчала. — Высказывал туманные обвинения в адрес Филипа. Насчет
женщин и прочего. Отмечал, что Филип был завсегдатаем бара в «Мышастой корове». — Она помолчала. — Сказал, что советовал ему скопить деньги
на покупку нового фургона.
— Ах да, — кивнул Маркби. — Насчет фургона я уже выяснил. Он ржавеет на свалке у мистера Крокера.
Ореховые глаза заледенели.
— Старик Берт был не самым симпатичным человеком на свете, — тихо сказал инспектор. — И деревня не самая мирная. И паб не из лучших. Хотя
все они хороши в своем роде. Старику было за восемьдесят, он здесь всю жизнь прожил. Вполне заслужил смерть в собственной постели или на
картофельной грядке, но только не разбитый череп…
— Удар сильный был? — еле слышно спросила она.
— Не совсем. Его нанес не обезумевший убийца, если вы это имели в виду. Пара крепких ударов… один достиг цели. Все равно что разбить маску
из папье-маше.
Мередит содрогнулась.
— Подумайте об этом, — посоветовал Маркби, хоть в том не было необходимости. Она непременно об этом подумает.
Он наблюдал, как Мередит встала и вышла из ниши. При таком росте ей пришлось пригнуться под потолочными балками. Инспектор вздохнул и
пошел посмотреть, готова ли миссис Ювелл побеседовать с ним.
Глава 13
Лючия с окаменевшим лицом впустила Мередит в дом, сняла с нее пальто. В ответ на заданный вопрос проворчала:
— Синьора отдыхает в своей комнате. Плохо себя чувствует. Голова болит. Я ромашку заварила. — Черные глаза воинственно взглянули на
Мередит. Кухарка явно пренебрегла рутинной процедурой, в ходе которой каждый день выщипывала черные волоски на верхней губе, где ныне
образовались заметные усики.
— Я сама отнесу, — спокойно и твердо объявила Мередит.
Лючия неохотно с ворчаньем посторонилась, но спорить не стала.
Мередит медленно поднималась по лестнице с плескавшейся в чашке желтоватой жидкостью. На площадке услышала щелчок открывшейся двери.
На пороге в разлившемся свете появился Альби Эллиот.
— Оставьте, — тихо сказал он.
— Ева ждет чай.
— Да ладно вам, — укоризненно хмыкнул Эллиот. — Вы же знаете, я не про чай.
На лестничной площадке воцарилась тишина. Мередит поставила чашку на столик, шагнула к нему. Он повернулся, она вошла за ним в комнату.
Альби плотно закрыл дверь, они встали друг к другу лицом. Он выглядел точно так, как при их первой встрече, — маленький, аккуратный,
прилизанный. Похоронная бледность и гладкость кожи служили свидетельством его собственных способов самоуспокоения.
— Вы не ошиблись, — сказала она. — Лорример в самом деле все это держал при себе.
— Конечно, не ошибся, Мередит. Как и по многим другим вопросам. Идите, а я Еве чай отнесу.
Она качнула головой:
— Нет. Мне надо с ней поговорить.
— Не надо, — возразил он.
— Обязательно.
Альби легонько вздохнул.
— Слушайте, никогда не задавайте вопросы, не добывайте информацию. Хорошие вести рано или поздно дойдут, а чертовски плохие кому хочется
слышать? Начнешь спрашивать — получишь ответы. Дело в том, что они не всегда ожидаемые или желанные. Можно узнать гораздо больше, чем
думаешь. Вам никогда это в голову не приходило? Ну и не надо, милочка, бросьте.
— Не могу.
Его терпение лопнуло. Бледное лицо вспыхнуло, оживилось, передернулось.
— Тогда, ради бога, подумайте обо мне! Она мне нужна! Она должна сниматься! С ней мы заграбастаем кучу денег, а без нее в трубу вылетим,
детка! — В горячке культурное произношение улетучилось вместе с невозмутимым спокойствием. От Альби повеяло совсем другой жизнью в
многоэтажных многоквартирных домах с железными пожарными лестницами, где бешено носятся ребятишки, на углах толпятся юнцы, в общественных
уборных из рук в руки передаются пакетики, матери-проститутки ловят клиентов, отцы, если они вообще есть, никогда не работают. Видно, он сильно
боролся за то, что имеет, и теперь готов драться, чтоб не скатиться обратно в болото. Но понял, что проиграл этот раунд. Злобное выражение сменилось
отчаянным, потом испуганным.
— Я все равно повидаюсь с ней, Альби. Лучше прямо сейчас!
— Пожалеете, — мстительно объявил он. — И не надо на меня кричать! Вы сильно пожалеете, хотя так вам и надо! — Казалось, он вот-вот
заплачет. — Почему вы не оставите все как есть, черт возьми?..
Мередит снова вышла на лестничную площадку, взяла чашку с остывшим чаем.
— Ева! — Она стукнула в дверь и повернула ручку, не дожидаясь ответа.
Эллиот выглядывал из своей комнаты, наблюдая за ней, но не вмешиваясь. Ненавидящий взгляд впился между лопатками, как стрела, но его
ненависть была бессильна. Точно так же, как ненависть Филипа Лорримера.
Ева сидела в нише под окном на диванчике, поджав под себя ноги, глядя в сад слепыми фиалковыми глазами. Мягкое позднее солнце освещало
безупречно белые брюки. В той же ослепительно-розовой блузке она выглядела, как обычно, яркой картинкой с конфетной коробки, если не считать
темных кругов под глазами. Мередит поставила на столик чашку с отваром ромашки.
— Очень жаль, что тебе нездоровится. Вот, Лючия питье приготовила… — Она умолкла, слова беспомощно повисли в воздухе.
Ева оглянулась с легкой улыбкой:
— Спасибо.
— Ты что, джин пила?
— Не могу пить, голова болит.
Черт побери, подумала Мередит. Что происходит? А вслух сказала:
— Извини, что вчера не вернулась.
— Ничего, — ответила кузина тем же тихим грустным тоном. — Не имеет значения.
— Возможно, имело бы. — Мередит шагнула к викторианскому камину, выкрашенному белой лаковой краской и служившему исключительно
декоративной деталью. Однако, хотя в нем никогда прежде не разводили огонь, в топке догорали клочки бумаги, превращаясь в пепел. — Значит,
нашла, — медленно проговорила она. — Больше от оригиналов ничего не осталось? От письма и снимков?
Ева шевельнулась, взяла чашку с отваром ромашки.
— Нет. Фил нам угрожал и прятал их в сарае у глупого старика. Я обыскала коттедж, мастерскую, даже не представляла, где он их держит. Потом
вспомнила, что Сара рассказывала о сарае. Фил туда заходил и описывал ей жуткий хаос. Тогда я и подумала, что ему надо было держать письмо с
фотографиями под рукой. Сарай старика — идеальное место. Кроме хозяина, там никто не бывал, а Берт годами ничего не трогал. В его отсутствие Фил
мог зайти туда в любой момент. Просто сунул конверт под крышу, и все.
— Правильно догадалась, — подтвердила Мередит. — Только Берта не надо было убивать.
— Я и не собиралась, — горестно призналась Ева. — Я не виновата. Господи помилуй, было два часа ночи! Старый дурак должен был спокойно
спать в постели! И вдруг появился, как огромный гоблин, направил фонарь мне в лицо. Но я даже тогда не хотела его убивать. Показала бы конверт,
объяснила бы, что Фил там его спрятал… А он начал на меня орать, нес какую-то чушь, обзывал Иезавелью[29] и проституткой! — возмущенно
восклицала Ева. — Я тебя умоляю! Толковал про Содом и Гоморру, [30] говорил, пора знать в мои годы… Я объявила старому дураку, что понятия не
имею, о чем идет речь. А он сказал, что видел, как я рано утром выходила из коттеджа Филипа, и хорошо понял, что это дурно пахнет. Сказал, я гожусь
ему в матери, хуже того, наверняка знаю, как он домогается моей дочки, потом снова талдычил про Содом и Гоморру… Ох, какая досада!
Ева безнадежно умолкла, сцепив руки. Мередит села с ней рядом на пуф.
— Но ведь он все неправильно понял, да, Ева?
— Конечно! У нас с Филом не было любовной интрижки. И быть не могло! Сара тоже ничего подобного не допустила бы! Поэтому скандалы,
которые Фил закатывал из-за ее помолвки, казались полным бредом. Но пойми, я никак не могла допустить, чтоб старик повсюду разгласил, будто видел
меня рано утром у задних дверей Фила! Если бы Алан Маркби услышал, сразу же понял бы, что к чему…
— Скажи, чего требовал Фил?
Ева изящно пожала плечами:
— Разумеется, денег, чего же еще? Обыкновенный шантаж. У него было письмо и снимки, он прислал мне копии. Хотел сначала погубить Сару,
потом других шантажировать. Поэтому, видишь, я его справедливо убила. Он жутко досаждал. Мысль о яде подала кошмарная жена ужасного майора
Локка. В садах завелась всякая живность, лисы и прочее, она нашла отравленную лису, подняла страшный шум. Я задумалась о ядах и вспомнила, как
много лет назад Лючия рассказывала о смертельно опасных травах. Я не стала к ней обращаться, начала самостоятельно экспериментировать. Купила
маленьких забавных песчанок в зоомагазине в Бамфорде, поместила в нашей допотопной конюшне. Никто туда не заходит, даже мистер Ювелл, когда в
саду работает. Песчанок было очень легко отравить, я попробовала на кролике. Поняла, что человеку нужна существенная доза. Знала, что Фил пьет
много молока, начала подливать в бутылки рано утром, сразу после доставки. Он каждый день принимал какое-то количество, яд накапливался в
организме. Даже если б Лючия догадалась, все равно ничего не сказала бы. Она предана мне всей душой.
— Берт увидел, по ошибке подумал, будто ты тайком выбираешься с черного хода из коттеджа Фила после грешной любовной ночи…
— Да. Я тебе говорю, старый дурак вставал очень рано, одержимый мыслями о грехах и сексе. Это в его-то возрасте! Гадкие рассуждения про
Содом и Гоморру… По-моему, совсем из ума выжил. — Ева укоризненно посмотрела на Мередит. — Ты меня чуть-чуть не застала. В то утро я нашла
Филипа мертвым раньше тебя. Он еще не умер. Лежал на полу в мастерской, задыхался, изо рта шла пена. Смотреть было страшно. Но я видела — он
умирает. — Ева нахмурилась. — Даже не думала, что это будет так долго. Решила обыскать коттедж, пока кто-нибудь не пришел. По крайней мере,
надеялась успеть. Начала искать, и тут, веришь ли, из своего дома вышел глупый старик, заорал на кота. Вел себя непотребно, шарил в кустах, поднял
дикий шум. Я побоялась, что он меня увидит, выскочила из кухонной двери, пока он бегал за котом, вернулась по тропинке в свой сад, заперла калитку,
направилась к дому. И тут увидела тебя! — Фиалковые глаза широко открылись. — Ты шла по саду. Мне пришлось в кустах спрятаться. Ты шла прямо на
меня. Открыла дверь, вышла на аллею. Я знала, что ты найдешь Филипа. Помчалась в дом, поднялась наверх. Слышала, как ты вернулась, звонила
Питеру Расселу. Потом миссис Ювелл завопила на лестнице: «Ох, господи, мисс Оуэнс, не знаю, что стряслось в мастерской!..»
Мередит вздохнула.
— Глупый старик, — с сожалением проговорила Ева. — Знаешь, он меня видел. Прошлой ночью, когда обозвал Иезавелью, еще всякого наговорил,
заявил, что видит меня по утрам, крикнул, что видел и в день смерти Фила… Видел, что я была в коттедже… Мне пришлось его убить, Мерри!
Ева стремительно подалась вперед.
— Ты же понимаешь, правда? Надо было заткнуть рот старику, надо было избавиться от Фила. Я не хотела ни того ни другого. Но они меня оба
достали. Надо было заставить Филипа молчать. У Джона Лейзенби благопристойная семья, он сам всячески уклоняется от неприятностей, после
скандала ни за что не остался бы с Сарой. Я не могла платить Филу большие деньги. У меня их нет. Знаю, кажется, будто есть, а на самом деле нет.
Только то, что Роберт оставил. Поэтому мне так нужна была роль в мыльной опере Альби, я пошла бы на все, чтоб ее получить! Фил такой же, как
Хьюго, этот тип мне отлично известен. Им на все наплевать, особенно когда они понимают, что не получат желаемого. Как только Филип понял бы, что
я не буду — не могу — платить, неизвестно, на что он решился бы ради мести. Я боялась, что он расстроит свадьбу. Явится в церковь и на вопрос
викария, не знает ли кто-то причин, препятствующих заключению брака, все выложит. Или после свадьбы начнет требовать деньги у Сары. Будет
преследовать бедную девочку, присосавшись пиявкой. Высосет до смерти. Как всегда. Думаешь, я не знаю? Если они тобой завладели, уже не отцепятся.
Мне пришлось отдать Хьюго все до последнего цента, чтобы он дал развод и исчез. Поэтому у меня ничего нет, кроме денег Роберта. Остальное забрал
Хьюго, без конца надо мной потешался, над моей беспомощностью. Думаешь, я позволила бы Саре пройти через это?
— Зачем ты платила ему за развод? — спросила Мередит, припоминая слухи и рассказы Евы о неописуемом поведении ее второго мужа. — У тебя
было имя, солидное положение, он был полным ничтожеством, пил, бил тебя, изменял, не работал…
— Правда, — серьезно подтвердила Ева. — Но в суде я не могла ничего сказать, потому что он знал кое-что обо мне.
Солнце закрыла туча, в комнате потемнело, похолодало. В ушах Мередит прозвучал мрачный голос Эллиота: «Вы еще пожалеете…» Она
содрогнулась. Явившийся призрак стоял у нее за плечом. Глубоко в душе она знала, что на следующий вопрос получит ужасный ответ, которого слышать
не хочет, но должна услышать.
— Что знал, Ева?
— Что я застрелила Майка. Хьюго каким-то образом догадался и предупредил, что, если я хочу вываляться в грязи, он с радостью поможет. В конце
концов, устав от меня, устав меня мучить, он забрал деньги и ушел. Оставил меня без гроша. Хотя я так радовалась его исчезновению…
— А я думала, какой-то наркоман… — прошептала Мередит.
— Да нет! — Ева села, спустила ноги на пол, даже оживилась. — Вовсе нет. Понимаешь, я хотела, чтобы Майк вернулся к нам с Сарой. Он все
твердил, что надо подумать, я надеялась на счастливый исход. В тот вечер мы пришли к нему в квартиру, выпили, и тогда он сказал… он сказал… —
недоверчиво повторяла Ева, — что подумал и не вернется. Никогда. Мерри, он нашел другую! Она была ему дороже нас с Сарой!
Мередит крепко зажмурилась. В голове билась боль. Перед глазами газетными шапками плыли строчки последнего письма Майка.
«Мерри, я не знаю, что делать, только хочу найти правильное решение. Знаешь, я больше не люблю Еву, но у нас есть ребенок. Ради Сары
надо еще раз попробовать. Хотя я вряд ли смогу вновь стоять в стороне, глядя, как Ева играет напропалую, а она точно будет играть, зная, что я
надежно заперт в стойле. Честно сказать, даже не понимаю, зачем пишу тебе после тех планов, которые мы с тобой строили. Прошу тебя,
милая, потерпи, постарайся понять. Вскоре я все улажу так или иначе…»
Уладил, подумал, решил, выбрал ее, Мередит. И это привело его к смерти.
— У меня в сумочке был пистолетик, — рассказывала Ева певучим звонким голосом, как читающий стихи ребенок. — Перед нашим приездом было
несколько нападений на женщин, поэтому Майк купил мне дурацкий игрушечный пистолет. Тогда мы еще жили вместе. Видно, он о нем совсем
позабыл. Я жутко разозлилась, выхватила его, прицелилась. Майк сказал, очень глупо, я все равно не выстрелю. Но я выстрелила, просто чтобы ему
показать. Просто чтоб показать, что нельзя меня вот так бросить! — Ева возмущенно повысила тон, лицо стало яростным, злобным, губы задрожали,
глаза засверкали. — Он упал замертво. Очень странно. То есть я ведь не метко стреляю. Я не виновата. Несчастная случайность. Меня никто не видел, я
пришла с Майком, у него были свои ключи. Поэтому я вымыла стаканы, убрала бутылку, вытерла пистолет, выскочила на улицу, бросила его в мусорный
бак.
Она вздохнула.
— До чего противные люди! Занимались бы своими делами… Откуда я знала, что маленький дурачок явится к своему дяде, швейцару, за деньгами,
начнет шарить в мусорных баках, отыскивая что-нибудь на продажу? В конце концов, в тюрьме ему лучше, потому что он принимал наркотики, воровал
и всякое такое. Не имеет значения, что его обвинили в убийстве.
— Ты чай не выпила, Ева, — без всякого выражения заметила Мередит.
— Выпью, — спокойно ответила Ева, взяв чашку.
Мередит тяжело сглотнула.
— Ты много пережила за последнее время. Я сейчас позвоню Питеру Расселу, попрошу приехать, дать тебе успокоительное.
Ева обдумала предложение.
— Правильно, милый Питер знает, что надо дать. Я плохо сплю. Очень устала. Хочу заснуть.
Мередит тихо закрыла за собой дверь. Эллиот стоял в ожидании в дверях своей комнаты, скрестив на груди руки.
— Я вас предупреждал, — тихонько сказал он. — А вы не послушались. А я вам говорил.
— Вы все знали, — задохнулась Мередит и с трудом продолжила: — Знали, что она убила Майка…
Эллиот вздернул до ушей тощие плечи.
— Конечно. Снимал фильм в то время. Однажды вечером всем вам об этом рассказывал. Ева ко мне пришла после убийства. Что-то бормотала, а
когда я ее успокоил, то понял, что, если она сумеет взять себя в руки, никто ничего не сможет доказать. К тому времени она уже сообразила, что надо
вымыть стаканы, бутылку, избавиться от пистолета. Об оставшихся в квартире Майка отпечатках можно было не беспокоиться — ведь они еще были
женаты. — Эллиот нахмурился. — Ева в самом деле не верила, что он готов на развод. Ей было очень тяжело.
— Каждому было бы тяжело, — угрюмо согласилась Мередит.
— Если бы вы сейчас не вмешались, — горестно заключил Эллиот, — сидели бы тихо, не поднимали шума, мы бы снова выбрались. Но не тут-то
было. — И, не дожидаясь ответа, сокрушенно добавил: — Очень жалко. Хуже того — глупо. По-настоящему глупо. — Он повернулся, зашел в комнату,
закрыл за собой дверь.
* * *
После звонка Мередит Питер Рассел выехал из бамфордской больницы, обещав поспешить и приехать минут через двадцать. Казалось, она целую
вечность сидела в гостиной, глядя на портрет Евы, видя не Еву, а кого-то другого, незваного, кто стоял там невидимо, но ощутимо. Прошлась по комнате,
стараясь прогнать ощущение, но призрак неотступно следовал за ней, поэтому она, в конце концов, села на диван, не сводя глаз с портрета, представляя,
как Филип Лорример швыряет в него лампу в ярости, горе, отчаянии.
Конечно, когда уйдут нестерпимые мысли, станет еще хуже. Придет чувство вины. Вновь вернется.
Она с облегчением услышала вой охранной системы, вскочила, бросилась к двери, опережая Лючию, заверив ее на бегу:
— Все в порядке, доктор Рассел приехал. Я вызвала его по телефону к мисс Оуэнс на всякий случай.
— Не нужен ей никакой врач, — мрачно сказала Лючия. — Я сама позаботилась. — И пошла обратно на кухню, выражая каждым своим движением
негодование.
— Что случилось? — выдохнул Рассел, протиснувшись мимо Мередит в коридор.
Она молча кивнула в сторону гостиной, решительно постаравшись взять себя в руки, и, когда они прошли туда, прямо сказала:
— Поднимитесь наверх к Еве. Она… очень расстроена. И побудьте, пожалуйста, здесь какое-то время… — Мередит замолчала, встряхнула темными
волосами, стойко выдержала любопытный враждебный взгляд, — до приезда полиции.
Рассел вздрогнул.
— Из-за Лорримера? — уточнил он изменившимся голосом, и Мередит догадалась, что он сразу подумал о Саре.
— Да. Он пытался Сару шантажировать. Угрожал ей. Ева изо всех сил старалась выдать ее за Лейзенби. Сама отчаянно хотела уехать в Штаты,
сыграть дурацкую роль в мыльной опере. По-моему, она чувствовала вину перед Сарой, которую действительно любит. Ведь она ее мать… — Мередит
замолчала. В конце концов, о чем говорить? Ничто не оправдывает убийство. Хладнокровное, старательно продуманное и спланированное убийство. В
отличие от инстинктивного, вынужденного убийства несчастного слабого старика.
Бледное лицо Рассела стало мрачным.
— Это правда? — недоверчиво переспросил он.
— Правда, Питер. Она мне сама рассказала. Я еще не звонила в полицию. Хотела, чтобы вы сначала приехали. Вы ей нужны. Знаете, она не совсем
нормальная. Суд ведь это учтет?
— Хороший адвокат постарается, чтобы учел. — Рассел по-прежнему пристально разглядывал Мередит. — Если хотите, я позвоню.
— Нет, я сама должна позвонить, — ответила Мередит. — Знаете, она не считает, что сделала что-то плохое. Себя не обвиняет. Во всем виноваты
другие.
«Возможно, это и мой случай, — подумала она. — Если бы я вчера вернулась, старик Берт был бы жив. Если бы не призналась Майку в любви, он
тоже был бы жив. Но если бы да кабы, по мнению инспектора Маркби, не считаются».
— Дело в Саре, — сказала она. — Я за нее боюсь. Если Лейзенби ее бросит, она на куски развалится.
— Я о ней позабочусь, — уверенно посулил Питер Рассел.
Если она позволит, мысленно оговорилась Мередит.
Возможно, позволит со временем. Она посмотрела вслед Расселу, который поднимался по лестнице, схватила телефонную трубку, набрала номер
бамфордской полиции, гадая, решилась бы на такое, если б не Майк. По вполне справедливому заявлению Евы, подтвержденному Аланом Маркби,
Филип Лорример был грязным мелким шантажистом, а Берт не самым симпатичным стариком на свете. Обоих никто не оплакивает. По последнему не
горюют даже Перл и Уолтер. Они ошеломлены неожиданной смертью, и только. Огласка, суд, скандал окончательно погубят Сару. Лейзенби испарится
в клубах пыли. Если Сара примет утешения Рассела, то не надолго. После чего он тоже почувствует себя обманутым. А еще есть Альби… Разумеется, он
увезет Еву в Штаты, будет за ней присматривать. И никто ничего не узнает. Может быть, положить телефонную трубку и все позабыть? Убедить Рассела,
что Ева наговорила всего в бреду, что она уедет в Штаты, снимется в сериале и все будут счастливы, никто больше не пострадает…
В трубке раздался голос, и Мередит автоматически попросила соединить ее со старшим инспектором Маркби. Прижав к груди телефонную трубку,
она громко проговорила в пустой комнате:
— Только ради тебя, Майк… Чтобы все было по справедливости…
— Мередит, это вы? — спросил Алан Маркби.
Мередит открыла было рот, но ничего сказать не успела, потому что вокруг поднялась суета, по лестнице застучали шаги, в распахнувшуюся дверь
влетел Питер Рассел с обезумевшими глазами, подскочил к ней двумя прыжками, крикнул:
— Вызывайте скорую, черт побери!
Мередит застыла, глядя на него. Слабый искаженный голос Маркби гудел в трубке:
— Мередит, что там за чертовщина у вас происходит?
— Дайте сюда! — рявкнул Рассел, протянув руку.
— Нет. — Мередит очнулась от паралича. — Я говорю с инспектором Маркби. — И добавила: — Нам нужна скорая, Алан. И вы. — Рука дрогнула,
Мередит вновь лишилась самообладания. — Ради бога, скорей приезжайте. Вы мне нужны.
Глава 14
— Ох, боже, чай… — шепнула Мередит. — Что-то было подсыпано в чай…
Ева лежала на диванчике, где она ее оставила, только голова запрокинулась, изумленные фиалковые глаза широко распахнуты, губы открыты, лицо
и тело застыли. Тонкие пальцы одной руки, унизанные кольцами, вцепились в розовую атласную блузу на груди, словно она хотела ее разорвать, сделать
отчаянный последний вдох. На столе стояла пустая чашка из-под отвара ромашки. Мередит инстинктивно протянула к ней руку. Питер Рассел ее
оттолкнул и выпалил:
— Не трогайте! — Она в ужасе отшатнулась, он поспешно продолжил: — Что она приняла? Таблетку, порошок? Еще можно что-нибудь сделать…
есть слабый пульс. Сейчас приедет скорая, выяснится, что она приняла!..
Мередит перебила его, тряхнув головой:
— Вы ничего не поняли. Я не утверждаю, будто Ева сознательно приняла снотворное, наркотик. Наверняка она не сама его приготовила. Я имею в
виду Лючию. Лючия подлила в чай какое-то снадобье!
— Повариха?! — изумился Питер Рассел. — Объясните, зачем надо было кухарке травить Еву Оуэнс?
— Синьорина права, — прозвучал сзади бесстрастный низкий голос. Мередит с доктором оглянулись на Лючию, которая, вся в черном, с
триумфальным видом стояла в дверях. — Но я ее не травила — спасала. Знаю, что она сделала, — кивком подтвердила кухарка. — Поняла про яд, как
только услышала, что парню плохо, а после его смерти догадалась, что это ее рук дело. Никому не сказала. Он был очень плохой. Грозил ей и малышке,
приходил сюда, поднимал шум, скандалил. Обе мои девочки страшно боялись. Я решила как-нибудь его отвадить. Когда он заболел, поняла, что делать
ничего не придется. — Лючия ткнула пальцем в распростертое тело Евы. — Она сама все сделала. Мне оставалось только ждать. Вы бы все равно
узнали. Я бы вам никогда не позволила ее забрать, бросить в тюрьму вместе с дурными женщинами. Нельзя сажать в клетку такую красивую птичку. Не
вините ее. Очень злой и плохой молодой человек ее мучил, преследовал… он должен был умереть!
— Ох, — прошептала Мередит, — а я думала, вы имели в виду Ральфа Хитербриджа! Не поняла…
— Она не страдала. Я все сделала как надо, — гордо объявила Лючия и вышла из комнаты.
— Что ты подлила туда, старая ведьма? — заорал Рассел, бросаясь за ней.
— Она не скажет, Питер, — ровным тоном проговорила Мередит. — Зря теряете время. — Она опустила взгляд на прекрасное удивленное лицо
кузины. — Прощай, Ева. Все погибло, отчасти по моей вине. Очень жалко. Прости.
Показалось, будто фиалковые глаза на мгновение расширились как бы в ответ на ее слова. Впрочем, это была либо игра воображения, либо
предсмертный мышечный спазм.
Маркби приехал одновременно со скорой. Еву провезли на каталке мимо Лючии, которая с бесстрастным видом сидела в холле.
— Займитесь кухаркой, — тихо велел Маркби шедшему рядом с ним Пирсу. — Уведите, предъявите обвинение в сознательном и намеренном
применении… Ну, сами знаете.
Пирс совсем приуныл, хотя у него это было не первое убийство, и направился к презрительно глядевшей на него Лючии. Тут на лестницу выскочил
Альби Эллиот, о котором все как-то забыли, с выпученными глазами, с перекошенной физиономией. Издал невнятный вопль бесноватого, кубарем
скатился по ступеням, на мгновение замер, дико глядя вслед санитарам, и с проклятиями бросился к кухарке. Руки его рванулись к аккуратно уложенным
густым прядям волос, выхватили шпильки, так что волосы свободно рассыпались. Он размахнулся, ударил женщину в глаз, она вытянула смуглую руку,
прикрылась, Маркби, Рассел и Пирс поспешили вмешаться.
— Ничего, ничего, сэр, — утешительно пропыхтел Пирс, умело обездвижив Эллиота.
— С ума сошел от горя, — пробормотал Маркби. — Я уже такое видел. Можете дать ему успокоительное? — обратился он к Питеру Расселу.
— Только если сам попросит.
Эллиот вдруг умолк, обмяк, перестал брыкаться.
— Черт побери… — выдавил он со слезами. — Черт побери… Черт вас всех побери…
* * *
После прекрасного бабьего лета день похорон был сырым и промозглым. Провожающие собрались на открытом кладбище на северной окраине
Оксфорда под туманной моросью, на холодном ветру. Слова священника у могилы наполовину заглушал шум дорожного движения на Банбери-роуд.
Еву хоронили рядом с Робертом Фрименом. Мередит все казалось нереальным. Трудно поверить, что в гробу лежит кузина. Трудно представить, что
она вдруг не появится среди собравшихся, элегантная и блистательная, мило благодаря за дивные цветы. Цветов очень много. Ева была бы довольна.
Невзирая на обстоятельства, в толпе много известных личностей, и это ей тоже было бы приятно.
Сара с красными глазами, одеревеневшим от горя лицом, с длинными светлыми волосами, забранными в конский хвост, больше прежнего походила
на школьницу. Питер Рассел, тоже убитый горем, хоть по другой причине, торчал у нее за плечом верным заботливым стражем. Джонатан Лейзенби
отправился в срочную непредвиденную деловую поездку, как и следовало ожидать. Официально свадьба отложена из-за похорон, хотя всем известно,
что она отложена навсегда. Плакал только один человек, Альби Эллиот, фактически вообще единственный плакавший над могилой. Он стоял в стороне
в одиночестве, с непокрытой головой под дождем, стискивая букет красных роз. Слезы на побелевших щеках смешивались с дождевыми каплями.
Мередит пробовала поговорить с ним, но он только таращился на нее, будто она выражалась на каком-то незнакомом, чужом языке.
Она неуклюже шагнула вперед, балансируя на доске, лежавшей в грязи вдоль открытой могилы. Яма была обтянута зеленым сукном, которое
скрывало от зрителей свежевскопанную землю. Запачкав поспешно купленные черные перчатки, Мередит набрала горсть грязной земли и бросила в яму.
Ком глухо стукнул в крышку гроба над бронзовой пластинкой.
Вот и все. Большинство людей уже разошлись. Поодаль в ожидании стояли могильщики, промокшие и напоминавшие ворон на заборе. Рассел
тронул Сару за локоть — пора уходить. Эллиот, еле сдерживая рыдания, судорожно рванулся вперед, бросил букет в могилу, произведя не драматическое
или романтическое, а причудливое и даже смехотворное впечатление. Так глубоки были его скорбь и отчаяние. Машины на Банбери-роуд сигналили без
зазрения совести, стараясь перегнать друг друга.
Мередит пошла к автомобильной стоянке между аккуратными рядами могил. На муниципальном кладбище царит полный порядок в отличие от
хаоса на деревенском церковном дворе. Из-за надгробия вынырнул Алан Маркби в черном галстуке и темном дождевике, которые всегда надевал на
похороны, и последовал за ней. Она стащила грязные промокшие перчатки, скомкала, швырнула в урну. Потом взглянула на него.
— У меня в машине термос с кофе, — сообщил он.
— Очень предусмотрительно.
— Не моя заслуга. Мне его привезла сестра, Лора. Сказала, пригодится. Иногда она бывает чересчур заботливой.
Они уселись на передних сиденьях его неудобной отсыревшей машины, пили кофе из пластиковых стаканчиков, тоже присовокупленных
заботливой Лорой, которая по неким собственным соображениям предусмотрительно запасла два. Кофе был переваренный, но горячий и живо разгонял
кровь. Мередит сжимала стаканчик обеими руками, грея ледяные пальцы, гадая, помнит ли Маркби ее отчаянный призыв по телефону в тот последний
катастрофический день. Вообще непонятно, зачем она его так страстно позвала. Глупо. Может быть, под влиянием ужасного момента. Хорошо бы он
забыл или не придал значения. Если то и другое ошибочно, остается надеяться, что он не упомянет об этом. Иначе стало бы совсем невыносимо.
Она сказала:
— Я отдала сержанту Пирсу куклу, которую Лорример прислал Саре. Если у вас имеется музей кошмаров, можно там ее выставить.
Маркби усмехнулся:
— Вам отлично известно, что ее надо было сразу отдать. Если бы вы ее предъявили, может быть, он остался бы жив, и она, кстати, тоже… Ох, боже
мой, мы уже через это проехали. Вы же знаете. — Он замолчал, проклиная свою молчаливость.
Она смотрела прямо перед собой в лобовое стекло, залитое дождем.
— Вы однажды сказали, что если бы да кабы абсолютно недоказуемы. Если б я вам рассказала о кукле и о бычьем сердце, о других вещах, найденных
Альби и предназначенных бедной Саре, вы бы выяснили, что их присылал Лорример, и что дальше? На суде он привел бы кучу диких оправданий, а
Лейзенби смылся бы, спрятался, бросив Сару на растерзание.
— Все равно это было бы лучше убийства, тем более двойного, как выяснилось. Лейзенби я здесь сегодня не вижу. Он в любом случае смылся бы.
Мередит приоткрыла дверцу машины, выплеснула остатки кофе, поставила пустой стаканчик у себя под ногами, пробормотала:
— Простите за все, — предоставив инспектору истолковывать извинение как ему будет угодно.
Он неловко дотронулся до ее руки:
— Мне очень жаль, что все так обернулось. Знаю, она была вашей кузиной, и поэтому не могу объективно обсуждать с вами подробности дела.
Хотелось бы вас хоть как-то утешить. Но это ведь невозможно?
— Нет. Впрочем, как и с любым другим горем. Привыкаешь с ним жить.
Маркби заерзал на сиденье, и Мередит к нему присмотрелась. Он смотрел на Альби Эллиота, ковылявшего среди могил к дальнему концу парковки,
где стояла его прокатная машина.
— Знаете, Альби понял, что посылки оставляет Лорример. А когда Филипу стало плохо, Лючия сообразила, что это работа Евы. То есть не я одна
умалчивала.
— Ну и ладно, — резко подытожил Маркби.
— Что будет с Лючией?
Он пожал плечами:
— Защита наверняка потребует смягчения наказания. Простая малообразованная женщина в чужой стране, сверхъестественно преданная хозяйке…
Действительно убила, но не по злому умыслу. Предъявят обвинение в убийстве, а учтут ли душевное состояние, не мне судить. Возможно, отправят не в
тюрьму, а в психиатрическую лечебницу. Меня тревожит мысль, что женщина, досконально разбираясь в ядах и совершенно не понимая, что хорошо,
что плохо, вновь окажется на свободе, тем более опять пойдет в поварихи! Но полиция просто ловит преступников, не имея никакого влияния на
решения общества.
— Наверно, начнет подмешивать в Пасадене не те травки в пиццу, если ей не понравится кто-нибудь из клиентов, — предположила Мередит и
пояснила: — Ева мне говорила, что у Лючии есть родственник, хозяин пиццерии, который зовет ее в помощницы.
— Вот как… Ох, черт побери, — тихо вымолвил Маркби, — вижу, там еще фотокорреспондент шатается у кладбищенских ворот.
— Ну и пусть, — устало вздохнула Мередит. — Еве было бы приятно. Она огорчилась бы, если б тут не было репортеров. Даже хорошо, особенно в
такой скорбный день. У нее было много друзей в своей сфере.
— Думаю, Рассел позаботится о малышке Саре. Теперь я не выдал бы ее за Лейзенби. Как вы думаете, Ева меня выбрала для того, чтобы
полицейский прикрыл ее во время следствия по делу Лорримера?
— Думаю, она выбрала вас за красивую внешность и за то, что ваша фамилия красуется на многих надгробиях на церковном дворе. Не хочу вас
обидеть, просто говорю объективно.
— Честное признание. Знаю, она меня выбрала не за то, что я был ближайшим другом Боба Фримена, которым никогда не был.
— Не надо было Фримену заказывать Филипу ее портрет, — задумчиво проговорила Мередит. — Возможно, с того все началось. Еще до знакомства
с Сарой он питал надежду, очарованный одним из членов семьи. Теперь Рассел влюблен в Сару. Надеюсь, это к лучшему.
— Возможно, — буркнул Маркби, по ее мнению, на редкость неделикатно. — Всегда кто-нибудь подвернется. Она обязательно найдет плечо, на
котором можно выплакаться. Не волнуйтесь за нее.
— Все равно ничем помочь не могу. Ей почти двадцать. Получит деньги, оставшиеся от Боба Фримена. — Мередит занялась делом, заталкивая в
пакет термос Лоры вместе со стаканчиками. На ее стаканчике красовался мультипликационный кролик Баггс. — Знаете, я сама пробовала открыть
молочную бутылку так, чтобы крышку потом можно было обратно надеть как ни в чем не бывало. Нисколько не трудно, особенно длинными ногтями.
Тогда в голову и закралась мысль, что Лорримера убила женщина. — Она вздохнула и воинственно заявила: — Как же я ошибалась насчет Филипа
Лорримера! Полная идиотка! Часто имею дело с людьми, которых никогда раньше не видела, вынуждена судить об их порядочности и надежности,
решать, говорят они правду или водят меня за нос. Тем не менее клюнула на обманчиво обаятельную мальчишескую улыбку…
Маркби ей улыбнулся:
— Не успели узнать его настолько, чтобы переменить мнение. Он был не простым мелким жуликом, а шантажистом высокого класса, и я с
полицейской точки зрения могу только радоваться, что Лорример занимался гончарным делом и случайно совершил преступление, что для него плохо
кончилось.
Мередит согласно кивнула, однако заметила:
— Как ни странно, он мне все равно кажется симпатичным молодым человеком. Как будто был хорошим, а потом стал плохим. Действительно
трагично, что такой парень может озлобиться и испортиться.
— Иногда обстоятельства доводят до крайности, — сказал Маркби. — Возможность причинить зло притягательна. Лорример служит хорошим
примером. Первым делом хотел расстроить свадьбу Сары с Лейзенби. Постоянно к ней приставал, слал жуткие подарки вроде бычьего сердца и
тряпичной куклы. Грозился передать письмо журналистам, но, возможно, в конце концов не собирался выполнять угрозу. Если только хотел вернуть
Сару, то наверняка вскоре понял бы, что публикация письма и снимков навсегда отвратит от него девушку.
— Он нанес смертоносный удар, — медленно проговорила Мередит. — Может быть, из чистого презрения. Слегка съехал с катушек. Разыгрывал
мерзкие шутки. Кто знает, что он задумывал на самом деле?
— Как бы то ни было, — терпеливо пояснил Маркби, — сначала он хотел вернуть Сару. О деньгах пока не было речи.
— Потом у него сломался фургон, — подхватила Мередит, — невозможно было починить. Ерунда, мелочь…
— Только не для него. Ему была необходима машина. Перед Рождеством товар надо срочно доставлять в магазины, а он без грузовичка терял
заказчиков. Пересылать по почте невозможно — большие партии тяжелой керамики, да еще бьющейся. Вспомним про именные кружки. Он стремился
начать эту новую партию, сувенирные лавки были заинтересованы, а Лорример не имел возможности вовремя поставлять товар. Ему надо было срочно
купить машину, а для этого недостаточно десяти фунтов, которые Крокер заплатил за старую.
— Поэтому он решил пойти к Еве за деньгами.
— Да. И впервые понял, сколько можно выручить за письмо с фотографиями. Возможность легко раздобыть кучу денег так на него подействовала,
что он полностью преобразился. Лорример уже не был молодым свободным художником, которому нужны деньги только на пиво в «Мышастой корове»
или на покупку нового автомобиля. Тут ведь не только Ева, но и другие родители. Пара членов парламента, титулованные аристократы, видные члены
муниципального совета лондонского Сити — все готовы платить, чтоб неприглядные сведения об их отпрысках не просочились в прессу. Даже если бы
мы поименно их знали и допрашивали до посинения, вряд ли кто-то признал бы, что его шантажировали. Интересно знать, с кем он еще контактировал.
— Ему надо было сразу обращаться к другим, а не к Еве, — заявила Мередит. — Ей было нечем платить. Она могла дать какую-то сумму на новый
фургон, но понимала, что шантажист не отстанет. У нее уже был опыт с Хьюго.
Маркби кивнул:
— Да. Такие не оставляют свои жертвы в покое не только ради денег, а ради ощущения власти над ними. Просто чтобы знать, что некая известная
личность всецело находится у них в руках. Может быть, Лорример впервые в жизни почуял вкус столь выгодного положения. Ну, и зависть, конечно,
сыграла роль. Зависть человека, не сумевшего сделать карьеру, к тем, кто сделал. Возможно, он ненавидел Еву за намерение выдать Сару за Лейзенби,
возник мотив мести. Опасный молодой человек.
— А бедный старик Берт, — со вздохом добавила Мередит, — был совсем ни при чем. Просто видел, как Ева шмыгала у задних дверей Лорримера.
Заподозрил порочную связь…
— Естественно, — кивнул Маркби со слабой улыбкой. — Он принадлежал к поколению, которое никогда открыто не говорит о сексе, но постоянно
о нем думает и везде его видит.
«Точно так же, как я, — горестно подумал он. — Даже в таком неподходящем месте, в таких обстоятельствах. Хотя, несмотря на все людские
намерения, в конце концов, секс и смерть — главное. С ними не поспоришь».
Окна машины начали запотевать. Маркби подвинулся на пару дюймов, чтобы стекло прочистилось, и неловко пробормотал:
— Знаете, я надеюсь, когда все это кончится, мы останемся друзьями, будем как-то общаться… — Помолчав, он добавил совсем уже несчастным
тоном: — Хотя вам, наверно, захочется позабыть обо всем…
Мередит отвела глаза, понимая, что он с трудом заставил себя это вымолвить. В свое время об этом не могло быть речи из-за Майка. Но теперь
призрак Майка изгнан навсегда.
— Я этого никогда не забуду, — тихо сказала она. — Что касается нас с вами, Алан… пока слишком рано.
— Знаю. Просто пришлите открыточку, когда вернетесь, ладно?
— Обязательно, — улыбнулась она.
Инспектор улыбнулся в ответ:
— Может, как-нибудь вместе в Грецию съездим.
— Может быть.
— Ну, тогда подождем. Хорошо?
— Хорошо. Конечно, подождем.
Эпилог
Берта Ювелла похоронили на церковном кладбище, где он косил траву, в компании друзей его молодости. Это были первые похороны за последние
годы. Открыли могилу Ады, положили его рядом с ней, но не высекли на надгробии имя, потому что, как сказала Перл, в том не было необходимости.
Все знают, что там лежит дядя Берт.
Впоследствии оказалось, что родня правильно сделала, не потратив большие деньги на новый могильный камень. После Берта не нашлось
кладбищенского косильщика. Никто не умел работать косой, никто не соглашался работать за малую плату. Поэтому было принято решение сровнять все
могилы, а надгробия перенести в угол за церковью.
Время от времени муниципальный совет посылает туда грузовик с парой работников и бензиновой газонокосилкой. Один из них, привалившись к
стене, наблюдает, как другой разъезжает по выровненному погосту на миниатюрном тракторе, неаккуратно срезая выросшую траву. Под ней разлагаются
останки Берта Ювелла, постепенно превращаясь в землю, на которой он всю жизнь работал.
notes
Примечания
1
Конец века (фр.).
2
«Для писем» (нем.).
3
«Бино» — еженедельный комикс для мальчиков, издающийся в Британии с 1938 г. (Здесь и далее примеч. пер.).
4
Солиситор — стряпчий, поверенный, консультирующий частных лиц, фирмы и организации, выступающий в низших британских судах.
5
Ректорий — дом приходского священника, ректора или викария в англиканской церкви.
6
Имеются в виду времена правления короля Георга III (1760–1820), королевы Виктории (1837–1901) и короля Эдуарда VII (1901–1910).
7
Лига плюща — группа самых привилегированных частных колледжей и университетов на северо-востоке США.
8
Бронкс — северный район Нью-Йорка, превратившийся в 1970-х гг. в трущобный.
9
Том и Джерри — кот и мышонок из популярной серии мультфильмов.
10
Аэндорская волшебница — в библейской Первой книге Царств женщина, к которой обратился за пророчеством царь Саул, изгнавший со своей
земли колдунов и волшебников.
11
Последний удар, добивающий раненого (фр.).
12
Снупи — добрый мечтательный песик, персонаж популярных комиксов.
13
Лента Алисы — плотно охватывающая голову повязка на иллюстрациях Джона Тенниела (1820–1914) к книгам Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране
чудес» и «Алиса в Зазеркалье».
14
Джекил и Хайд — две противоположных стороны личности в повести Р.Л. Стивенсона, где добрый доктор Джекил периодически превращается в
злобного мистера Хайда.
15
«Бильярд с перекладиной» — популярный в пабах автомат-бильярд, где время от времени автоматически опускается перекладина и игра
прекращается.
16
Завтрак пахаря — хлеб с сыром, традиционное блюдо в пабах.
17
Перл — жемчужина (англ.).
18
Стоун — 6,34 кг.
19
«Юнион Джек» — обиходное название британского флага.
20
Король Великобритании Георг V правил с 1910 по 1936 г.
21
«Энтерпрайз» — звездолет из популярного телесериала «Звездный путь».
22
«Футлайтс» — «Огни рампы», любительское театральное общество Кембриджского университета.
23
Роковая женщина (фр.).
24
В Англии экзамен второго — повышенного — уровня сложности сдается по окончании шестого класса, его результаты учитываются при
поступлении в высшие учебные заведения.
25
Селфриджес — один из крупнейших лондонских универмагов.
26
Коллекция Уолласа, выставленная в лондонском музее, включает в себя выдающиеся произведения искусства, фарфор и французскую мебель.
27
Якобитский стиль дубовой мебели с прямыми линиями и богатой резьбой сложился во время правления короля Якова I в 1603–1625 гг.
28
Хеллоуин — канун Дня Всех Святых, 31 октября; символ праздника — выдолбленная тыква с прорезанными глазами и ртом, куда вставлены
горящие свечки.
29
Иезавель — в Библии распутная жена израильского царя Ахава.
30
Содом и Гоморра — в Библии погрязшие в грехе города, уничтоженные Богом.
Комментариев нет:
Отправить комментарий